Поэтому Баттли, доложив об успехе опыта, уже не был хозяином задуманного эксперимента.

— Не знаю, — признавался он Глену, — что будет дальше. В верхах человек-дельфин встречен аплодисментами. Теперь надо ждать испытаний. Наших нервов в первую очередь, Глен.

О характере испытаний Глен узнал совершенно случайно.

Он был у шефа с утра. Кабинет, выходивший окнами на террасу, выглядел празднично светлым. Голубой и светло-зеленый пластик панелей и стен сочетался с блеском моря, сверкавшего в гигантском — от пола до потолка — окне, делал кабинет похожим на светлый аквариум, стоящий на солнечном подоконнике. Настроение у шефа было таким же светлым, шеф фантазировал с увлечением:

— Биометилтоналу, — говорил он, — предстоит в будущем немаловажная роль. Дельфины только начало, Глен. На третьем месте по развитию, после дельфинов и обезьян, стоят слоны. Нам удалось заглянуть в океан, но впереди джунгли, Глен, с запахами, листвы, земли, африканских саванн…

Легкое гудение зуммера и вспыхнувшее табло «Неотложно!» прервали увлечение шефа.

— Один момент, Глен, это из хирургического, — сказал он, поднимаясь из-за стола. — Посидите, я вернусь через минуту. Подумайте о нашем разговоре, о перспективах.

Минута проходила за минутой, Баттли не возвращался. Два раза позвонил телефон. Глен не осмелился поднять трубку. Раздался третий звонок. «Может быть, звонит шеф, — подумал Глен, — чтобы я не сидел без дела», — поднял трубку.

— Генерал Биддмен, — заговорили в трубке, видимо, продолжая разговор с кем-то, — предлагает провести испытания в среду. Для участия выделим два эсминца…

— Простите, — ответил Глен, — вы звоните не по адресу.

— Это кабинет мистера Грэви? — В трубке назвали имя директора института. — Кто это говорит?

— Телефон директора — Е-72-17, - ответил Глен и положил трубку.

Профессор задерживался. Надо было идти. Разговор об эсминцах и генерале в эту минуту Глен не связал ни с чем. Не успел связать: в кабинет стремительно вошел Баттли.

— Несчастье, Глен! — сказал он, проходя к своему столу. — Умер Гарри.

— Гарри? — не понял Глен. — Дельфин?

— Пальман! — Баттли барабанил пальцами по столу. — Его тело — безмозглый футляр… — Шеф повысил голос, ругал ассистентов: — Как они посмели не досмотреть? Институт здесь, черт возьми, или ресторанная судомойка?! Не довели нити до полной стерильности. Швы загноились, Глен. Ведь он не мог ни сказать, ни пожаловаться!..

Трагедия начала доходить до сознания Глена.

— Слишком я доверился олухам-ассистентам, — продолжал Баттли. — За неделю они довели воспаление до гангрены. Скоты!

— Что же теперь делать? — спросил Глен.

— Гарри останется дельфином. Навсегда!

— Но захочет ли он?..

— Захочет или не захочет, — Баттли сделал неопределенный жест, — будет разыскивать жемчуг и подводные клады.

— А как же семья? У Гарри жена, ребенок!

— Что я могу сделать? — Баттли встал из-за стола. — Что я могу сделать, Глен?!

О том, что в испытаниях будут участвовать военные корабли, Глен вспомнил позже, когда оправился от потрясения в связи с гибелью Гарри. Институт, насколько он знал, не связан с военным ведомством. Но сейчас, вспоминая разговор по телефону, — тон, прозвучавший в словах о генерале и эсминцах: тон был сердечный, каким на уик-эндах говорят уважающие друг друга партнеры, — Глен был шокирован. Видимо, институт служит не тем целям, которые рекламируются: развитие медицины, победа над барьером несовместимости… Эксперимент «Меркури» тоже задуман для иной цели.

Подозрения Глена подтвердились. Он был вызван для участия в испытаниях в качестве помощника шефа. Глен окончательно убедился, что институт работает в контакте с военными. Скрытое стало явным — очевидно, опыт был настолько серьезным, что невозможно было утаить от Глена и от профессора связь института с военным ведомством.

Гарри заставили плавать с различной скоростью, прикрепляли ему на бока и на кожу датчики, снимали электрограммы, динамограммы, пускали наперегонки с торпедами — обыкновенными и покрытыми «ломин-фло», эрзацем дельфиньей кожи. В тех и в других гонках выигрывал Гарри. Но, судя по разговору, во время гонок у Гарри что-то не ладилось.

— Как работают мышцы, кожа? Понимаете, кожа?.. — спрашивал профессор. — Как вы добиваетесь скорости? Чувствуете ли завихрения?

Гарри отвечал, что плавать для него так же естественно, как для человека ходить. Ведь человек не чувствует сокращения мускулов, когда ходит.

— Нас интересует кожа, секрет ее приспособляемости к движению, — вмешивался в разговор генерал Биддмен. — Всю эту музыку мы затеяли, чтобы разгадать секрет быстрого плавания дельфина. Вы нам сообщаете меньше того, что мы уже знаем! Разделите каждое движение на составные, передайте нам элементы — анализ!..

У Гарри не получалось. Он неохотно поворачивал от одного эсминца к другому, чаще выныривал, чтобы вздохнуть, реже откликался на окрики.

— Бестолочь! — сердился генерал, прикрывая рукой микрофон. — Слушайте, — опять обращался к подопытному, — как вам удается преодолевать сопротивление среды? Не помогает ли вам вода — не толкает ли, смыкаясь за вами? Как получается ваша скорость?

Гарри перестал отвечать. Испытания закончились безрезультатно.

— Да-а… — нервно кусал сигару генерал Биддмен. — Или он, — генерал в разговоре с профессором намеренно избегал называть дельфина человеческим именем, — не сознает полученной им силы, или настолько глуп, что не хочет понять ее.

— Вас это злит? — спрашивал Баттли.

В глубине души он был на стороне подопытного. Профессора интересовала физиологическая, даже философская, основа эксперимента. Но прежде, чем заняться энцефалограммами Гарри-дельфина, изучением его ощущений, директор института настоял провести опыты по программе генерала Биддмена. Определенные круги интересовались движением дельфина в воде — это дало бы возможности невиданно увеличить скорости подводных лодок!.. И еще в глубине души Баттли чувствовал свою вину перед подопытным. То, что Гарри-человек умер и остался дельфин, потрясло Баттли не меньше, чем Глена. Последствия этого трудно предвидеть и трудно назвать. Совесть Баттли встревожена. В пылу работы профессор отвлекался от этих мыслей, но ведь придет минута, когда со своей совестью останешься с глазу на глаз. У Гарри жена и ребенок, вспоминал Баттли слова своего молодого помощника. Глен прав. Но, помимо правоты, Глен молод и экспансивен. Он глубже переживает трагедию. Чем все это кончится?..

— Испытания надо продолжить, — настаивал генерал.

— А если Гарри не выдержит?

— Ваше дело, — не без иронии ответил Биддмен, — найти общий язык с владыкой моря…

Баттли не нашел что сказать.

— А еще, — фыркал генерал, — дельфинам приписывают чуть ли не человеческий интеллект…

Однако повторных испытаний не состоялось. Гарри отказался от опытов, потребовал возвращения в человеческий облик. Уговоры профессора, ссылки на контракт не помогали. Гарри настаивал на своем.

В окно лаборатории Глен видел, как шеф крупными шагами шел от вольера. «Ко мне…» — мелькнуло в его голове. Дверь открылась, Баттли вошел к Глену.

— Образумьте его, — попросил он. — Докажите Гарри, что выход для него в беспрекословном повиновении. Поставьте перед совершившимся фактом. Вы его друг, вам это сделать легче, чем мне.

— Но, мистер Баттли… — Глен в это утро не был настроен мирно, предложение шефа показалось ему бесстыдным, и он тут же решил воспользоваться советом профессора — оперировать только фактами. — Гарри посчитает нас преступниками!

— Как вы сказали? — Баттли посмотрел ассистенту в глаза.

— Преступниками!

— Глен… у вас рискованный выбор слов.

— Ну а если, — настаивал Глен. — И ради чего? Чтобы экспериментом пользовались военные? Эти гонки с торпедами!..

— Не будьте наивны, Глен, — попытался успокоить его профессор. — Нам подсунули эту программу. Поймите: вы и я находимся в услужении. Ради долларов, Глен. И Гарри погиб из-за денег. Чистой науки нет, Глен, запомните!