"Потерпели бедствие, - решил Мазурук, но тут же его взяло сомнение, так как никакого шторма не было. - Может быть, получили повреждение в сражении? И тут внезапная догадка, как электрическим током, пронзила мозг: - Конечно же, на союзников напала подводная лодка, которая ускользнула от нас! Надо немедленно оказать людям помощь".

Странное зрелище представлял из себя "лагерь". Повсюду валялись разбитые ящики с продуктами, пустые винные бутылки, банки из-под консервированного пива. И среди этого беспорядка тут же на брезентах и матрацах лежали матросы. При виде русских они вскакивали, приветствуя их возгласами и жестами. Один из парней, долговязый детина с бакенбардами, подошел и представился:

- Боуснс мейт^[5].

Боцман держался на ногах не очень твердо, добродушное лицо его выражало полное блаженство. Он смотрел на летчиков, как обычно пьяный смотрит на трезвого, - с выражением величайшего сочувствия.

- Где капитан? - по-английски обратился к нему Мазурук.

Не меняя позы и выражения лица, великан протянул руку по направлению большой палатки, что стояла неподалеку:

- Там!

Командир "Винстона-Салена" спал, лежа на спине, и храпел. Густая щетина на его щеках топорщилась, как колючки ежа, а усы, давно не правленные, почти срослись с остренькой бородкой. Разбудить его оказалось не легко. Летчики потрясли капитана как следует, лишь тогда он проснулся. Помутневшим взглядом обвел присутствующих и вдруг подскочил как ужаленный. Он понял, что перед ним советские люди.

- Русские, наконец-то! Милости прошу, очень рад, очень рад... С кем имею честь?

Изо рта его ударило перегаром. Летчики поморщились. Но тем не менее Мазурук вежливо отрекомендовался.

- Летчики! - воскликнул американец. - Какое счастье, а я принял вас за моряков. С вами мы быстрее попадем на Большую землю. Как мы соскучились по ней!

- Об этом не трудно догадаться, капитан, - ответил Мазурук. - Но это к делу не относится. У меня несколько вопросов. Прежде всего прошу объяснить: что здесь произошло? Авария или просто пикник среди экзотической природы Севера? Если вам нужна помощь, мы окажем ее, в противном случае честь имеем кланяться.

Капитан, уже совсем пришедший в себя, подскочил к полковнику, схватил его за рукав:

- Постойте. Я сейчас все объясню. Может быть, выпьете?

- Нет!

В палатку вошли два молодых офицера, совершенно трезвых и опрятных. Их белые манишки и кольца на холеных руках совсем не вязались с тем, что летчики наблюдали вокруг. Это и удивило и обрадовало. Видно, не все подражали капитану. Но вскоре пришлось разочароваться. За внешним лоском скрывались такие же мелкие душонки.

- Наши старшие артиллеристы, - представил их капитан. - Наверное, скоро подойдут остальные.

Капитан налил полстакана виски, разбавил его содовой водой, быстро опрокинул и зябко поежился.

Все молчали, ожидая его рассказа о происшедшем, и капитан начал:

- Когда Семнадцатый конвой разбрелся в разные стороны, спасаясь от немецких подводных лодок, мы взяли курс на Новую Землю. В этом районе меньше всего можно было ожидать нападения. Мы почти достигли цели, когда наш радист перехватил сигнал "SOS", который посылал тонущий американский пароход "Олопана". Он был торпедирован подводной лодкой. Тогда я дал команду немедленно выбросить судно на берег. Нас ничуть не привлекала судьба "Олопаны", а драться с немцами, нет уж, увольте!

- Судно повреждено? - поинтересовались летчики.

- Нет, но крепко сидит на мели, - поторопился ответить капитан. После небольшой паузы он вдруг заговорил тоном раскаявшегося. - Какой же я осел, что ввязался во всю эту историю! - продолжал он, ухватившись руками за голову. Сидел бы дома. У меня под Сан-Франциско апельсиновая плантация. И она дает, ей-богу, неплохой доход. Зачем только пошел в этот рейс! Правда, фирма посулила немалый заработок, а у меня... - Капитан вдруг полез в карман и достал семейную фотографию, которую стал всем совать под нос, а затем уже плачущим голосом добавил: - Моя жена и дочки, смотрите, какие очаровательные девочки. Все ради них...

Мазуруку надоела эта плаксивая болтовня. Он резко прервал капитана:

- У нас мало времени, чтобы слушать ваши рассказы, прошу отвечать по существу. Меня интересует, пробовали ли вы сняться с мели?

Тот замахал руками:

- Что вы, что вы? Это сделать невозможно. Вот офицеры вам подтвердят то же самое.

Те соглашались с капитаном, кивали головами, он между тем продолжал:

- Да мы и не пойдем больше по морю. Пишите расписку и забирайте корабль. А нас побыстрее переправьте самолетами в Архангельск. Да, да! Забирайте корабль и делайте с ним что хотите. Нам он все равно не нужен, фирма его застраховала. Она получит за него как за погибший в бою, а это раза в два больше, чем он стоит.

- А вам дадут премию? - спросил Мазурук.

Не подозревая иронии в словах русского полковника, капитан ответил утвердительно:

- Конечно, судно подверглось нападению врага в районе военных действий, а я сделал все, что от меня зависело.

Дальше вести разговор было бесполезно. Но прежде чем принять окончательное решение, Мазурук захотел осмотреть судно. Капитан неохотно согласился.

"Винстон-Сален" оказался целехоньким. Но особенно удивило наших летчиков то, что пароход был неплохо вооружен. По бортам установлены бронированные гнезда с зенитными пушками. На корме и на носу стояли скорострельные орудия для борьбы с подводными лодками.

- И с такой техникой вы полезли на мель? Это же чудовищно! - не сдержался Мазурук.

Офицеры смутились. Один из них, оправдываясь, сказал:

- Наш капитан внушил команде, что против немцев мы сражаться не можем. Его слово на корабле - закон.

- Да, с таким настроением трудно воевать, - сказал Мазурук. - А почему пушки без замков?

- По совету капитана, - вмешался в разговор другой офицер, - мы выбросили их в море. Если бы мы попали в плен, то твердо могли рассчитывать на помилование, так как не помышляли о сопротивлении.

Козлов и Жуков смачно выругались. Их охватило омерзение: это говорили люди, одетые в военную форму!

- Сколько же на судне офицеров? - спросил Мазурук.

- Одиннадцать.

- И вам не стыдно?

Лица артиллеристов покрылись красными пятнами, некоторые опустили глаза. Когда капитан наотрез отказался сниматься с мели, офицеры поддержали его. А тот твердил лишь одно:

- Я не намерен кормить собой рыб в этих холодных водах. У меня дома свое дело.

- А фронт? А долг союзника? Наконец, престиж вашей страны? - вопросы советского полковника секли, как бич, но они не задели черствой, трусливой душонке: капитан-плантатор оставался глух к уговорам.

Когда бортмеханики уже прогревали моторы, чтобы лететь в Архангельск, к берегу неожиданно подошло невесть откуда взявшееся небольшое суденышко деревянный гидрографический бот "Ю. Шокальский". Внимание советских моряков также привлек "вылезший" на берег корабль.

По просьбе Мазурука они обследовали "Винстон-Сален" и установили, что с приливом его нетрудно снять с мели. Тогда Мазурук принял категорические меры:

- Я командир в этом районе и старший по чину, а поэтому требую подчиняться моим приказаниям, в противном случае судно уйдет без вас!

Его действия, как видно, пришлись по душе матросам "Винстона-Салена", которые присутствовали при этой позорной сцене. Хмурые лица моряков просветлели, а через минуту десятки колючих глаз выжидательно впились в капитана. Тот уступил. Матросы вмиг стали по своим местам, ожидая приказаний. Но капитан не спешил, он нашел еще одну лазейку.

Чтобы снять с мели крепко засевший корабль, надо было завести один из якорей на корму. Но как отделить его от толстой цепи? Капитан "Винстона-Салена", ухмыльнувшись, заявил, что на корабле нет режущего инструмента.

Однако случилось неожиданное. Тот самый долговязый матрос, который отрекомендовался боцманом, подошел к русским и указал пальцем в воду, где покоился кусок якорной цепи. Все увидели толстый болт разъемного звена. Теперь вытянулись лица офицеров и капитана, а моряки "Винстона-Салена" с улыбкой принялись за дело. Вскоре трехтонный левый якорь был погружен на "Ю. Шокальского", заведен за корму и там брошен в воду. Трос соединил его с кормовой лебедкой. Как только прилив достиг наивысшей точки, винт "Винстона-Салена" пришел в движение, якорный канат натянулся, и корабль медленно сполз в воду. Через два дня транспорт стоял под разгрузкой у причалов Архангельского порта.