– Я не собираюсь нападать на него сзади или в темноте, – ответил дон Педро. – Еще вчера Пейроль был моим гостем, и каким бы он ни оказался негодяем, я считал своим долгом защищать его. Сегодня между нашими государствами идет война: это дает мне право выгнать его из моего дома и поступить с ним как с врагом. Я вызову его на поединок и своей шпагой расчищу путь тебе и твоим подругам.

– Нет, отец, только не это! – воскликнула бедная девушка, повиснув на шее у старика. – Он моложе и сильнее тебя, а главное, душа его, как и его шпага, лжива и готова на любое предательство!

– Не пытайся переубедить меня, дитя мое! Я уже прожил свою жизнь! Король забыл обо мне: он не призвал меня к себе и не попросил вернуться в армию. Вот уже несколько лет Испания под гнетом Альберони пьет горькую чашу стыда, и завтра ее ожидает поражение. Я не переживу позора моей родины, так неужели же ты хочешь отнять у меня единственную возможность сразиться с неприятелем-французом, который вдобавок ко всему преступник и трус? Ведь сразившись с врагом Испании, я не только исполню свой долг дворянина, но и помогу свершиться правосудию!

Мариките был хорошо известен непреклонный нрав отца: годы нимало не смягчили его. Дон Педро уже принял решение, и никакие мольбы не могли заставить старого герцога отказаться от него. Однако девушка не оставляла надежды и все-таки попыталась отговорить отца от задуманного.

– Мне страшно от одной только мысли, что тебе придется обнажить шпагу против этого подлеца, – начала она. – Да и мадемуазель де Невер и донья Крус не согласятся оплатить свое спасение столь дорогой ценой…

Старик гневно топнул ногой:

– Не смей с ними советоваться, маленькая болтушка! Какое мне дело до ваших капризов? Я решил вызвать этого человека, и я это сделаю!

– Но, отец!..

– Мое слово крепкое, ты отлично знаешь, что я никогда не меняю своих решений! Если я выйду победителем в поединке с интендантом Гонзага – что ж, тем лучше, я сам провожу вас до границы. А если повезет ему… Короче говоря, слушай и запоминай: сегодня вечером я сообщу Пейролю, что желаю с ним говорить и попрошу его явиться в полночь во внутренний двор замка. Как только ты увидишь нас вместе, ты проводишь девушек в подземный ход, ведущий в долину, а сама спустишься в подвал башни. Там стоят четыре бочки с порохом, соединенные фитилем. Окошко, открывающееся во двор, позволит тебе все слышать; если я крикну «Испания!», значит, мне пришел конец…

– Отец! Отец! Но это ужасно! – воскликнула Марикита, чувствуя, что лоб ее покрыла испарина.

– Будь мужественна, дочь моя! – продолжал старик. – Когда ты услышишь это слово, подожги фитиль и беги со всех ног; фитиль длинный, так что ты вполне успеешь присоединиться к своим подругам, прежде чем башня взлетит на воздух.

– Нет, я не уйду, я умру вместе с тобой!

– Я запрещаю тебе умирать!.. Это старое орлиное гнездо я хотел оставить тебе в наследство, но Господь судил иначе. Не забывай отца: поверь, он очень любил свою Марикиту, хотя и не сумел сделать ее богатой. И вот тебе мой завет: никогда не сворачивай с прямой дороги! Это не так-то просто, но подобное поведение угодно Богу. Может быть, ты рассчитывала получить от меня нечто более весомое, но не стоит досадовать, ведь я, некогда имевший все, однажды лишился даже самого необходимого, однако, ни разу не прогневил Господа своими жалобами.

Он подошел к столу и откинул крышку шкатулки.

– Вот мое завещание, – произнес он. – В нем я признаю тебя своей единственной и любимой дочерью. Я не стал упоминать в нем о землях, некогда конфискованных у меня королем: ими он оплатил кутежи своего первого министра, и тебе никогда их не вернут! Здесь также лежит прядь волос твоей матери и наши с ней портреты… Это все!.. Если сможешь, приходи иногда помолиться на развалины башни Пенья дель Сид, ибо я чувствую, что они станут моей могилой!

Марикита залилась слезами и упала на колени.

– Отец! – воскликнула она. – Благослови свою дочь, дай ей мужество выполнить твой наказ!

Шепча слова молитвы, старый герцог поднял дочь, нежно прижал ее к груди и долго не отпускал.

Ни донья Крус, ни Аврора де Невер не знали об этой трогательной сцене прощания. Марикита не стала им ничего рассказывать, только сказала, что пора готовиться к побегу. Она объяснила, что им надо делать, и, скрывая собственную тревогу, постаралась рассеять все страхи и убедить девушек, что спасение во многом зависит от них самих.

Когда дон Педро сообщил Пейролю о своем желании встретиться с ним в полночь во дворе замка, последний не мог скрыть своего удивления.

– К чему встречаться в столь поздний час и в таком унылом месте? – спросил интендант Гонзага. – Неужели мы не можем поговорить в более приятной обстановке?

– Нет, не можем; у меня имеются весьма веские основания пригласить вас в столь поздний час во двор замка. И советую вам не пренебрегать этим свиданием, ибо оно имеет важное значение не только для меня, но и для вас.

В ожидании указанного часа интендант большими шагами мерил свою комнату и задавал себе тысячи вопросов.

Он спрашивал себя, не раскрыл ли хозяин развалин некий заговор, имеющий целью похитить мадемуазель де Невер, и не собирается ли он с его, Пейроля, помощью расстроить планы заговорщиков… А может, напротив, это засада, устроенная врагами Гонзага? Поразмыслив, Пейроль все же отверг последнее предположение. Старый обитатель замка был известен как благородный и справедливый идальго, не способный на преступный или противный чести умысел.

Подобные рассуждения привели фактотума Гонзага к весьма утешительному для него выводу: черт побери, как приятно иметь дело с честными людьми! Самое же невероятное, любезный читатель, что к таким людям Пейроль причислял и себя, напрочь забывая, что те, кто когда-либо доверились его чести, потом горько в этом раскаивались!

В урочный час приспешник принца Гонзага, надев перевязь со шпагой и спрятав под камзолом кинжал, спустился во двор; вокруг было тихо и пустынно. Ночи стояли ясные; луна щедро изливала свой бледный свет на молчаливые руины, и они казались мирными и величественными, тогда как днем из-за резкого контраста между белесыми, выжженными солнцем камнями и отбрасываемой ими черной тенью, развалины имели вид грозный и устрашающий.

Небо было усыпано мириадами золотых божественных светил, Млечный Путь напоминал вуаль новобрачной. Пришла пора звездопада, и звезды, словно яркие угольки, почти непрерывно сыпались за горизонт, оставляя за собой блестящие и причудливые следы. В этот час на небосклон жадно глядели студенты Саламанки, поэты Мурсии и влюбленные всей Испании.

Пейроль был равнодушен к подобного рода зрелищам. Душа его не умела наслаждаться красотой, даруемой нам природой. Это и не удивительно, ибо там давно поселился червь, снедавший ее; имя ему было – тревога. А сегодня вечером можно было с уверенностью сказать, что тревога эта сменилась страхом. Люди с нечистой совестью очень часто боятся того, что у честных людей вызывает радость.

Пейроль недолго пребывал в одиночестве. Вскоре перед ним возникла фигура дона Педро. Старик также был при шпаге, легкий ветерок развевал его белоснежные волосы, отчего он казался выше ростом и шире в плечах. На нем был надет великолепный шелковый камзол, расшитый золотой нитью – последнее свидетельство былого могущества и богатства.

При виде облачившегося в парадный костюм герцога Пейроль не смог сдержать улыбки.

– Хотя это ночное свидание кажется мне весьма странным, – начал он, – я, тем не менее, выполнил вашу просьбу и явился. Надеюсь, беседа наша не затянется?

– Возможно, для одного из нас эта встреча продлится вечно! – торжественно ответил герцог.

Пейроль решил, что старик сошел с ума, и с нарастающим удивлением принялся слушать продолжение речи герцога.

– Прошу учесть, что этот разговор должен остаться между нами: ни вы и ни я никому не расскажем о нем. Уверен, что вы согласитесь со мной.

При словах «Уверен, что вы согласитесь со мной», произнесенных насмешливым тоном, интендант невольно вздрогнул. Он вдруг вспомнил, что именно эти слова произнес Кокардас в трактире «Адамово яблоко», когда он, Пейроль, расплачивался с наемниками за убийство герцога Неверского.