Спустя пять дней сформированная «бригада ух» во главе с Львом Геннадиевичем улетела в далекий Иркутск, а на следующий день на счета трех созданных Ильей фирм пришел гонорар за работу, выплаченный, как это заведено среди российских политиков, заранее – полмиллиона евро.

Шеф прилетел следом, быстро набросал план «стирки», и Илья, засучив рукава, взялся за не совсем законную, но зато сулившую и Льву Геннадиевичу, и ему лично немалую прибыль работу.

Деньги «отстирали» быстро. Цепочку «левых» фирм, через которые прокачивались деньги, закрыли, половина средств ушла за рубеж, часть – легла на счета каких-то общественных организаций, часть обналичили. Илья в сопровождении угрюмых охранников самой бандитской наружности привез два кейса с валютой в офис, и довольный Лев Геннадиевич запер их в несгораемый шкаф.

И тут случился конфуз. Клиент Льва Геннадиевича, восточносибирский лесной олигарх, вознамерившийся получить депутатскую неприкосновенность, был снят с выборов «за нарушение правил ведения предвыборной агитации». Агитацию, понятное дело, вел не он сам, а нанятые шефом специалисты, которые, видимо, и допустили прокол, хотя не исключен был вариант, что лесопромышленника «тормознули» по приказу сверху.

Естественно, олигарх принялся звонить в офис с требованием вернуть деньги. Лев Геннадиевич объявил, что его нет, и заперся в своем кабинете. Вся тяжесть переговоров с лесопромышленником легла на бледного Антона, который в течение часа, обливаясь потом, выслушивал, что, как и в каких формах сделает с его шефом и им лично сибиряк в случае, если завтра деньги не вернутся.

Лев Геннадиевич тем временем набросал на листочке смету, из которой следовало, что все средства, выделенные олигархом Межрегиональному институту анализа политических процессов, освоены и ушли на... далее следовал длинный список всевозможных мероприятий типа «привлечение независимых международных экспертов для ежедневного мониторинга политических событий в регионе». Смету отправили по факсу в Иркутск, после чего Лев Геннадиевич вызвал к себе Илью и Антона и в очень обтекаемых, осторожных выражениях сообщил банальную, в общем-то, вещь: «Контора умерла!», после чего отправил секретаря паковать вещи, а Илье честно выплатил семь процентов от полученного полумиллиона и выдал уже оформленную трудовую книжку.

«Вот и славненько!» – пропел кот Баюн, и Илье в тот момент показалось, что зловредная зверюга потирает лапки...

Илья с банкой пива в руке шагал по мокрому тротуару мимо зоопарка, пребывая в странном расположении духа. С одной стороны, он понимал, что стал соучастником довольно-таки крупномасштабного преступления, именуемого «мошенничеством». С другой – система, по которой действовал директор переставшего существовать института анализа политических процессов, казалась абсолютно безопасной. Илье в ней отводилась роль винтика, выполнившего лишь то, что требовал работодатель. Его подпись не стояла ни под одним документом, везде фигурировали подставные люди, паспорта которых хранились в сейфе Льва Геннадиевича.

Осознание содеянного пришло к Илье неожиданно, словно в его мозгу вдруг отключился блок постановки помех:

«Ведь сибиряк наверняка пошлет в Москву своих людей! И они обязательно найдут меня... И что тогда? Утюг на пузо? Пулю в мочевой пузырь? Нож под лопатку? Этот толстый боров, Лев Геннадиевич, мать его, умотает за границу вместе со своим Антоном-пидармоном, а крайним-то окажусь я!»

«Не бздэнь! – вступил в диалог кот Баюн. – Зато ты приличные бабки заработал! Теперь заживешь припеваючи. А найдут тебя сибирские бандюки или не найдут – это еще бабушка надвое сказала!»

«А ведь это все ты подстроил, тварь! – внезапно понял Илья. – С тех пор как ты прилип ко мне, вся жизнь у меня пошла наперекосяк! У-у-у-у, скотина! Как же тебя извести, а?!»

«Хе-хе... А ты никогда не задумывался, что меня, быть может, и вовсе нет? – ехидно поинтересовался Баюн. – Что я просто тебе кажусь, а на самом деле Илья Привалов – простой шизофреник, слышащий голоса, которые велят ему, что делать и как жить?»

«Нет! – твердо ответил твари Илья. – Ты меня не запутаешь. Если бы я не видел кубла, я, может, и испугался бы, что и впрямь кукукнулся... А так... меня теперь интересует только одно – как от тебя избавиться?»

«Неинтересно с тобой, – хмыкнул в ответ кот. – Скучно. Правильный ты какой-то... Как будто не русский... У тебя немцев в роду не было?»

«Сам же знаешь, что не было. Все, отстань!» – мысленно отмахнулся от надоедливого Баюна Илья, допил пиво и вытащил из кармана телефон. Надо было хоть как-то обезопасить себя от возможного прессинга со стороны лесного сибирского олигарха, и помочь в этом мог только один человек – бывший начальник Межрайонного оперативно-розыскного отдела УВД города Москвы, бывший майор милиции Николай Кузьмич Громыко...

Новое место работы бывшего опера находилось в самом центре Москвы, неподалеку от Новодевичьего монастыря. Скромный двухэтажный особнячок, отреставрированный не без претензии, но весьма сдержанно. Тонированные стекла, чугунная ограда, будочка охраны. Возле стальной, декорированной деревянными панелями двери – небольшая латунная табличка: ООО «Светлояр».

Настораживало лишь тройное кольцо охраны – в будке у ворот, на территории у дверей и внутри, в холле. Причем все секьюрити поразили Илью наличием окладистых бород, гренадерским ростом и совершеннейшим, каким-то скандинавским равнодушием.

Черная лаконичная форма без знаков различия и нашивок, лишь на рукаве восьмиугольный шеврон – стилизованное изображение крылатой фигуры, держащей над собой то ли крест, то ли меч...

«Ну и контора! – подумал про себя Илья. – Не иначе, националисты какие-то. Чего это майора занесло-то так?»

Впрочем, его догадки ничем более не подтвердились – в коридорах и на лестницах ООО «Светлояр» стояла умиротворяющая тишина и едва заметно пахло то ли воском, то ли ладаном – Илья никогда не умел различать эти церковные запахи.

Кабинет начальника охраны за номером «12» нашелся быстро. Илья уже поднял руку, готовясь постучать, но тут обитая коричневым кожзамом дверь распахнулась и на пороге возник сам Громыко – в такой же черной форме, что и у подчиненных, и тоже с бородкой, которая придавала его широкому багровому лицу совершенно разбойничье выражение.

«О нет, я не Негоро! Я Себастьян Перейра...» – мгновенно вспомнил Илья цитату из древнего фильма «Пятнадцатилетний капитан». Громыко в его новом обличий взяли бы играть Негоро-Перейру без грима...

– Ага! Я уже заждался! – широко улыбнулся бывший майор, крепко пожал Илье руку и гостеприимно приобнял за плечо, заводя в свой новый кабинет.

– Ну, рассказывай, – усадив гостя в кожаное кресло, Громыко разместился за рабочим столом, заваленным бумагами, сдвинул в сторону плоский монитор компьютера и уставился на Илью.

– Да рассказывать, Николай Кузьмич, особо нечего... Ты же знаешь, небось, что у нас с графом вышло... – Илья замялся, вытащил сигареты, поискал глазами пепельницу, но не нашел.

– Знаю, знаю... И не понимаю – что за дурь на тебя нашла? – Громыко усмехнулся. – Тебе что, больше всех надо? Немало есть на свете всякого... чего нам знать не положено. И потом: меньше знаешь – крепче спишь. Слыхал такую народную мудрость?

– Ну да, – Илья кисло улыбнулся и рассеянно кивнул. Разговор с самого начала пошел куда-то не туда.

– Ну то-то! Так что с графом помирись и забудь про эту ерунду. Все будет хорошо! – Громыко улыбнулся в ответ, сказал в торчащий сбоку из столешницы микрофончик, кокетливо увитый георгиевской ленточкой – памятью о праздновании Дня Победы: – Гена, принеси нам минерал очку, будь добр.

Перемены, произошедшие с лихим майором, пьяницей, бузотером и матершинником, здорово поразили Илью, и он спросил, обведя рукой кабинет:

– А что это вообще за контора? ООО – это общество с ограниченной ответственностью?

– Ну как тебе сказать, – снова расплылся в улыбке Громыко, – бывают такие люди, которые в глупости своей и невежестве темном посягают не только на мирское, но и на духовное. Церкви грабят, на священнослужителей руку поднимают. А церковь у нас, как известно, от государства отделена. Вот и пришлось патриархии создавать такие, как ты выразился, «конторы», навроде нашего «Светлояра». А ООО – это общероссийская общественная организация.