За завтраком Викки дважды выключала радио, жалуясь на головную боль. Хачмен каждый раз вставал из-за стола и включал приемник, но уже тише. Из новостей стало известно о столкновениях на границах Сирии с Турцией и Ираком, вызванных, очевидно, неопределенной обстановкой во всем регионе. Заседания в ООН, дипломатические встречи, сообщения о каких-то подпольных группировках, мухи о передвижениях военных кораблей в Средиземноморье… Поглощенный домашними заботами, Хачмен мало что понял в изменениях международной обстановки, кроме того факта, что агрессор так и не обнаружен. Механически завязывая шнурки Дэвиду, доставая из холодильника йогурт и раскладывая у каждой тарелки пилюли с рыбьим жиром, он уже невольно думал о первых шагах к постройке машины.

Математически доказать возможность создания нейтронного резонатора — одно дело. Как из этих уравнений сделать работающую установку — совсем другое, особенно для теоретика, не имеющего к тому же никаких средств, кроме собственных сбережений. А машина обойдется недешево… Возможно, придется заложить дом. Дом, о чем Хачмен никогда не забывал, был подарен им отцом Викки.

У него есть резонансная частота, соответствующая длине волны в долю ангстрема, а единственный способ получить излучение такой частоты с высокой точностью — цестроновый лазер.

Проблема номер один: цестроновых лазеров, насколько он знал, еще не существует. Цестрон — недавно открытый газ, короткоживущий продукт реакции с одним из изотопов празеодима. Поскольку, помимо Хачмена, никто еще не разрабатывал математику нейтронного резонанса, никому не приходило в голову создавать лазерный излучатель на основе цестрона. Придется все делать самому.

Глядя через стол на мечтательное лицо сына, Хачмен почувствовал, как вырастающие в рассуждениях практические трудности повергают его в состояние угнетенной неуверенности. Итак, первое: нужно достаточное количество нестабильного празеодима, чтобы получить, скажем, пятьдесят миллилитров цестрона. Далее, нужен кристаллический празеодим для лазера накачки. Да и саму электронную схему ему будет трудно осилить. Практического опыта в радиоэлектронике у Хачмена было маловато, но даже сейчас ему было ясно, что для прибора, работающего с частотами порядка 6х10^18 герц, нужны не провода, а трубчатые волноводы. Весь агрегат будет напоминать скорее сплетение водопроводных труб, чем…

— Лукас! — Викки постучала вилкой по его тарелке. — Ты что, так и собираешься все утро просидеть в раздумьях?

— Я не в раздумьях.

«…излучение жесткое, хуже рентгеновского… Нужно будет предусмотреть защиту… Далее, оптическое наведение… Золотые полированные пластины…»

— Лукас! — Викки раздраженно дернула его за рукав. — По крайней мере ответь сыну, когда он к тебе обращается.

— Извини. — Хачмен повернулся к Дэвиду. Тот уже одел школьную куртку и собирался выходить. — Счастливо, Дэвид. Ты выучил вчера грамматику?

— Нет. — Дэвид упрямо сжал губы, и на мгновение Лукасу показалось, что в лице сына проступили черты человека, которым он станет через годы.

— А что ты скажешь учительнице?

— Я ей скажу… — Дэвид замолчал, вдохновенно подыскивая ответ, — …чтоб катилась колбасой!

С этими словами он выскочил из кухни, и через несколько секунд они услышали, как хлопнула входная дверь.

— Дома он пытается говорить резко, но мисс Лэмберт уверяет, что Дэвид самый спокойный мальчик в классе, — сказала Викки.

— Это меня беспокоит гораздо больше. Я не уверен, что он хорошо приспособлен к школе.

— Дэвид отлично приспособлен. — Викки снова села за стол и, не предлагая Хачмену, налила себе вторую чашку кофе. Верный признак того, что она раздражена. — Ты мог бы больше помогать ему с домашними заданиями.

Хачмен покачал головой.

— Говорить ребенку ответы на задачи — это не помощь. Я учу Дэвида системе мышления, которая позволит ему решать любые задачи, несмотря на…

— Ну что может знать Дэвид в таком возрасте о системе мышления? — презрительно перебила его Викки.

— Ничего, — спокойно ответил Хачмен. — Именно поэтому я его и учу.

Викки поджала губы, повернулась к приемнику и чуть прибавила громкость. Лукас почувствовал мимолетное удовлетворение. В среднем раз в неделю ему удавалось срезать ее в споре простым, метким ответом на вполне серьезно заданный вопрос. Викки никогда не задавала вопрос повторно, и хотя Хачмен подозревал, что это от врожденного презрения к формализму, тем не менее он каждый раз радовался в душе маленькой победе. И на этот раз она отвернулась, все свое внимание переключив на радиоприемник.

Утреннее солнце отражалось на кухонном полу, насыщая воздух прозрачным свечением. «В такое утро хорошо завалиться еще на часок», — промелькнуло в голове Хачмена, но тут же перед глазами вспыхнуло рельефное панно с изломанными, искалеченными телами. «Сколько маленьких семилетних упрямцев там погибло? А сколько…» Ему захотелось поскорее оказаться на работе и просмотреть каталог оборудования в вестфилдской библиотеке. Затем надо будет поговорить кое с кем в отделе поставок…

Он торопливо проглотил остатки холодного кофе, не потому что хотелось, а чтобы показать, как он спешит на работу, и встал. Мысли его уже целиком были заняты машиной.

Проходя по лабораторному корпусу к своему кабинету, он заметил первые признаки того, что уничтожение крупного города произвело в повседневной жизни людей какое-то изменение. Несколько кабинетов и комнат поменьше пустовало, в других, наоборот, люди собрались большими группами и обсуждали последние новости. Изредка возникали взрывы нервного смеха, и это еще больше сгущало напряженную тревогу. Хачмена такая реакция людей даже успокоила. Он прекрасно знал, что Викки на самом деле способна на искреннее сострадание и переживание чужой беды. Сколько раз он замечал, как она выбегала из комнаты со слезами на глазах, когда на экране вдруг появлялось изображение убитого ребенка. Но ее вчерашняя намеренная, прагматичная отчужденность его просто напугала. Самое страшное, что может быть на свете: женщина, дарительница жизни, мать, смотрящая на смерть холодными спокойными глазами.

Мюриел Варили прибыла на место одновременно с Хачменом. В одной руке она держала плетеную соломенную корзину, которую носила с собой вместо дамской сумочки, другой прижимала к себе длинный рулон бумаги. Еще один рекламный плакат на стену ее маленькой комнатушки.

— Доброе утро, мистер Хачмен, — произнесла она настороженно, словно передвинула пешку навстречу шахматному королю, начиная с утра новую партию.

— Доброе утро, Мюриел. — Не вполне понимая почему, Хачмен интуитивно чувствовал, какое большое значение она придает этому обмену формальными приветствиями, и ни разу не рискнул промолчать. Он прошел за ней в ее сдавленную клетушку, взял со стола маленькую стопку утренней почты и тут же бегло просмотрел.

— Здесь нет ничего особенно важного. Разберись сама, хорошо? По своему усмотрению. Я сегодня буду занят и не хочу, чтоб меня беспокоили.

Мюриел неодобрительно фыркнула и забрала у него письма. Хачмен прошел к себе, плотно притворил дверь и после нескольких секунд раздумий набрал номер Клиффа Тэйлора, заведующего отделом электроники Вестфилда. По голосу Тэйлора было похоже, что он не выспался и, кроме того, удивлен столь ранним звонком, хотя он и постарался скрыть свое удивление.

— Чем могу быть полезен, Хач?

— М-м-м… Видишь ли, я бы хотел провести кое-какие эксперименты с микроволновым излучением. У тебя не найдется свободного помещения примерно на месяц?

— Я не уверен, Хач. У нас масса дел по программе «Джек-и-Джилл»… Что-нибудь важное?

— Очень.

— Ты бы обратился к Мейксону. Пусть навесит на эту работу пару приоритетных бирок. Так все будет гораздо проще.

— Это полуофициальный проект, Клифф. Со временем это может пригодиться Вестфилду, но пока я хотел бы попридержать информацию. Еще неизвестно, что получится. Мне бы не хотелось идти к Мейксону.