— Дурак, — спокойно сказала она и отошла в сторону.

Дитер выдернул охотничий нож из спины другого полисмена. Тот не пошевелился. Он в нерешительности помедлил, затем, не утруждая себя переворачиванием тела, поднял за волосы голову полицейского и перерезал ему горло. Поток крови из артерии хлынул на середину шоссе, и из валявшихся там пустых гильз образовались островки. Дитер вытер нож о синюю шинель убитого и снова вложил его в ножны на поясе. Холодный мартовский ветер заставил его вздрогнуть. Он ощущал лихорадочное возбуждение, чувствовал себя почти всемогущим. Такой же восторг охватывал его после особенно сложного спуска на лыжах по непроторенному склону, но это было даже лучше. Он опустил правую руку в лужу крови рядом с полисменом и затем поднес ее, всю красную, прямо к лицу. Это было видимым доказательством того, что ему дана власть убивать. Он чувствовал запах крови. Он мог попробовать ее на вкус. Зачарованный, он застыл на месте на несколько долгих секунд.

Лежащий на земле раненый капрал видел из-под машины ноги Тины. Эти длинные, загорелые нога в нейлоновых чулках — ошибиться было невозможно. Медленно, дюйм за дюймом, он подтянул к себе кожаную сумку с запасными обоймами для “густава”. Казалось, это заняло целую вечность. Толстая кожа цеплялась за шершавую поверхность дороги, а сил у него было уже совсем немного. Каждое движение сопровождалось невыносимой болью.

Он положил автомат набок, используя сумку с боеприпасами как подставку. Она даст ему возможность стрелять на несколько дюймов выше земли. Этого будет достаточно.

Он прицелился. Кровь и пот застилали ему глаза, все было размытым и нечетким. Он несколько раз моргнул, затем прицелился снова. Деревянная ручка автомата была скользкой от крови. Зрение отказывало ему. Он потерял всякое чувство времени.

Он услышал голоса. Потом снова увидел эти длинные ноги. Нажал на курок, и автомат заколотился в руках, сотрясая все его израненное тело. Горячая медь отработанных гильз обжигала лицо. Он не отпускал курка, покуда не опустел магазин. Секундой позже, чем надо, он вспомнил о пролитом бензине. Он успел потерять сознание прежде, чем вспышки, вырывающиеся из ствола “густава”, подожгли горючую лужу. Бензин взорвался, и патрульный автомобиль вместе с армейским “лендровером” поглотили языки пламени.

Небо заволокло черным дымом.

Фицдуэйн положил телефонную трубку с чувством облегчения. Он корпел над досье фон Граффенлауба больше одиннадцати часов почти без перерыва, и только теперь заметил, как он устал и проголодался.

Содержимое досье и прочие относящиеся к делу бумаги были разбросаны по полированной дубовой столешнице на козлах — Итен использовала ее вместо письменного стола. Документы помогли выстроить более законченную картину, касающуюся семьи Граффенлауба и его окружения, но это далось Фицдуэйну нелегко. Несмотря на большое количество источников информации и знакомств, без которых не может обойтись ни один деятельный и преуспевающий журналист, и на ту помощь, которую оказало ему добытое Килмарой Досье, Фицдуэйн довольно долго не мог связать воедино разрозненные факты и понять, какой же была жизнь Руди в Швейцарии.

Оказалось, что наводить справки о швейцарцах весьма непросто. Он не хотел звонить Гвидо. Остальные же знакомые могли рассказать ему — иногда с упоминанием самых интимных деталей — о последнем финансовом скандале в Ватикане, или о том, кто берет и дает взятки в Танзании, или о том, кто из русских балерин спит с членами московского Политбюро, но любой вопрос, касающийся Швейцарии, похоже, вызывал у респондентов лишь неудержимую зевоту.

Общее мнение сводилось к тому, что Швейцария — скучная дыра, населенная скучными людьми, все существование которых определяется набором известных клише: сыр, шоколад, часы с кукушками, горы, банки, связи с другими странами и “горячие” деньги. Никто не питал симпатии ни к Швейцарии, ни к швейцарцам. А на вопросы о Берне все тоже реагировали одинаково: тоска, зеленая тоска.

Фицдуэйн же считал, что, если судить по расследуемому им самоубийству, швейцарцев вряд ли можно считать такими уж скучными, и потому засомневался в том, что его знакомые действительно хорошо знают Швейцарию. Вдобавок, в большинстве отзывов об этой стране сквозила заметная ревность. Ни войн, ни безработицы в сколько-нибудь серьезных масштабах, один из самых высоких уровней жизни в мире, здоровый климат и чудесная природа. И впрямь, есть от чего расстроиться.

Он встал, потянулся и пошел в кухню, чтобы откупорить бутылку охлажденного белого вина. Потом перенес вино, сыр и крекеры в гостиную, пнул ногой тлеющее полено в камине, чтобы пробудить его к жизни, и удобно устроился в кресле. Рядом с собой он положил пульт дистанционного управления телевизором.

Оставалось несколько минут до девяти — часа вечерних новостей, после которых начнется программа Итен “Сегодня вечером”. Странно было видеть на телеэкране эту другую, официальную Итен. Он отхлебнул вина, огонь замерцал и разгорелся ровнее, и Фицдуэйн снова задумался о фон Граффенлаубах.

В досье было мало фактов и еще меньше комментариев. Отцом повесившегося мальчишки был Беат фон Граффенлауб, шестидесяти одного года от роду, юрист с обширными деловыми интересами. Он жил на Юнкернгассе и имел контору на Марктгассе. Он был родовитейшим бернским аристократом, “бернбюргером” и “фюршпрехером” [9] (что бы это ни значило). Он был директором различных компаний — в частности, одного из четырех больших банков, — военного конгломерата, а также химических и фармацевтических транснациональных корпораций. В юности он был лыжником олимпийского уровня. Конечно, он был богат — но в пределах благоразумия. В общем, он выглядел трудягой, добившимся чрезвычайных успехов. Но что же означает этот “бернбюргер”?

В 1948 году бернбюргер женился на бернбюргерше, некой Клер фон Чернер — судя по приставке “фон”, тоже аристократке, — и, раскачавшись немного, они вместе произвели на свет целую кучу бернбюргерчиков (если точнее, четверых). Дочь Марта появилась на сцене в 1955-м, за ней, в 1958-м, последовал сын Андреас, а затем, после четырехлетнего отдыха, Беат фон Граффенлауб всерьез взялся за дело и в 1962 году породил близнецов — Рудольфа (Руди) и Верену (Врени).

Близнецы. Как Врени восприняла известие о смерти брата? Поверяли ли они друг другу свои тайны? Близнецов часто многое связывает. Если хоть один человек знает, почему Руди так поступил, то этим человеком вполне может оказаться она. Фицдуэйну стало любопытно, похожа ли Врени на своего брата.

В 1976-м — тогда ему было пятьдесят шесть — Беат совершил поступок, отнюдь не отличающийся оригинальностью. Он развелся с Клер и вступил в брак с более молодой женщиной — причем гораздо более молодой. Двадцативосьмилетняя Эрика Зердорф (без всяких “фон”) была его секретаршей. Сыграв положенную ей роль, Клер отправилась в Эльфенау, где и погибла в автомобильной катастрофе — это произошло два года спустя. Теперь новой миссис Беат фон Граффенлауб было уже тридцать три против мужниных шестидесяти одного, а детей у них так и не появилось. Интересная ситуация. Ведь Беат по целым дням занят — а что же делать Эрике, кроме как просаживать его деньги?

Фицдуэйн попытался решить проблему с бутылкой: она сейчас наполовину пустая или наполовину полная? Дабы выйти из тупика, он налил себе еще один стакан.

Очень многое будет зависеть от того, как поведет себя Беат фон Граффенлауб. Скорее всего, юристу не понравится, что какой-то иностранец взял на себя расследование обстоятельств смерти его сына, но без поддержки Беата ему вряд ли удастся добиться сколько-нибудь значительных успехов. Ясно, что у этого бернбюргера множество связей. Знакомство Фицдуэйна с Швейцарией ограничивалось редкими пересадками в Цюрихском аэропорту, однако он где-то слыхал о склонности швейцарцев депортировать тех, кто приезжает к ним мутить воду.

Мысли Фицдуэйна вернулись к Руди. Почему для завершения среднего образования его послали именно в Дракеровский колледж? Висбаденский компьютер, чей информационный багаж явно не был обойден вниманием придирчивой Цензуры, намекал на “зарождение нежелательных политической контактов” и советовал обратиться за разъяснениями в Швейцарскую федеральную полицию и полицию города Берна. Хоть и интригующе, но пользы мало. О швейцарской полиции говорили, что она так же не любит щекотливых вопросов, как и швейцарские банкиры. В Библии сказано: “Ищи, и обрящешь”. Если верить Килмаре, изобретение Швейцарии заставило авторов Писания задуматься о необходимости поправки к этому пункту.