- Вспомнил! - обрадовался вдруг Толик. - На празднике в деревне - вот где я это видел! Там у них жертвенный столб, поросят под ним душат... Так вот колдун под этим самым столбом нарисовал в точности такую штуковину.
- Какой колдун? - встревожился Валентин. - Как выглядит? В перьях?
- Ну да... Маска у него, татуировка...
- Он за мной шпионит, - пожаловался Валентин. - Вчера прихожу после ужина, а он уравнение на дощечку перецарапывает...
Определенно, Вальку пора было спасать. Переправить его, что ли, на пару недель к Таароа? Поживет, придет в себя... Гостей там любят... А Наталье сказать: сбежал. Построил плот и сбежал.
- Эйнштейн здесь нужен, - ни с того ни с сего уныло признался Валентин. - Ландау здесь нужен. А я - ну что я могу?..
- Слушай, - не выдержал Толик, - да пошли ты ее к черту!
- Да я уж и сам так думал...
- А что тут думать? У тебя просто выхода другого нет!
- Знаешь, а ты прав. - Голос Валентина внезапно окреп, налился отвагой. - Она же меня, подлая, по рукам и по ногам связала!
- Валька! - закричал Толик. - Я целый месяц ждал, когда ты так скажешь!
- А что? - храбрился Валентин. - Да на нее теперь вообще можно внимания не обращать!
- Ну наконец-то! - Толик звучно двинул его раскрытой ладонью в плечо. - А то ведь смотреть страшно, как ты тут горбатишься!
Однако порыв уже миновал.
- Да, но другой-то нет... - тоскливо пробормотал Валентин, озираясь и видя вокруг лишь песок да формулы.
- Как это нет? - возмутился Толик. - Вон их сколько ходит: веселые все, послушные...
- Ходит? - опешил Валентин. - Кто ходит? Ты о чем?
- Да девчонки местные! В сто раз лучше твоей Натальи!.. - Толик запнулся. - Постой-постой... А ты о чем?
- Я - о теории относительности... - с недоумением сказал Валентин, и тут до него наконец дошло.
- Наталью - к черту? - недоверчиво переспросил он и быстро-быстро оглянулся. - Да ты что! Как это Наталью... туда?..
И Толику вдруг нестерпимо захотелось отлупить его. В педагогических целях.
- Поговорили... - вздохнул он. - Ладно. Пошли обедать.
9
- А вот и вождь! - с лучезарной улыбкой приветствовала их Наталья.
Раньше она старалась Толика не замечать, а за глаза именовала его не иначе как "слесарь". Историческое собрание у водопада, избравшее "слесаря" вождем, она обозвала "недостойным фарсом", и в первые дни дело доходило до прямого саботажа с ее стороны.
И только когда в горловину бухты вдвинулись высокие резные носы флагманского катамарана "Пуа Ту Тахи Море Ареа" ("Одинокая Коралловая Скала в Золотом Тумане), когда в воздухе заколыхались пальмовые ветви символ власти, когда огромный, густо татуированный Таароа и слесарь Толик как равные торжественно соприкоснулись носами, - потрясенная Наталья вдруг поняла, что все это всерьез, и ее отношение к Толику волшебно изменилось.
Под баньяном был уже сервирован врытый в землю стол, собственноручно срубленный и собранный вождем без единого гвоздя. Наталья разливала уху в разнокалиберные миски. На широких листьях пуру дымились пересыпанные зеленью куски рыбины.
- Кузиночка! - сказал Федор, шевеля ноздрями и жмурясь. - Что бы мы без тебя делали!
- С голоду бы перемерли! - истово добавил Лева.
Расселись. Приступили к трапезе.
- Валентин, ты запустил бороду, - сухо заметила Наталья. - Если уж решил отпускать, то подбривай хотя бы.
- Так ведь нечем, Ната... - с мягкой улыбкой отвечал Валентин.
- А чем подбривает Федор?
- Акульим зубом, - не без ехидства сообщил Лева. - Он у нас, оказывается, крупный специалист по акульим зубам.
После извлечения из углей поросенка стало совершенно ясно, что национальную полинезийскую кухню Галка освоила в совершенстве. Валентин уже нацеливался стащить пару "булочек" (т.е. печеных плодов таро) и улизнуть на Сырой пляж без традиционного выговора, но...
- Интересно, - сказал Лева, прихлебывая кокосовое молоко из консервной банки, - далеко мы от острова Пасхи?
Все повернулись к нему.
- А к чему это ты? - спросил Толик.
- По Хейердалу, - глубокомысленно изрек Лева, - на Пасхе обитали какие-то ненормальные туземцы. Рыжие и голубоглазые.
И, поглядев в голубенькие глаза Федора Сидорова, Лева задумчиво поскреб свою рыжую клочковатую бороду.
Наталья, вся задрожав, уронила вилку.
- Валентин! - каким-то вибрирующим голосом начала она. - Я желаю знать, до каких пор я буду находиться в этой дикости!
Не ожидавший нападения Валентин залепетал что-то насчет минуса в подкоренном выражении и об открывшихся слабых местах теории относительности.
- Меня не интересуют твои минусы! Меня интересует, до каких пор...
- У, Тупапау!.. - с ненавистью пробормотала Галка.
- Ита маитаи вахина! [Скверная женщина! (искаж. полинезийск.)] - в сердцах сказал Толик Федору.
- Ита маитаи нуи нуи! [Хуже не бывает! (искаж. полинезийск.)] - с чувством подтвердил тот. - Кошмар какой-то!
- Между прочим, - хрустальным голоском заметила Наталья, разговаривать в присутствии дам на иностранных языках - неприлично.
Толик искоса глянул на нее, и ему вдруг пришло в голову, что заговори какая-нибудь туземка в подобном тоне с Таароа, старый вождь немедленно приказал бы бросить ее акулам.
10
После обеда двинулись всей компанией в пальмовую рощу - смотреть портрет.
Федор вынес мольберт из-под обширного, как парашют, зонтика и снял циновку. Медленно скатывая ее в трубочку, отступил шага на четыре и зорко прищурился. Потом вдруг встревоженно подался вперед. Посмотрел под одним углом, под другим. Успокоился. Удовлетворенно покивал. И наконец заинтересовался: а что это все молчат?
- Ну и что теперь с нами будет? - раздался звонкий и злой голос Галки.
Федор немедленно задрал бороденку и повернулся к родственнице.
- В каком смысле?
- В гастрономическом, - зловеще пояснил Лева.
Федор, мигая, оглядел присутствующих.
- Мужики, - удивленно сказал он, - вам не нравится портрет?
- Мне не нравится его пузо, - честно ответила Галка.
- Выразительное пузо, - спокойно сказал Федор. - Не понимаю, что тебя смущает.
- Пузо и смущает! И то, что ты ему нос изуродовал.
- Мужики, какого рожна? - с достоинством возразил Федор. - Нос ему проломили в позапрошлой войне заговоренной дубиной "Рапапарапа те уира" ["Блеск молнии" (полинезийск.)]. Об этом даже песня сложена.