Забрезжил рассвет, но солнца не было видно, вокруг висел густой туман. Саймон вскочил на ноги и глянул через плечо назад. Там высились два грубых столба из красноватого камня, и в просвете меж ними виднелся не городской двор… за ними тянулась тоже серо-зеленая болотистая равнина, уходящая в стену тумана. Петрониус не обманул, это был совершенно незнакомый ему мир.

Он дрожал от холода. Пальто он прихватил с собой, но шляпу забыл, влажные волосы липли к черепу, капли стекали с них на щеки и шею. Теперь у него была цель — отыскать какое-то укрытие. Саймон медленно огляделся. Никаких признаков жилья. Пожав плечами, он повернулся спиной к столбам и пошел — надо было куда-то идти, а ни одно направление ничуть не лучше остальных.

Он шлепал вперед по волглому дерну… Светлело, туман рассеивался, окрестности тоже переменились: появились красноватые скалы, крутые подъемы сменялись обрывистыми спусками. Изломанный контур горного хребта вдали — сколько до него миль, он пока не мог судить — обещал стать преградой на пути. Да и со времени последнего ужина прошло уже столько часов. Мимоходом он сорвал с куста лист, пожевал его, тот оказался терпким, но вкусным. И тут он услышал вдали звуки охоты.

Трубному визгу рога вторили заливистый лай и неразборчивые крики. Саймон перешел на бег. Выбежав на край оврага, он понял, что звуки близятся с другой стороны. С настороженностью бывалого солдата он припал к земле между двумя глыбами.

Первой из кустов на той стороне показалась женщина. Она бежала, мелькали длинные ноги, но было ясно, что преследование длится уже давно и она рассчитывает силы, чтобы хватило и на дальнейший путь. Оказавшись на краю оврага, она неуверенно глянула вниз. На фоне серо-зеленой листвы слоновая кость худощавого тела желтела, словно лучик зари, — истрепанные лохмотья почти не прикрывали ее. Она нетерпеливо отбросила длинные черные волосы, провела по лицу рукой. А потом припустилась вдоль края оврага, выискивая путь вниз.

Рог настойчиво затрубил, ему поддакнуло тявканье. Она непроизвольно вздрогнула, и Саймон даже привстал, сообразив, что она-то и есть объект мрачной травли.

И он вновь опустился на одно колено, пока она отрывала от терновника один из лоскутьев своего бывшего платья. Рывок ее был столь силен, что женщина, не рассчитав, полетела вниз с обрыва. Она и тогда падала молча, только судорожно вцепилась в ветви и постаралась отыскать опору ногами. И тут показались борзые.

Это были тощие белые звери, гибкие тела которых не мчались, текли к обрыву. Носы их были обращены к женщине, они заливались победным лаем.

Тело женщины изгибалось, отчаянно раскачивалось, она пыталась дотянуться до узкого выступа справа, по которому можно было бы опуститься вниз. И, быть может, она осилила бы и это, но как раз в этот момент появились охотники.

Оба они были верхом, всадник с рогом на перевязи через плечо остался в седле, спутник его спешился и размашисто зашагал к обрыву, пинками и шлепками отбрасывая собак с дороги. Когда он завидел женщину, рука его потянулась к поясу за оружием.

В свой черед увидев его, женщина оставила свои напрасные усилия и, побледнев, повисла на ветвях, подняв к убийце бесстрастное лицо. Ухмыляясь, он медленно доставал оружие, наслаждаясь беспомощностью жертвы.

Посланная Саймоном пуля попала ему прямо в грудь, вскрикнув, он дернулся, шагнул вперед и свалился с кручи.

Еще не смолкнул грохот выстрела и крик, как второй охотник, спрыгнув с седла, скрылся из виду, и Саймон понял, что у противника есть опыт. Собаки бесились, метались из стороны в сторону, заливаясь громким лаем.

В последней попытке женщина дотянулась до выступа и соскользнула по нему на дно ущелья, укрываясь среди камней и кустов. В воздухе что-то мелькнуло. Дюймах в двух от щеки в дерне подрагивала тонкая стрела. Второй охотник начал бой.

Десять лет назад Саймону приходилось играть в такие игры почти ежедневно, а, как он уже знал, если тело и мускулы что-нибудь усвоили, выученный урок забывается не скоро. Он забился поглубже, чтобы переждать… Собаки уже стали уставать, некоторые улеглись, тяжело дыша. Теперь все решало терпение, а его у Саймона было в избытке. Заметив трепет листвы, он сразу же выстрелил, ответом ему был крик.

Буквально через мгновение внизу затрещали кусты. Он подполз к обрыву, и перед ним оказалось лицо женщины, Темные, слегка раскосые глаза на треугольном лице с узким подбородком глядели на него с такой проницательностью, что Саймону стало слегка не по себе. Чтобы помочь ей забраться поглубже в его укрытие, он обнял тонкие плечи и вдруг его охватило чувство опасности и сознание, что надо возвращаться обратно на равнину. Безопасность была там, откуда он шел.

И столь сильной была возникшая в нем уверенность, что Саймон пополз среди камней назад, а потом поднялся и припустил следом за женщиной. Лай борзых за спиной все больше и больше удалялся.

И хотя женщина только что пробежала явно не одну милю, ему приходилось все время догонять ее. Наконец равнина стала уступать место неглубоким озерцам, обрамленным высокой, по грудь, травой. И тогда спустившийся ветер снова донес до них дальний отзвук рога. Услышав его, женщина рассмеялась, глянула на Саймона, словно предлагая разделить какую-то шутку. А потом показала рукой на озерки и стало ясно — там, за ними лежит безопасность.

Где-то через четверть мили впереди заклубился, задымился туман, он сгущался, перекрывал им путь, и Саймон внимательно всмотрелся в него. Под этим покровом они смогут почувствовать себя в безопасности, но могут и затеряться в нем. Но странным было то, что туман, похоже, собирался из какого-то места.

Женщина подняла вверх правую руку. Луч света из широкой металлической полосы на запястье ударил в пелену тумана. Другой рукой она махнула Саймону, чтобы тот не шевелился. Он все бросал косые взгляды на завесу, ему показалось, что под покровом тумана движутся темные тени.

Спереди раздался громкий крик, слова были не понятны Саймону, но едва ли можно было сомневаться в том, что это был зов. Его спутница ответила одной или двумя певучими фразами. Когда раздался ответ, она пошатнулась, но быстро взяла себя в руки и, глянув на Саймона, почти просяще протянула к нему руку. Он поймал ее, обхватил теплой ладонью, догадавшись, что в помощи им отказано.

— Что же теперь? — спросил он. Если сами слова были ей незнакомы, значение их, он знал, она понимала прекрасно.

Она деликатно лизнула палец и подняла вверх, порыв ветра отбросил ее волосы назад, открыв лицо с пурпурным синяком на щеке, над высокими скулами сгустились черные тени. Не выпуская руки Саймона, женщина рванулась влево, в одно из дурно пахнувших озерец, зеленая слизь хлюпала внизу, липла к ее босым ногам и к ее промокшим брюкам.

Так обошли они озерцо по краю, а закрывавший его середину туман двигался вместе с ними, не давая заглянуть внутрь. Голод Саймона стал грызущей болью. Промокшие ботинки натерли мозоли на пятках. Но звуков речи уже не было слышно, быть может, они обманули собак.

В гуще трав спутница его нашла путь наверх и вывела их на что-то вроде дороги, утоптанной, но не шире пешеходной тропы. На ней они могли уже прибавить шагу.

Должно быть, уже наступил день, хотя пасмурная погода не позволяла точнее определить время. Дорога устремилась вверх. Впереди показались красные скалы, действительно напоминавшие грубые стены какого-то бастиона, в расщелину между ними вползала дорога.

Они почти добрались до новой преграды, когда счастье им отказало. Из травы через тропу метнулся какой-то маленький зверек, прямо под ноги женщины. Она споткнулась и упала на утоптанную глину. Тут он услышал ее первый возглас — стон боли. Она ухватилась за правую лодыжку. Саймон поспешно развел ее ладони и попытался оказать помощь, вспоминая все, чему научился на поле боя. Перелома не было, только под рукой его она резко вдохнула, и стало ясно, что идти дальше она не может. И тут неподалеку протрубил рог.