Люди с такими интересами, как у меня — всегда оторваны от жизни. Именно так. Если, конечно, у них достаточно интеллекта понять это. Моя мама всегда утверждала, что у меня есть интеллект. Она наверняка будет волноваться, когда узнает, что я арестован за… ну, не стоит пугаться этого слова — за убийство.

Вот мы с нею посмеемся, когда меня выпустят отсюда. Да, при своем интеллекте я не теряю чувства юмора и про себя горжусь этим свойством характера.

Одеваюсь я со вкусом. Не совсем по моде: чтобы выделяться среди тех, кто младше, я ношу весьма дорогие костюмы и всегда — шляпу. Потому что работаю в «Грант Робинсоне», понимаете? У них это требуется. Я один из самых представительных в фирме, и, стоит добавить, очень популярен, но с сослуживцами не общаюсь, И никогда — ну, никогда не сделаю этого ни с одним из них, и вообще с теми, кого я знаю, или с теми, кто имеет ко мне хоть какое-то отношение.

Вот что я называю интеллектом. Некоторые из этих… ну, убийц, если так уж необходимо употребить это слово, — ни о чем не думают. Они делают это со всеми. Я — только с чужими.

Честно говоря, — со всей честностью, мне присущей, — я никогда бы не подумал сделать это с тем, кого я знаю, даже если он — случайный знакомый. Мой метод более надежен, и, думаю, не ошибусь, если осмелюсь утверждать, что он более нравственный. На войне, как вам должно быть известно, обучают убивать чужих, платят за это и медали дают. Думаю, что, если бы я явился с повинной и откровенно объяснил бы мою точку зрения — я имею в виду правдиво и от всего сердца, — они не стали бы… ну, они взамен даже наградили бы меня медалью. Я так думаю. Я не шучу.

Первый человек, с которым я сделал это… Я будто заново родился. Это случилось на войне. С тех пор я делал это примерно раз в два года, но как изменилась моя жизнь! Они говорят много разной ерунды, — ну эти, которых называют криминалистами. Но они ничего не понимают. От скольких дурных привычек это меня избавило! Раньше меня мучила бессонница, нервы никуда не годились, да и пил я много, не говоря уж о таких вещах, которые не принято упоминать. Я где-то прочел, что от них даже портится зрение. А самое смешное — в том, что, когда я прикончил своего первого парня, у меня прошла астма, а она доставляла мне немало страданий. Мама до сих пор говорит: «Помнишь, как ты сопел всю ночь, когда был маленький?» Она очень ласкова со мной, моя мама. Вместе мы составляем хорошую пару.

Что касается того, первого… Это случилось на Восточном побережье, в порту, забыл, как он называется, впрочем, неважно, хотя иногда мне кажется, что неплохо было бы съездить туда, понимаете? Сентиментальность и все такое. Конечно, я считаю, что первая… ну, ваша первая жертва (знаете, есть такое дурацкое слово!) — как первая любовь, если вы понимаете, о чем идет речь. Все остальные, как бы их ни было много, никогда не сравнятся с первым. Больше такого чувства я не испытывал. Я имею в виду, что потом тоже получалось здорово и, на мой взгляд, стоило затраченного труда, но не шло ни в какое сравнение с тем первым.

Он был моряк, пьяный моряк, и это сыграло мне на руку. Ужасная ночь! На набережной бушевал дождь, а я стоял под навесом, когда он подошел, еле держась на ногах. Я был в форме и вооружен: винтовка, штык и все остальное, а он уронил мою винтовку в грязь.

На самом деле я скорей испугался, чем разозлился. Понимаете, он был очень высок — шесть футов с гаком, и очень мощный на вид. Он спросил, есть ли у меня девчонка, и я, конечно, сказал, что нет. Тогда он двинулся на меня, а под навесом было не развернуться, понимаете? Я решил, что он собирается сделать со мной что-то нехорошее, но потом, когда хорошенько подумал, пришел к выводу, что он просто — хотел драться. Вы, наверное, знаете таких дураков: они любят пускать в ход кулаки, по поводу и без повода, и, думаю, он напал, решив, что я стою не просто так, а с нехорошей целью. Конечно, это не так. К счастью, я абсолютно нормален.

Надеюсь, ясно, что я тоже не трус: не испугался, когда он двинулся на меня, хотя сначала было страшновато. Неожиданно на меня снизошло просветление, и я сказал себе: «Верн, ты можешь убить этого пьяницу своим штыком!»

От этой мысли сильная дрожь пробежала по телу. Когда я втыкал в него штык, мной будто бы руководило Небо: я не дрогнул, и не промахнулся и ударил не слабо — другой на моем месте так бы не смог. Тогда — то я на самом деле думал, что мною руководит Небо, я много молился в то время; сейчас Господь и я, похоже, разошлись во мнениях. Времена ведь меняются, и нужно принимать эти перемены как должное.

Он издал громкий звук, будто чихнул. Его руки взметнулись, и он рухнул на меня, прижимая к двери, будто обнимая. Снова сильнейшая дрожь — уже от радости — всколыхнула меня. Больше такой силы чувства я не испытывал.

Я повис на нем, а он толкался и дергался, пока совсем не умер. Это оказалось слегка волнительно: я не был уверен, что прикончил его, но когда он, наконец, затих, я, стоя с ним в обнимку, мысленно просил, чтобы он еще разок меня толкнул.

Потом передо мной встала проблема: как избавиться от тела. Когда я собрал всю свою волю и подумал, она разрешилась быстро. Все, что мне необходимо было сделать — перетащить его под дождем к парапету. Я спихнул тело вниз, и оно упало прямо в морс. Дождь продолжал лить как из ведра.

Забавный случай. Я заметил, что за ним тянулся кровавый след до самого парапета, но мне не хотелось останавливаться и делать что-нибудь — ненавижу мокнуть под дождем. Как тогда, так и сейчас.

Возможно, кому-то это покажется неосторожностью с моей стороны. Может, я доверился Провидению. Дождь продолжал лить и смыл вес пятна, и никто никогда больше не напоминал мне о том. что произошло.

На время я сам забыл об этом. Потом кончилась война, и я вернулся домой. Отец уже умер — невелика потеря. Мы с мамой стали жить вместе. Мы всегда были добрыми друзьями. Она привыкла покупать мне жилеты, брюки. И сейчас покупает.

Меня начало терзать беспокойство. В памяти всплывал тот моряк. Так или иначе, но хотелось сделать это снова. И было интересно, кто он такой — забавно, ведь я даже не знаю его имени. В какой-то книге, которую я как-то прочел, говорилось о людях с «пытливым интеллектом». Полагаю, у меня развит именно «пытливый интеллект». Хотя я слышал от некоторых, что с первого взгляда кажусь не особо умным. С первого взгляда, понимаете? Это, конечно, комплимент с их стороны.

Чтобы испытать еще раз ту дрожь, я купил в лавке старьевщика небольшой штык и принялся за поиски подходящей «зоны». Мне никогда не хотелось делать это там, где шумно, и людно, и светло. Мне нравились дома времен королевы Виктории, сонные, грязновато-коричневого цвета, где нет ни магазинов, ни покупателей. Я весьма поднаторел в архитектуре. Такие дома мне дороги как память. Можете считать меня сентиментальным, ничего не имею против. Они будят во мне чувства. Каждый человек имеет право на самовыражение. Они рождают во мне склонность к творчеству, да.

Мне удалось отыскать «зону» в Сэвн Диалз. Настоящая удача. В округе снесли много старых домов, но здесь удобное местечко осталось и ждало своего часа в боковом проулке. Оно до сих пор освещается газовым фонарем, и фонарщик приходит туда каждый вечер, чтобы зажечь его. Это место я выбрал, чтобы… ну, проще говоря, чтобы повторить свой успех.

Но я руководствовался не только своим вкусом, нет. В таком деле надо быть еще и расчетливым. Я выяснил, что канализационный люк там легко открывается. Лестница ведет вниз, к другому люку, который ниже первого футов на восемь. Там еще всякие трубы и вентили. Если поднять второй люк, то попадешь прямо в канализацию.

Ничуть не хуже чем море!

Для моих целей лучшего, чем такое негигиеничное место, и придумать нельзя. Я имею в виду — понимаете? — когда вы все сделали, ну, вам надо избавиться от тела. Насовсем, я имею в виду. Иначе они погонятся за вами, понимаете? Как обычно в кино про гестапо: будут стучать ночью к вам в дверь. Сами знаете. Забавно здесь сидеть, в камере: мне совсем не страшно. Я ведь ничего не сделал, совсем ничего.