Судорожно теряя сознание, Раскольников хладнокровно обдумывал план побега.

Наконец, наступил суд. План побега был прост и продуман до мелочей.

Родион сидел на скамье подсудимых и обегал взглядом все это, как писали потом литературные критики, буржуазное общество, и все больше и больше убеждался в том, что план его удастся.

— Итак, проводим слушания по делу студента Раскольникова.

— Родион Раскольников, признаете ли вы себя виновным в убийстве старушки?

— Да.

— Назовите, пожалуйста, мотив преступления.

— Мне нужны были деньги!

— Ахх! Охх! — пронеслось по залу. Словно артиллерийский залп, раздались удары об пол голов упавших в обморок барышень.

— Но вы взяли имущества всего на 20 рублей!

— Ну и что? 5 старушек — уже стольник!

План сработал отлично. Зрители и присяжные один за другим, словно спелые гвайабы[4] стали валиться в обморок. Кое-где пол зала заседаний даже потрескался.

Дольше всех продержались охранники, но вскоре упали и они.

Яростно разбив левой верхней ягодицей витрину с надписью «Въщественныя доказательства», Родион вытащил оттуда свой окровавленный топор и помчался к выходу.

На улице его осенило, что у него ни копейки. Тюкнув по башке проходившую старушку топором, Родион стал рыться у нее в кошельке.

Городовой, стоявший у зала суда, заинтересовался происходящим и подошел к студенту.

— Родион Романыч! Да вы, никак, за старое взялись? Вы ж, вроде, раскаялись, етишкин пистолет!

— Понимаете ли, Василий! Я долго задавал себе вопрос: «Кто я тварь дрожащая, али право имею?»…

Коротко изложив городовому свою теорию, Родион удалился с тремя рублями, найденными у старушки.

Очарованный городовой еще долго стоял онемевший посреди улицы.

— Эко загнул! — чесал в голове городовой, — и не придерешси! У ты, етишкин пистолет!

Очнувшись, судья не обнаружил студента на скамье подсудимых.

«Видимо, помиловали», — подумал он, и закрыл дело.

— Батюшки, а топор-то где? — воскликнул кто-то в зале.

— А, свидетели, верно, сперли. Сувенир им, видите ли, нужен! Будто больше и взять нечего, — зевнул судья.

Раскольников, ликующе размахивая топором, гарцевал по улицам Петербурга. Прохожие постарше предусмотрительно переходили на другую сторону. Те, что помоложе — вежливо раскланивались. Некоторые студенты даже здоровались за руку.

Наконец — то он нашел то, что ему было нужно.

— Кого я вижу! Батюшка Родион Романыч! Господин Разумихин много хорошего говорил о Вас! Чего изволите?

Приказчик суетился. Такая известная личность могла сделать хорошую рекламу заведению.

— Сюртук бы мне, да самый хороший! И сапоги новые, — заказал Родион.

— А платить чем изволите?

Раскольников окинул лавку взглядом, и увидел старуху, щупавшую бархат в дальнем углу магазина.

— А вон там — кто?

— Помещица Пафнутьева-с!

Родион подкрался к старухе. Та узнала его.

— Кто я? Тварь дрожащая, — произнес Родион, высоко занося топор…

— Ой, не надо, сыночек, ой, Господи помилуй! — запричитала старушенция.

Но она не знала, что если студенту нужны деньги, то он их получит…

— Или право… имею!

Из старушкиного черепа вылетело что-то и унеслось в верхние слои атмосферы, а Родион, вытянув из ее ридикюля пачку десятирублевок, вытер топор о кусок бархата.

— Пожалуйста, — и протянул деньги приказчику.

…На следующий день «Санктъ-Петербургския Въдомости» напечатали: «Родион Раскольников убил еще двух старух. Одну из них — помещицу Пафнутьеву, в магазине г-на Подхалюзина, купца второй гильдии. Следователь Порфирий Петрович в недоумении — кто же это мог сделать.»

Такой рекламе мог бы позавидовать кто угодно. Окровавленный бархат тут же раскупили на сувениры по тройной цене, и кусочки его, вшитые в платье, долго еще были в моде в высшем обществе…

— Вот-с! А это — специально для вас, — приказчик отогнул подкладку сюртука.

— Карманчик потайной, для топора-с!

Родион Раскольников остался доволен покупкой.

Порфирий Петрович, недавно повышенный до старшего инспектора, курил трубку и почитывал книжку.

— Ну, Достоевский! Вот шельмец! Славно-то как описал! Прям слеза прошибает…

В дверь постучали.

— Входите!

В комнату вбежал запыхавшийся младший инспектор.

— Порфирий Петрович! Раскольников сбежал, и две старухи убиты.

— Кто же это мог сделать? — удивился следователь.

— Анархисты, верно! — предположил младший инспектор.

— Да-а… Возможно.

Следователь погрузился в глубокое тягостное раздумье. Что-то подсказывало ему, что побег и убийства как-то связаны.

— Порфирий Петрович! Тута к вам с донесением.

— Пшел вон! — дружелюбно-истерически взвизгнул следователь, возмутившись, что так нагло мешают ходу его гениальной мысли.

И городовому Василию, желающему рассказать о том, что старуху убил Раскольников, пришлось возвращаться на пост.

Порфирий Петрович напряженно думал. В полицейской управе все ходили тихо и пили кофе.

Наступила ночь.

Родион Раскольников шел по улицам и думал о ночлеге. Новая вывеска привлекла его внимание.

Долгие месяцы, проведенные в тюрьме, дали о себе знать. Родион почувствовал, что именно это ему сейчас и надо, и вошел внутрь.

— Смотрите, девочки, кто пришел!.. Да Вы проходите, не стесняйтесь! Вот так, к огню…

Родион Раскольников не верил своим глазам: перед ним была Сонечка Мармеладова!

— Как же так? Ведь ты же бросила, — удивился он.

— Конечно, бросила, Роденька! Я сейчас сама клиентов не обслуживаю. Я на твои деньги собственное дело открыла. Да что ж ты в дверях — то стоишь? Проходи в номера, пивка попьем, поболтаем! Дай-ка я тебя расцелую!

С этими словами Софья бросилась в объятья Родиона.

— Ой, каакой у тебя большой! — восхищенно произнесла она.

— Нет, извини, это мой топор, — Раскольников отстранился и снял сюртук.

Немного погодя Родион Раскольников пошел за своей любимой. Эту ночь они провели, горячо обсуждая, кто же он — тварь дрожащая, или право имеет.

На следующий день инспектор Порфирий Петрович решил выехать на место преступления. Все, что было возможно, прохожие еще вчера растащили на сувениры.

Но Порфирий Петрович, руководствуясь инструкцией, положил несколько камешков и окурков в карман в качестве вещественных доказательств.

— Порфирий Петрович! Я знаю убийцу! — попытался было сказать городовой.

— А тебя и не спрашивают. Бери лопату и копай, — ответил погруженный в раздумья старший инспектор.

— Зачем?

— Будем искать труп!

— Где?

— Тут, — Порфирий Петрович указал себе под ноги. Его интуиция подсказывала ему, что это — правильный путь.

— Так его же унесли, еще давеча!

— Все равно копай.

Так было положено начало постройке ленинградского метро.