Спохватившись, что подобные мысли больше подходят для рыжего, не верящего ни в черта, ни в бога пирата, чем для нее, слава богу, примерной католички, Жанна быстро одернула себя и отошла от камня.

Прямо к церкви примыкала древняя арка.

– Это арка Гальена, – пояснила баронесса. – Ворота в город во времена язычников. Представляешь, каким небольшим, был Рим, если этот холм считался окраиной? А теперь нам предстоит увидеть самое главное украшение этого холма – базилику Санта Мария Маджоре. Больше ее по размерам церквей, посвященных Богоматери, в Риме нет!

Похоже, это было главным достоинством храма в глазах благочестивой мадам де Шатонуар.

Базилика венчала Эсквилин. Горели под солнцем многоцветные торжественные мозаики на ее фасаде. Окруженный ангелами Христос посылал людям свое благословение.

Жанне страстно захотелось побыть здесь одной, чтобы душа согрелась от соприкосновения с божественной красотой, посвященной Деве. Она решила, что непременно придет сюда еще раз, без баронессы.

– Базилику построили на деньги одного богатого римского сеньора больше тысячи лет назад, – напомнила, что она рядом, мадам Беатриса. – Он, бедолага, хотел употребить все свое состояние на богоугодные дела, только никак не мог решить, на какие именно. Маялся, маялся и взмолился Богоматери, прося помочь ему, послать знак. Дева явилась к нему во сне в ночь с четвертого на пятый день августа, и повелела выстроить храм на том месте, где завтра выпадет снег. Сеньор, понятно, решил, что сошел с ума. Но Пресвятая не забыла явиться во сне и папе, сообщив, что снег утром выпадет на холме Эсквилин.

Утром пала прихватил сеньора и опрометью кинулся сюда. А Эсквилин был весь в снегу. Папа тростью нарисовал на белой от снега земле контуры храма и велел приступать к работе. Видишь, в нижнем ряду мозаик изображены эти события. Вон из той ложи папа благословляет толпу во время праздников. А в день чуда через отверстие в потолке на головы верующих летят белые лепестки цветов. Говорят, это незабываемо! Я обязательно приду сюда в пятый день августа. Пойдем внутрь.

Внутри храм был тоже богато украшен мозаиками. Мозаичные полы переходили в мозаичные стены. Центральный неф был украшен галереей из античных цельно мраморных колонн, а над колоннами снова шли мозаичные панели.

Жанна смотрела по сторонам… Короновал Богоматерь Сын Божий, пели ангельские хоры, жили своей жизнью ветхозаветные герои, рождался и рос маленький Иисус…

Баронесса подвела Жанну к пятому порфировому кругу на полу:

– Вот здесь покоится прах того благочестивого сеньора и его супруги.

– Достойное место, – заметила Жанна и незаметно поморщилась: баронесса, даже не подозревая, своими фразами беспощадно выбивала ее из торжественно-задумчивого настроения.

Ни остатки яслей Христа, ни икона Санта Мария Салус Пополи Романи, написанная самим Евангелистом Лукой, не вызвали теперь приподнятого состояния души.

– А почему икона так называется? – спросила Жанна, чтобы что-нибудь сказать.

– Дарующая здоровье народу римскому? – подхватила баронесса. – Да потому что в пятьсот девяностом году в Риме свирепствовала чума. И папа Григорий Двоеслов, причисленный потом к лику святых, держа в руках эту икону, стал обходить город крестным ходом. И вступив на мост, ведущий к замку, он увидел ангела, который вкладывал меч в ножны. Поэтому-то замок и назвали замком Святого ангела, а икона получила имя Салус Пополи Романи. Теперь к ней за помощью обращаются во время всяких напастей, черных смертей и моровых язв. Пойдем, дорогая, на площадь, у нас мало времени.

Спускаясь по ступеням церковной лестницы к экипажу, баронесса сказала:

– На этих ступенях служители церкви жгут книги, объявленные еретическими. А лет так сто пятьдесят назад здесь же римский плебс короновал Кола да Риенцо. Ну, того проходимца, сына булочника или трактирщика, считавшего себя бастардом императорской крови. Надо отдать ему должное – заваруха вышла отменная. А давай-ка сейчас отправимся к замку Святого ангела! Должна же ты посмотреть на это место, раз уж видела икону?

Жанна коротко и молча кивнула.

… Пользуясь тем, что госпожа уехала осматривать Рим, Жаккетта решила устроить себе небольшой праздник и выбралась побродить по близлежащим улочкам.

Ей хотелось просто присмотреться к Вечному городу, без спешки и суеты, не мечась вместе с госпожой Жанной от Ватикана к новому зданию канцелярии или прочесывая лавчонки.

Сегодня Жаккетта решила быть сама себе госпожа. Она прошла пару кварталов, глазея по сторонам и чувствуя себя свободной и счастливой. Как здорово идти, не зная куда!

Миновала маленький, но шумный рынок, зашла в пару церквушек, попавшихся на пути.

Мимо промчалась стайка громкоголосых римских мальчишек, которые верещали на все лады:

– Магателли, магателли, магателли!

В этих выкриках было такое восторженное ожидание чуда, что Жаккетта подобрала юбки и припустила вслед за мальчишечьей ватагой, рассчитывая непременно узнать, что же это за «магателли».

Чудо, к восторгу Жаккетты, состоялось.

На крохотной площади, образованной слиянием двух улочек и украшенной древней статуей, над которой настолько потрудилось время, что уже нельзя было разобрать, мужчина это или женщина, два кукольника давали музыкальное представление.

На землю была положена толстая, гладко оструганная доска, с одной стороны которой был воткнут в просверленное отверстие колышек. К колышку была привязана веревка. На веревку были нанизаны три фигурки: одна женская и две мужских. Второй конец веревки был привязан к ноге пожилого кукольника, который играл на волынке и дергал ногой. И все, этого оказалось достаточно, чтобы куклы жили.

Они танцевали, размахивали руками, качали головками. Помощник кукольника, мальчишка чуть постарше тех пострелят, что сейчас, присев на корточки и раскрыв рты, смотрели на танцующих кукол, пел красивую песенку, размахивая руками в такт музыке и прыжкам кукол. Люди, столпившиеся вокруг уличных актеров, тихонько подпевали ему.

Жаккетта стояла около танцующих кукол и восторженно глядела на их представление до последнего, пока кукольники не собрались уходить. Каждый раз, когда мальчишка обходил с шапкой зрителей, она честно кидала в нее монетку, и это тоже было удовольствием: наблюдать, как падает маленький медный кружочек в подставленный колпак и звякает там о другие монетки.

Но вот пожилой кукольник снял с веревки кукол, вынул колышек из доски, намотал на колышек веревочку и убрал весь свой крохотный театрик в мешок. Мальчишки, вместе с Жаккеттой смотревшие представление до конца, жалобно загудели. Кукольник что-то им сказал, отчего мальчишки расхохотались и, сорвавшись с места, унеслись, как стайка воробьев. Кукольник с улыбкой вскинул мешок за спину. Проходя мимо Жаккетты, он потрепал ее по щеке. Его мальчишка, прижимая в груди обмякшую волынку, вприпрыжку поспешил вслед за хозяином.

На площади остались только непонятная статуя и застывшая, все еще переживающая представление Жаккетта.

Из оцепенения ее вывел запах жаренной на добром оливковом масле рыбы, непременно щедро приправленной свежей зеленью и спрыснутой лимонным соком. Жаккетта потянулась в ту сторону, откуда ветерок принес этот запах, уже зная, на что истратит последнюю мелочь.

Статуя осталась в недолгом, по ее меркам, одиночестве. Завтра около нее все повторится: и представление уличных актеров, и народ. Как всегда. Статуя-то знала, кто она на самом деле. Это у людского племени память короткая.

Замок Святого ангела, тяжелый, круглый, замкнутый, дышал неприступностью. Он был сам по себе, как бы его ни называли: мавзолеем ли Адриана, замком ли Святого ангела.

Во времена империи владыки находили в нем вечный покой. Затем он стал форпостом города, слабеющего под натиском новых племен, чьи потоки разбивались о его неприступную, облицованную мрамором, грудь. Потом мавзолей стал крепостью, где спасались уже не от внешних врагов, а от внутренних. Побывал он и в роли тюрьмы.