– Да уж. Хотя вполне возможно, что она не понимала, насколько глубоки его чувства.

– Понимала. Она же обещала ждать его.

– Твоя правда. Но прошло слишком много времени. Девушка не могла быть уверена, любит ли Дамион ее по-прежнему или нет. Ее семья была вынуждена покинуть Францию девять лет назад. Это долгий срок.

– Для некоторых мужчин не такой уж долгий, – спокойно ответила Геро, и Себастьян почувствовал, как загораются его щеки. Он сам любил Кэт Болейн восемь долгих лет и даже дольше, и для Геро это не составляло тайны.

Спустя секунду она спросила: 

– Думаешь, поэтому Пельтан решился поехать в Лондон? Чтобы снова ее увидеть?

– Я бы сказал, это весьма вероятно. Хотя не добавляет чести Пельтану, принимая во внимание, что его возлюбленная уже несколько лет как удачно вышла замуж.

– Ты не знаешь, счастлива ли она в браке.

Себастьян вспомнил об увиденных на тонком запястье отметинах, иссиня-черных отпечатках карающей руки разгневанного мужчины.

– Твоя правда, не знаю. На самом  деле, с учетом всего, что мне известно об ее супруге, леди Рэдклифф скорее несчастлива в своем замужестве.

– Интересно, знал ли об этом Дамион Пельтан? – посмотрела на мужа Геро.

Себастьян ответил на ее взгляд: 

– Именно этот вопрос я и намерен ей задать.

В платной библиотеке Клиффорда на Стренде леди Питер Рэдклифф пыталась поставить книгу обратно на высокую полку, когда Себастьян взял у нее тонкий голубой томик и засунул на место.  

– Позвольте помочь.

– Благодарю вас. – Обтянутые перчатками пальцы нервно сжали ручки ридикюля, зеленые глаза метнулись по сторонам, словно опасаясь свидетелей.  

Сегодня на даме было элегантное прогулочное платье из жаконета с тремя отделанными кантом оборками и лиловый бархатный спенсер. Но наряд был сшит не по последней моде и наводил на мысль, что финансовые дела ее супруга не в лучшем состоянии.

– Я обнаружил, что вы не были правдивы со мной, леди Питер, – негромко сказал Себастьян.

Ее губы приоткрылись в стремительном вдохе.

– Не понимаю, о чем вы.

– Дамион Пельтан не просто друг ваших детских лет. Когда-то он любил вас, как и вы любили его. Покидая Париж, вы обещались ждать его. Вечно.

Следовало ожидать, что Джулия Рэдклифф станет отпираться. Но она только опустила взгляд на свои руки и прикусила нижнюю губу.

– «Вечно» – это слишком долгий срок, – ее голос звучал не громче шепота. – Особенно для женщины.

– Вы знали, что он до сих пор любит вас?

Она медленно покрутила головой. Но предательски погустевший румянец на ее щеках  обличал неправду. 

– Я слышал, Пельтан приехал в Лондон из-за некой дамы. Из-за вас, не так ли?

– Нет! Прошу вас, – хрипло воскликнула леди Питер, поднимая на Себастьяна умоляющие глаза. – Если муж узнает, что я снова разговаривала с вами, он…

– Изобьет вас?

Все краски сбежали с ее лица.

– Конечно же, нет! Что вы такое говорите?!

– Доктор Пельтан приехал в Лондон, чтобы встретиться с  женщиной. Если не с вами, то с кем же?

Джулия Рэдклифф попятилась от него, по-прежнему мотая головой из стороны в сторону.

– С его сестрой, – прошептала она. – Дамион приехал повидаться с сестрой.

– Сестрой? Какой сестрой?

Собеседница воззрилась на Себастьяна так, словно его неосведомленность захватила ее врасплох.

– С Алекси.

Он ощутил, как пульс заколотится в горле. 

– Хотите сказать, Александри Соваж – сестра доктора Пельтана?!

– Разве вы не знали?

– Нет. Не знал.

Себастьян громко постучался в хирургический кабинет на Тауэр-Хилл. В ответ не раздалось ни звука.

Чертыхнувшись под нос, он забарабанил в соседнюю дверь, ожидая увидеть экономку Гибсона, миссис Федерико. Но ему открыла Александри Соваж собственной персоной.

Француженка застыла, держа руку на щеколде, каждой своей чертой выражая неприязнь, и Себастьяну на миг показалось, что сейчас она хлопнет дверью прямо ему в лицо.

– А где Гибсон? – спросил он.

– В больнице Святого Варфоломея.

На раненой было то же самое поношенное серое платье, что и в ночь нападения, однако кто-то явно предпринял попытку отчистить с ткани пятна.

– Похоже, вам гораздо лучше.

– Так и есть. Сегодня утром я сказала доктору Гибсону, что чувствую себя достаточно хорошо, чтобы вернуться домой.

– Тем не менее вы все еще здесь, – кольнул Себастьян, проскальзывая мимо Александри в коридор.

Она щелкнула дверью и развернулась к визитеру:

– Доктор возражает против моего отъезда. 

Себастьян всмотрелся в ее лицо – изящный нос, темно-карие глаза, высокие скулы, – ища сходство с мужчиной, которого коротко видел на прозекторском столе.

Нет, совсем не похожи.

Александри подбоченилась одной рукой:

– Насколько я понимаю, вы считает Пола Гибсона своим другом.

– Да, он мой друг. А в чем дело?

– Вам известно, что он злоупотребляет опием?

Направляясь сюда, Себастьян ожидал совсем не такого разговора.  

– Я знаю, что Пол время от времени принимает лауданум.

– Он зашел в своем пристрастии гораздо дальше.

Не дождавшись ответа, Александри выдохнула:

– Так вы знали – и ничего не предпринимали?

– А что я должен был предпринять? Пол страдает от боли – жестокой, истязающей душу боли. Вы как врач должны понимать его состояние лучше, чем кто бы то ни было. Опий позволяет ему справляться с этим.

– Опий убивает его.

– Боль тоже убивала бы.

– Есть способы помочь избавиться.

– Помочь избавиться от боли или от его при… – Себастьян начал было произносить «пристрастия», но успел поправиться, – привычки.

– От того и от другого. 

– Я пришел сюда говорить не о Гибсоне. Я пришел спросить, какого дьявола вы утаили, что Дамион Пельтан – ваш брат?

Александри  держалась вымученно прямо.

– Как вы это выяснили?

– А разве имеет значение, как я это выяснил?

– Думаю, нет. – Француженка своеобразно, едва заметно передернула плечом. – Я узнала ваш голос еще в самую первую ночь. И сообщила вам только то, что была вынуждена, поскольку не доверяю вам.

– Из-за того, что случилось в Португалии?

– Естественно. А вы ожидали другого к себе отношения?

Себастьян отмечал напряженные линии возле ее ноздрей, темные тени в ее глазах. Но явились они следствием недавнего ранения или горьких воспоминаний, вызванных его присутствием,  определить не мог.

– Вы больше ничего не вспомнили о нападении в Кошачьем Лазе?

– Кое-что вспомнила, но не все. – Александри сглотнула. – Помню, как мы вышли от мадам Бизетт и направились обратно к Тауэру, надеясь найти там извозчика. Было очень холодно и темно, и Дамион… нервничал. 

– Нервничал? Почему? 

– Он еще с тех пор, когда был маленьким, терпеть не мог темноты.

– Так что же произошло?

– Кажется, я услышала за спиной шаги. Сначала они были далеко, но быстро приближались. Я повернулась посмотреть, кто нас нагоняет, и…  – Александри запнулась и покачала головой: – Это последнее, что я помню.

– Расскажите мне о Самсоне Баллоке.

Шоколадные глаза удивленно распахнулись, затем прищурились. 

– А про него-то откуда вам известно?

– Мне известно, что этот тип угрожал прикончить вас. Почему, черт подери, вы не удосужились упомянуть о нем?

– Но я говорила о нем – по крайней мере Гибсону. Заметьте, Баллок угрожал мне, а не Дамиону. Так какое он может иметь отношение к случившемуся?

– Он винит вас в смерти своего брата. А теперь обнаруживается, что Дамион – ваш брат. Этот мебельщик вырос в семье, где сыновей нарекли Самсоном и Авелем. Нетрудно представить, какие злобные, ветхозаветные взгляды на месть он может вынашивать.