«Реакционная газета Ирана «Дад» и правительственная «Эттелаат» опровергают слухи о появлении в районе советско-иранской границы чудовищного ящера, гак называемого «трехглавого дракона», — громко прочел Марбух.
— Слышите, мальчики? Опровергают!..
Марк Борисович долгое время преподавал в средней школе и до сих пор, по привычке, обращается к нам, как к малым ребятам.
— Опровергают! — повторил он. — Ох, не нравится мне это. Лучше бы соглашались. Тогда бы я сказал: все бред и чепуха. Но теперь… Нет дыма без огня. Что-то там есть. Но что?
«Пахнет командировкой, — уныло подумал я. — Черт бы побрал всех драконов, как трехглавых, так и одноглавых…»
Марбух долго стоял, широко расставив ноги, глядя в пол. Потом, видимо приняв решение, выбежал за дверь.
— Пошел к старику, — пробасил, вылезая из-за шкапа толстый Карп. «Стариком» мы называли директора института, академика.
Мы вышли в коридор покурить и столкнулись с Марбухом.
— Надо ехать, — кратко ответил он на мой вопрошающий взгляд. — Что? Не хотите?.. Нет, именно вам надо ехать. Вам!.. Карпов? Нет, Карпов останется здесь вместо меня. Получите в канцелярии командировочное удостоверение и закажите два места на самолет. На какое число? На завтра! На завтра!
Наш Марабу умел быть оперативным!
ОТ ЛЕНИНГРАДА ДО КИЗИЛ-АРВАТА
Характер у меня своеобразный — всякие огорчения отлетают быстро. Прошел час — и я уже с головой ушел в сборы. Я не верил в трехглавого дракона, но допускал, что какой-то хищник появился в предгорьях Копет-Дага. А если так, то почему бы не съездить на охоту?
И кроме обычного снаряжения герпетолога: палок-хваталок, пинцета с длинной ручкой, сачка, мешка и банок-морилок, я выписал со склада мелкокалиберную винтовку «тозовку», стреляя из которой я когда-то отличился на студенческих стрельбах.
Как я и ожидал, мой чудак-начальник явился на аэродром с легким чемоданом и в соломенной шляпе. Я же был нагружен, как ишак, и вооружен, как Тартарен из Тараскона.
— Марабу будет накрывать дракона записной книжкой, — шепнул я провожающему нас Карпову. Тот толкнул меня к трапу и крикнул:
— Ни пуха ни пера, охотнички!
Я показал ему кулак и полез в самолет…
Без приключений прилетели мы в Ашхабад. Отсюда Марбух решил дозвониться до той заставы, где видели дракона. Это было нелегкое дело. Где только не побывали наши командировочные удостоверения: и в обкоме, и в военном комиссариате, и в… не перечесть.
Но вот в трубке зазвучал спокойный гортанный голос:
— Майор Мамедов слушает.
Марбух представился и объяснил цели нашей экспедиции:
— Видели ли ваши пограничники еще раз это… чудовище?
— Нет. После случая с Липкиным никаких зверей не замечено.
Нечего сказать! Обнадеживающий разговор!
На следующий день мы были уже в Кизил-Арвате. Стояли самые жаркие часы. Улицы словно вымерли. Ставни закрыты.
— Куда теперь? — спросил я Марбуха.
Мы шли вдоль пыльной улицы. Чахлые кусты акации бросали жидкую тень. Слева и справа тянулись белые глиняные стены-дувалы. Я обливался потом, вспоминал прохладные набережные Невы и ругал драконов и людей с неустойчивым воображением, втравивших нас в глупейшее предприятие.
— Куда теперь? — переспросил Марбух. — В райком. Куда же еще?
И вот мы сидим за длинным красным столом в кабинете секретаря райкома Сердара Нуриева. У секретаря смуглое волевое лицо старого военного. Видно, что он не любит терять время даром:
— Начнем. Чем я могу вам помочь, товарищи? Что вам нужно для успеха дела?
— Машину, — быстро ответил Марк Борисович.
— Виллис дадим, — чуть подумав, сказал Нуриев. — А шофера нет. Болеет шофер. Справитесь сами?
Мы переглянулись.
— Разве товарищ… товарищ Муров не умеет водить машину?
— Не приходилось, — ответил я мрачно.
— Надо научиться… у меня все мои родственники имеют водительские права. Жена, дети, братья, сестры… да, кстати, не побоитесь, если я вам дам в шоферы моего племянника?
— А почему нам следует бояться? Он что… пьет? — спросил я.
Нуриев расхохотался.
— Нет, нет, не в том дело. Этому он еще не научился. Ему четырнадцать лет.
Марбух медленно протер очки, вытащил платок и вытер голову:
— Если вы ручаетесь…
Секретарь пододвинул к себе телефон и набрал номер:
— Марьям? Пришли ко мне Ораза. Да, сейчас же, — и он опустил трубку.
— Через десять минут он будет здесь.
— Наша экспедиция, товарищ Нуриев, — вдруг заговорил Марбух, — приобретает значение политическое. Иранские и американские газеты из кожи лезут вон, чтобы доказать, что ничего не было и быть не могло.
— Вы думаете, — живо спросил Нуриев, — есть связь с…
— У меня есть только догадки, — уклончиво ответил Марк Борисович.
Тут открылась дверь и смуглый со сросшимися бровями мальчик, одетый во все белое (негатив, да и только), вошел в комнату.
— Дядя Сердар, вы меня звали? — спросил он, не взглянув на нас.
— Да. Знакомьтесь, товарищи — мой племянник И ваш водитель Ораз Бердыев.
Марбух взглянул на меня:
— Валя, почему имя этого мальчика мне знакомо?
— Потому что одно из писем о трехглавом драконе писал нам он, Ораз.
Мальчик застенчиво улыбнулся:
— Вы… с кафедры?
— С кафедры, с кафедры, — подтвердил секретарь, поглядев на часы. — Мне пора. Знакомьтесь. Машина во дворе. Горючего — полный бак… Ораз, будешь помогать товарищам изловить трехглавого дракона. Это
, как раз то, о чем ты мечтал. До свиданья, товарищи! Желаю успеха!.. — и Нуриев вышел.
Марбух с полминуты глядел улыбаясь на мальчика и молчал. Потом снял очки, сощурился и негромко сказал:
— Давай, Ораз, сделаем так: сперва узнаем, что за штука трехглавый дракон, а потом уж организуем антирелигиозную лекцию.
ЧЕРЕЗ ПУСТЫНЮ
Виллис, подскакивая на твердых выбоинах дороги, бежит на запад. Справа от нас поблескивают рельсы железного пути Ашхабад — Красноводск, а слева, закрывая горизонт, поднимается горный хребет Копет-Даг. На вершинах кое-где белеет снег, но подножья красно-лиловый от цветущих маков и тюльпанов. Звенят без умолку жаворонки, солнце сияет… Хорошо!
Передо мной покачиваются два затылка: иссиня-черный Ораза и медно-красный от загара Марбуха. Ораз ведет машину осторожно и точно, как заправский шофер. На коротких остановках он обходит ее и поочередно лягает все четыре колеса. Разговаривает мало и только с Марбухом. Я, наверно, не внушаю ему большого уважения. Для ученого у меня слишком молодой вид: нет лысины и вообще… Но ведь у меня есть мелкокалиберка! Вот чем я укреплю свой авторитет!
На привале я нарочито небрежно пощелкал затвором, прицелился в белый камень, лежащий в ста метрах и нажал на спуск.
Бах!!! — никакого впечатления. Бах! — опять мимо. Что за черт! Может быть, сбита мушка? Я же хороший стрелок!
— Вы неверно определили расстояние, — негромко подал голос наш шофер. — Мне отец говорил, что в пустыне расстояния трудно определять без привычки.
— А кто твой отец, Ораз? — спросил я.
— Полковник… у нас вея семья военная.
Он протянул ко мне руку и… я вложил ему в ладонь приклад тозовки.
Бац! — щебень так и брызнул. Бац! — камень откатился и исчез.
Нечего сказать, укрепил я свой авторитет!
Часа в четыре дня мы свернули с дороги и помчались по гладкому такыру, как по асфальту, к югу.
Но такыр скоро кончился и началась кочковатая со слабым наклоном равнина.
Маков и тюльпанов стало еще больше, — временами виллис будто плыл по красному морю. Потом начались предгорья. Машина выла, но лезла все выше и выше. Бесчисленные сухие русла пересекали наш путь. Узкие долинки заросли жесткими, как проволока, кустами чия.
Ораз резко затормозил: