Паренек у стойки взирал на него мутным кроличьим глазом. Второй глаз парня скрывался за фиолетовой припухлостью, возникшей, по всей вероятности, совсем недавно. Виктор парню не нравился. Антипатия угадывалась столь явно, что неприятное чувство, родившееся сразу после приключения с машиной, мгновенно усилилось. В бицепсах появился нехороший зуд. Но главное — Виктор снова чувствовал трепет ВЕРНУВШЕЙСЯ К НЕМУ ВОЙНЫ.

Человек, перенесший хоть раз настоящий артобстрел, представляет себе, как страшно это наяву, как глупо и фальшиво отражен этот ад на мириадах клокочущих огнем кинолент. Война — подобие архипелага, на каждом из островов которого проживает страх. К чужой смерти можно привыкнуть, к своей — никогда. Притупляются чувства, правдивей и проще становятся речь и эмоции, и все же подниматься в атаку под пулями даже в двадцатый раз — чертовски сложно. Может быть, даже сложнее, чем в первый, потому что знаешь не по рассказам, как просто споткнуться, встретивши пулю; потому что, своими руками выпустив несколько тысяч маленьких металлических посланцев дьявола, заранее готов испустить стон, вообразив собственную развороченную спину — результат одного-единственного попадания. Багровый тоннель, взрытый в доли секунды, идет расширяющимся конусом, начинаясь с крохотного лаза, проделанного в груди. Виденное приходит во снах, а чувство страха въедается в мозг, как грязь под ногти, но избавиться от него труднее, чем от грязи. На это уходят месяцы и годы, в течение которых спокойствие внешнего мира снова и снова отторгается взвинченными нервами; зуд, поселившийся под кожей, становится порой невыносимым, и люди сходят с ума.

Виктор отлично понимал тех ребят, что, покинув войну, спустя месяц или два с растерянностью в сердце ныряли в нее вновь. Это походило на кессонную болезнь, когда стремительное выныривание на поверхность угрожает бедой. Следовало возвращаться обратно и возобновлять подъем, выдерживая длительную декомпрессию. Щадящий режим выпадал на долю очень немногих, и, как очень многие, очутившись вне выстрелов, вне плена, Виктор испытал обморочное головокружение. Общепринятый быт с трехкратным питанием и восьмичасовым рабочим днем, вечерним телевидением и обязательной газетой так и не сумел увлечь его сызнова. И сейчас, сидя в этом кафе, к собственному ужасу Виктор чувствовал поднимающееся из черных глубин животное удовлетворение. Нескольких острых событий оказалось вполне достаточно, чтобы всколыхнуть в нем солдата — существо, ненавидящее страх и привыкшее к нему, как к кислороду. И глядя в лютоватый, налитый кровью глаз парня, Виктор позволил себе снисходительно улыбнуться. Возможно, благодаря его ухмылке, этот обормот не разобьет чьих-нибудь зубов и не сграбастает в пятерню случайно подвернувшуюся шевелюру.

Парень оттолкнулся от стойки и двинулся в его сторону. «Топай, козлик, топай!» — Виктор подзадорил его взглядом. А секундой позже пара смуглокожих посетителей стиснула его с двух сторон.

— Сиди, где сидишь, цыпа!

Тот, что очутился справа, довольно симпатичный, с цыганскими буйными кудрями, представлял несомненную опасность. Слишком уж был быстр в движениях и слишком уж уверено улыбался. Виктор научился распознавать силу и был готов биться об заклад, что за руками этого красавчика следует следить в оба. Слева расположился плечистый увалень, настолько же крепкий, насколько и безобидный. Безобидный, если вовремя не позволить ему обнять себя своими медвежьими лапищами. В общем, парочка что надо! Со стороны это, вероятно, выглядело встречей добрых старых знакомых. И тот, и другой сохраняли на лицах печать миролюбия. Однако почему среди прочих посетителей они выбрали именно его? Или он показался им легкой жертвой? Богачом-инкогнито, обрядившимся в загаженные пометом лохмотья?.. Подобными вопросами Виктор больше не задавался. Разумеется, он сразу не понравился им, как не понравился и парню с подбитым глазом. Виктору следовало приучить себя к мысли, что в течение семи дней он будет не нравиться многим и очень многим, став излюбленной мишенью слоняющейся по улицам вульгарной и лихой братии.

— Чем-нибудь могу быть полезен? — вежливо и тихо поинтересовался донор, и немедленно в бок ему уперлось острие ножа. Он старался следить за руками красавчика, но этого последнего движения не заметил.

— Часы, деньги — все, что есть ценного! Спокойненько собери и передай моему другу! — команда прозвучала также тихо. При этом красавчик не забывал улыбаться.

Увалень взял стакан с остатками апельсинового сока и, брезгливо понюхав, медленно вылил на брюки Виктора.

— Не заставляй его ждать, приятель. Сам видишь, сегодня он не очень-то в духе.

В баре заиграла музыка, и Виктору пришлось чуточку поднапрячь голосовые связки, чтобы они услышали.

— Рисковые вы ребята! Здесь же полно народу, а на улице полицейские. Что, если я закричу?

— Ты захрипишь, а не закричишь. — Кончик ножа красноречиво шевельнулся между ребер. — Это наш бар и наша территория. Никто слова за тебя не скажет.

Виктор заметил, что одноглазый парень уже находится на полпути к их столику. Появление смуглокожих, как ни странно, его ничуть не смутило. А может, это тоже один из их приятелей? Виктор покосился на красавчика.

— О'кей, парни. У меня с собой двадцать баксов, но это все, что есть, могу поклясться.

— Часы?

Виктор оттянул немного рукав, позволяя снять с себя часы. Слишком уж хрупкая вещь, чтобы таскать их дальше.

— Молодец! Ну, а теперь баксы… — красавчик недоуменно взглянул на приближающегося забияку. Темные брови его сердито сошлись на переносице. Виктор радостно прищелкнул языком.

— А вот, парни, и мой приятель, Джонни! Крепкий орешек, между нами говоря. Так просто вам его не взять.

Внимание грабителей переключилось на подходившего, и, схватив опустевший стакан, Виктор с силой ударил им по темени плечистого здоровяка. Ошарашенный взор и испуганно вздернутые руки он запечатлел лишь как мгновенный кадр. Пленка не стояла на месте. В следующем кадре его локоть заехал в челюсть красавчику. Еще раньше тот пырнул его ножом, но кевларовая куртка выдержала удар с честью. Еще один скромный синяк — вот и все, на что был способен его нож. С красавчиком, похоже, было покончено, зато увалень уже сжимал кулаки, готовясь перейти к самым решительным действиям, Стакан его не пронял, а жаль. Вскочив, Виктор опрокинул столик, создав таким образом временное препятствие между собой и наступающими силами. Над тем же, что произошло в следующую секунду, он чуть было не расхохотался. Увалень, остановленный неожиданной баррикадой, неловко развернулся и с воплем вонзил кулак в живот приблизившегося «Джонни». Второй его кулачище пошел следом за первым, но вхолостую просвистел мимо. «Джонни» и впрямь оказался парнем не промах. Во всяком случае, по части драк он мог бы дать увальню сто очков вперед. Мысок его туфли угодил под колено противнику, и одновременно одноглазый провел сокрушительную серию, работая кулаками, как кувалдами, в результате чего, хлюпая разбитым носом, здоровяк осел на пол. Кто-то из посетителей попытался ухватить парня за руки, и Виктор тут же встрепенулся. Другого такого благоприятного момента могло и не представиться. Сиганув через опрокинутый стол, он смаху ударил «Джонни» по виску и еще раз прямо по вспухшему глазу. Парня крепко мотнуло, но сознания он не потерял. Назвав его крепким орешком, Виктор попал в яблочко. Левый кулак «Джонни» мелькал с потрясающей виртуозностью. Дважды угодив по физиономии вцепившегося в него человека, он успел ужалить и Виктора. Можно было спорить на что угодно, что парень серьезно работает на ринге. Он был куда легче Виктора, и этим единственным преимуществом последний поспешил воспользоваться. Прыгнув на мастера ринга и заработав по пути еще одну плюху, Виктор обрушился на профессионала, захватив мускулистую шею в жесткий замок и повалив на пол. Столы, стулья и чьи-то дергающиеся ноги замелькали перед глазами. Возможно, статья инструкции, воспрещавшая посещение подобных мест, была написана весьма умудренным донором. Теперь в драке участвовало не менее десятка мужских особей. Били и Виктора, и лежавшего под ним парня. Хуже нет, чем находиться на полу в такой толчее. Гвозданув «Джонни» еще раз кулаком по кровоточащим губам, Виктор не без труда поднялся. Кто-то немедленно повис у него на шее, и оторваться удалось лишь у самого выхода. Обернувшись, Виктор с изумлением рассмотрел хлипкого человечка, выглядевшего гномом в сравнении с прочими участниками потасовки. Гномик и сам, по-видимому, был удивлен собственной отвагой, потому что, стоило Виктору замахнуться, как он исчез. В сторону дверей швырнули бутылку, и, проворно присев, Виктор спиной вывалился на улицу. Мощные пружины вернули деревянные створки в исходное положение, и хотя Виктор чувствовал себя еще вполне боеспособным, он не поленился пробежать пару кварталов, остановившись только тогда, когда полностью уверился в отсутствии преследователей.