Вообще, Николай уже давно не бывал в такой богатой комнате. После таежной палатки, в которой он теперь живет на Порогах, эта комната поразила его своей роскошью.
На стене висит огромный плюшевый ковер с бахромой по контуру. И на этом ковре, на голубом фоне, вытканы золотистые верблюды, зеленые пальмы, а вдали виднеется белый город с куполами и башнями. Как в сказке… Николай сроду не видел такого богатого ковра.
У другой стены возвышается зеркальный шкаф. Этот шкаф стоит на полу так уверенно и грузно, что нетрудно себе представить, сколько разного барахла понавешено в нем. Должно быть, Лешка много денег зарабатывает. Ну и хорошо. Они ведь с Верочкой молодожены — им и надо много.
У окна на тумбочке стоит радиоприемник «Октава», а на приемнике стоит бельмастый телевизор «Рекорд». На «Рекорде» стоит стеклянная ваза, а в вазе стоит изящный цветок, сделанный из птичьих перьев — как живой. Просто черт его знает, сколько всякой роскоши накупили за год Лешка и Верочка.
Под самым потолком висит мудреный какой-то — вверх тормашками — шелковый абажур. На окне висит тюлевая гардина. А еще на одной стене висит картина — не какая-нибудь вырезанная из «Огонька», а настоящая, масляная: пожилая русалка с акульим хвостом, парусный корабль, и на нем — матрос в тельняшке играет на гитаре.
«Да, живут люди… Как в сказке», — подумал Николай.
— Вот так мы и живем, — будто угадав, про что он думает, сказала Верочка. И добавила: — Знаешь что, Коля, ты тут посиди, отдохни. А мне на кухню надо. У меня там картошка жарится. Скоро Леша придет, будем ужинать…
— Картошка — это дело, — улыбнулся ей Николай. — Ты ее побольше нажарь. А то я голодный, как волк… Лешка, значит, скоро придет?
— Он уже давно должен был прийти. А еще не пришел… Значит, скоро.
Верочка вышла на кухню, и тотчас там раздалось нетерпеливое шипенье — должно быть, картошка подгорала.
А Коля Бабушкин остался сидеть в комнате. В комнате было жарко. Из-за сильных морозов отопление пустили на полную мощность. И в комнате было жарко, как в пекле. От этого тепла, oт усталости, после такой нелегкой дороги, и оттого, что с утра ничего не ел, его разморило. Его клонило в сон. И ему пришлось напрячь волю, чтобы не уснуть прямо здесь, на стуле.
Он нарочно стал вспоминать, как год назад они тут жили с Лешкой Ведмедем, когда им, на двоих дали вот эту комнату.
Тогда в этой комнате не было ни кровати с шишаками, ни райских птиц, ни шкафа, ни кар тины с русалкой. Всего-то и было в этой комнате что две раскладушки — одна у правой стены, другая — у левой. Между раскладушками стояла табуретка, а на табуретке лежала шахматная доска с расставленными на ней фигурами. И они с Ведмедем, лежа каждый на своей раскладушке, играли в шахматы. Лешка Ведмедь при этом без конца курил, хотя Николай и советовал ему бросить это вредное для здоровья занятие. Но Лешка утверждал, что курение помогает ему сосредоточиться, и без конца курил, а окурки кидал на пол.
Вообще у них тогда не наблюдалось особого уюта в этой комнате, когда они тут жили вдвоем, На полу валялись Лешкины окурки, на кухне лежали горой немытые стеклянные банки из-под консервов, на отопительных трубах сушились стиранные под краном носовые платки, а над всем этим полным безобразием орал черный, как ворона, репродуктор, и они не выключали его ни днем ни ночью: было интересное — слушали, a если неинтересное — не обращали внимания.
«Что вы тут наделали? — испугалась Верочка, впервые переступив порог их комнаты. — Это просто возмутительно, что таким ненормальным людям доверяют жилую площадь… Что вы тут наделали?»
«А что?» — пожал плечами Лешка.
«Ерунда. Мы уберем», — улыбнулся Верочке Николай.
Это был первый случай, когда Верочка пере-| ступила порог их комнаты.
До этого случая она еще ни разу порога не переступала. Хотя они уже давно были между собой знакомы — Николай, Лешка и Верочка. Они все вместе работали в тресте «Джегорстрой»: Николай и Лешка монтажничали, а Верочка была учетчицей.
И как-то так получалось, что вечерами, когда Коля и Лешка у себя дома играли в шахматы, лежа каждый на своей раскладушке, Николай вдруг ни с того ни с сего задумывался, подперев рукой щеку.
«Ну, чего тут раздумывать? — кипятился Лешка. — Ходи турой… Ослеп, что ли?»
«А знаешь, — говорил ни с того ни с сего Коля Бабушкин, — она, по-моему, добрая…»
«Кто?» — недоумевал Лешка.
«Она… Вера».
«Добрая? — ехидно усмехался Лешка. — А ты просил?»
«Балда… — спокойно отвечал Николай. — По-моему, сердце у нее доброе. Это ведь самое главное — доброе сердце…»
«А по-моему, — раздражался Лешка и кидал окурок на пол, — самое главное — это играть в шахматы по правилам. Если бы мы по правилам играли — с часами, — ты бы уже сидел в полном цейтноте. Тут игра, а он мечтает. Чепуху мелет… Разве ж так можно про девушку говорить: добрая?»
«Почему же нельзя?»
«Тьфу!..» — злился Лешка и закуривал.
Короче говоря, началась известная история: про то, как двое парней, двое закадычных друзей полюбили одну и ту же. Единственную,
Про это даже в песнях поется. Про это уже столько песен сложено. И столько песен забыто.
А в один прекрасный выходной день, когда Николай сидел дома один и читал газету «Советский спорт», отворилась дверь и вошел Лешка Ведмедь. А за ним вошла Верочка.
Она впервые переступила порог их комнаты. До этого она еще ни разу порога не переступала.
— Что вы тут наделали? — испугалась Верочка, поглядев вокруг. — Это просто возмутительно, что таким ненормальным людям доверяют жилую площадь… Что вы тут наделали?
— А что? — пожал плечами Лешка.
— Ерунда. Мы уберем, — улыбнулся Верочке Николай.
Но Лешка и Верочка при этих его словах смущенно как-то поглядели друг на друга, замялись и оба вздохнули.
— Вы чего? — не понял этого вздоха Николай.
— Да мы ничего… — ответил ему Лешка.
А Верочка, посмотрев прямо на Колю, сказала:
— Знаешь, Коля, мы сегодня с Лешей расписались. Мы с ним теперь муж и жена. Понимаешь?
— А-а, понимаю… — ответил Николай. Черный, как ворона, репродуктор в это время
стал сообщать сводку погоды — он накаркал дальнейшее Понижение температуры. И они все трое несколько минут очень внимательно слушали ве-щанье репродуктора.
— Вот, понимаешь, какие пироги… — сказал потом Лешка Ведмедь и закурил.
— Ну, тогда я вас поздравляю. — Николай подошел к ним обоим, к Лешке и Верочке, и пожал им руки. — Я вас поздравляю и желаю вам большого счастья. А из этой квартиры я могу сегодня же переехать обратно в общежитие. Только вот схожу к коменданту…
— Нет, зачем? — жалостно так посмотрела на него Верочка. Ведь сердце у нее было на самом деле доброе. — Чего это ты так сразу надумал переезжать? Ты можешь пожить…
— Ну, конечно! — обрадовался Лешка Ведмедь. — Зачем тебе переезжать? Ты здесь живи…
Но Коля Бабушкин все-таки переехал в общежитие. Ему там снова дали койку. А ради свадьбы Лешки и Верочки он купил себе в магазине двубортный бостоновый костюм. Он хотел в этом новом костюме прийти на их свадьбу. И подарок им купил к свадьбе — светящийся будильник.
Но перед самой свадьбой Лешки и Верочки в тресте «Джегорстрой» начали комплектовать штат нового стройучастка, стали подбирать людей, которые согласны работать на Порогах, строить там дома для буровиков на берегу Печоры и круглый год жить в палатках. И Коля Бабушкин попросил записать его на Порожский участок к прорабу Лю-тоеву.
Он уехал на Пороги первой же машиной. Это было год назад. Без шестнадцати дней.
Так и не довелось ему погулять на свадьбе Лешки и Верочки. Уезжая, он подарил молодым светящийся будильник. А двубортный бостоновый костюм он попросил их оставить у себя, потому что в тайге, на Порогах, он ему вряд ли мог понадобиться — этот черный бостоновый костюм.
Светящийся будильник тут как тут: вот он стоит на тумбочке возле кровати с райскими птицами. А костюм — он, наверное, в шкафу висит, В этом новом шкафу.