Анхелика и на этот раз не ответила. Ариф глянул на нее и сказал:
— Я увидел тебя и сразу подумал о своем господине.
Девушка насторожилась, перестав жевать.
— Мой господин молод, благороден и добр. И хорош собой. Ты непременно ему понравишься.
Пища встала в горле комом, Анхелика с трудом смогла сглотнуть.
— Я разве… не попаду на кухню? — проговорила она, запинаясь.
— Думаю, нет, — едва заметно улыбнулся Ариф. — А теперь отдыхай.
С этими словами он вышел, оставив девушку в каюте одну. Анхелика тяжело опустилась на койку и задумалась, глядя в небо за окном каюты. Снова попытаться бежать? Но с каждым побегом ее положение становилось все хуже…
Ей хотелось проклинать судьбу, лишившую ее свободы. Абдорна, за то, что своим колдовством заставил ее уйти от Конрада. Только рядом с ним она чувствовала себя в безопасности, он дарил ей свет.
Но не было сил ни проклинать, ни бороться.
Тоска сковала сердце. По всему получалось, что Конрада ей больше никогда не увидеть. Из глаз полились горькие слезы, Анхелика тоненько завыла, прикусив кулачок. Жизнь без него виделась пустой. Она просто не могла представить своего будущего.
И все же, помимо ее воли, в голове вертелись мысли об этом новом господине. Каков он, чего от нее захочет… Раз уж ей в любом случае суждено попасть в гарем, то какова на самом деле та судьба, что не хуже смерти?
Плавание на корабле Арифа длилось почти неделю. Они два раза заходили в порты Магрибахарта, евнух оставлял Анхелику в каюте, а сам отправлялся в город, ему нужно было сделать какие-то покупки. Она не интересовалась, какие, она вообще ничем не интересовалась. В первый раз Ариф спросил ее, перед тем как уйти:
— Скажи мне, Лейс, я могу тебе доверять? Ты не сбежишь, или все-таки запереть тебя?
При этом он смотрел на Анхелику чуть прищурившись, словно знал, что у нее богатый опыт по части побегов. И вместе с тем, спрашивал он девушку, не унижая ее достоинства. Так, словно говорил не с рабыней, а с равной, оказывал доверие. Она не могла не понять, что доверие дорого стоит. Да и желания сбежать, чтобы снова оказаться одной и беззащитной перед насилием, не было.
— Даю слово, что не стану пытаться убежать.
— Хорошо, — сказал Ариф.
И просто на слово ей поверил. Возможно, он и выставил охрану, но дверь запирать не стал. А во второй раз, перед тем как уйти, сказал:
— Я скоро вернусь и принесу тебе лакомство.
Лакомство…
Ей ничего не хотелось, жить не хотелось. Но Анхелика кивнула. Ариф секунду смотрел на нее, словно читал в душе, а потом ушел. Пока его не было, девушка даже из каюты не выходила. Вернулся евнух через два часа. Принес ей еды и обещанное лакомство — лучшие сласти черного берега. Ореховые пирожные щедро пропитанные медом.
Пирожные были маленькие, чуть больше ее пальца, и лежали в специальной коробке. Ариф смотрел на нее и улыбался. И сама не зная как, но она сначала попробовала, а потом съела половину. И удивительное дело, от сладкого уже не так хотелось плакать. Видимо, он понял перемену в ее настроении, потому что сказал, погладив девушку по плечу:
— Не грусти, ты еще очень молода и обязательно будешь счастлива. А теперь надо мыться. С такими сладкими пальчиками и измазанным ртом нельзя ложиться в постель.
Он снова купал ее как ребенка, смазывал синяки и поджившие царапины. Заботливо, как мать. В любом случае, отношение Арифа к ней далеко выходило за рамки ее представлений о гаремных евнухах. Анхелике даже показалось, возможно, он видит в ней ребенка, которого у него не может быть.
Однако плавание подошло к концу. Судя по солнцу, за которым Анхелика следила в окошко каюты, они все это время двигались на запад. Но пристали не к черному берегу, потому что пустынные, выжженные солнцем земли черного берега не отличались густой растительностью, и всегда были покрыты черноватой блестящей пылью.
А здесь была уютная гавань, подковой окруженная холмами, чуть выше по склону в зелени садов большая белоснежная вилла, крытая красной черепицей. Когда подходили к берегу, Ариф проявлял признаки радости и волнения, будто вернулся в родной дом. Впрочем, место действительно было красивым, и нетерпение Арифа вполне можно было понять. Но для Анхелики это означало совершенно другое. Для нее это означало ту самую судьбу, которая не хуже, а может и хуже смерти.
Увидев, как изменилось от волнения ее лицо, Ариф сказал:
— Господина сейчас нет на месте. И это хорошо Лейс, тебе нужно время, чтобы привыкнуть и перестать бояться. Ничего плохого тут с тобой не может случиться.
Его лицо лучилось доброжелательной улыбкой, и переживания отпустили девушку. Услышав об отсрочке она немного расслабилась. Отчего-то сейчас евнух показался Анхелике доброй мамушкой или тетушкой.
И словно звонок колокола в мозгу вспыхнуло — тетка Гелис! Боже… Она не вспоминала о ней с тех самых пор, как… Вдруг Анхелике стало кристально ясно, кого отдал отец принцу Валиду вместо нее. Представилось выражение лица принца…
Глядя на громко хохочущую девушку, евнух удивленно поднял брови.
— Не обращай на меня внимая, Ариф, просто вспомнила кое-что смешное, — с трудом выговорила Анхелика.
— Пхеее! Тогда почаще вспоминай об этом, — забавно хмыкнул тот.
Весь как-то колыхнулся и проговорил:
— А сейчас идем, корабль вот-вот пристанет, мне не терпится показать тебе новый дом.
За ними прибыла повозка, и четверо всадников сопровождения. Арифа встречали с почетом, из этого Анхелика сделал вывод, что он занимает высокое положение при этом своем принце. А судя по тому, как светлело лицо евнуха, когда тот говорил о своем господине, он к нему явно питал добрые чувства.
Это позволило Анхелике надеяться, что ее новый хозяин не такое уж чудовище. Она одернула себя. Рабыня есть рабыня, а ей к тому же уготована участь наложницы. И тоска навалилась с новой силой.
Ариф провел ее в комнату, сказал:
— Лейс, теперь ты здесь будешь жить.
Ей показалось странно. Потому что комната была большая, светлая, хорошо и со вкусом обставленная, с видом на море.
— А разве я не в гареме буду жить? — заставила себя спросить.
— А разве ты хочешь жить в гареме? — задал он встречный вопрос.
— Нет, — затрясла головой Анхелика.
— Ну вот видишь, — хитро засмеялся тот.
Потом уже серьезно добавил:
— Здесь, в этом доме, живут три наложницы господина, они в том крыле, — указал Ариф пухлой рукой. — Потом ты с ними познакомишься, когда привыкнешь к местной жизни. А основной гарем в другом месте, далеко отсюда.
Видя, что Анхелика не очень понимает, он решил пояснить:
— Этот дом принадлежал матери господина. Она умерла… Я был ее евнухом. Совсем мальчишкой… А господина знаю с самого рождения.
Воспоминания вызвали у евнуха легкую грусть, но он тут же спохватился:
— Располагайся, — я сейчас пришлю тебе прислугу.
— А ты? Ты не придешь? — ей вдруг стало ужасно одиноко при мысли, что надо остаться наедине с чужими людьми.
— Конечно, — улыбнулся тот. — Только переоденусь с дороги.
Неделя прошла тихо и спокойно. В жизни Анхелики ничего нового и пугающего не происходило. То есть, с ней постоянно что-то происходило, ее одевали, раздевали, кормили, купали, растирали и умащивали. Даже гуляли в саду.
Однажды на прогулке она слышала женский смех, доносившийся из другого уголка сада. Анхелика насторожилась, а Ариф сказал просто:
— Это наложницы нашего господина. Но тебе с ними еще рано знакомиться.
А между тем, настроение у Анхелики почему-то испортилось. Он помрачнела, спросив:
— Наш господин женат?
Ей вдруг представилось, что будь она женой человека, у которого множество других женщин, была бы глубоко несчастна. Собственно, потому и стремилась всеми силами избежать брака с наместником Перкиссы. Но судьба оказалась неумолима, и жестоко шлепнула ее лицом в грязь. Не хотела быть женой, теперь рабыня.