Не может быть, думает она, из-за такой паршивой дешевки… Вообще-то и у Толкиена кольцы с кольцами не сходились — ладно, нес Фродо это кольцо к Ородруину, все боялся надеть (Сэм, что характерно, надел в непосредственной близости от Ородруина, и ничего), потом уже, у самого кратера, не выдержал, надел на палец. И здрасьте вам — какой-то мелкий Горлум тут же ему, кольценосцу, этот палец и отгрыз, хотя теоретически Горлум и подойти бы к нему не смог, не то что палец откусить! Ведь если исходить из посылок того же Толкиена, что должно было получиться? Фродо надевает кольцо, Саурон теряет силу и делается мелкой шестеркой, тогда как Фродо вырастает до размеров Черного Властелина и обращает свою силу против прежних союзников. То есть мочит Гэндальфа, берет Минас-Тирит, опустошает окрестные земли и все такое… Есть, конечно, такой вариант, что никакое это не Кольцо Всевластья, а просто Орудие Возмездия, эльфы его сконструировали на Заокраинном Западе, они же и легенду сочинили для лохов, а Саурон, который все знал, за ним гонялся исключительно, чтобы обезопасить себя. А все остальные фокусы типа невидимости и продления жизни — просто побочный эффект. Тогда единственное, что можно сделать с кольцом, это и правда опустить его в Ородруин… Жаль, а все-таки хотелось бы попробовать, что это за штука такая — Всевластье.

— Не советую, — говорит Берен.

Генка косится на него и молчит. Шпиль университета горит расплавленным золотом.

— А вот Фродо, между прочим, ничего за это не было. Он даже всемогущим не стал.

— Откуда ты знаешь, что на самом деле было с этим Фродо? — жестко говорит Берен.

— Ну, Толкиен же писал…

— Мало ли что он там писал. Я все это видел собственными глазами, и все это было совсем не так.

— Брось, это просто третья стадия толкинутости. Они все так говорят. И вообще — почему я должна тебе верить? Почему вообще здесь ты, а не, скажем, Арагорн, если уж Гэндальфу так приспичило боевика посылать?

— Этого авантюриста? — Берен пожал плечами. — Этого дилетанта? Да если бы он не увязался сопровождать этих хомячков, они бы проблем не знали. Это же надо — затащить группу на Заверть, на самую высокую точку! Столько следов пооставлять!

— Он как лучше хотел!

— Откуда ты знаешь, на кого он работал? Он же вывел их прямо на назгулов! Да и потом, тут уже есть один Арагорн. Сущности вообще не следует умножать без необходимости.

— Ага, — кивает Генка, — это я слышала.

— Попади сюда Арагорн, его сразу выдавило бы обратно. Или, что еще хуже, обратно выдавило бы вашего Арагорна. То-то подарочек для Арды.

— Она ничего, — корпоративно вступается Генка, — просто не обтесалась еще. Как ты думаешь, кафе у них тут когда открывается?

— Опять жрать хочешь? — укоряет Берен. Генка пожимает плечами.

— У вас, у хоббитов, всегда так. Мир в пропасть катится, а вам бы пожрать.

— Одно другому не мешает, — оправдывается Генка. Берен поднимается и, прищурившись, смотрит на солнце.

— Ладно, — говорит он, — пошли. Может, он уже там.

— Профессор? Тот самый?

— Какой еще — тот самый? Просто профессор. Специалист по оркам.

— Что за чушь! — сердится Генка, — откуда у нас специалисты по оркам? У нас таких и не готовят!

— Это еще почему? Если орки есть, их же надо кому-то изучать, верно?

Какое— то время он нерешительно мнется, потом говорит:

— Послушай, хоббит… это может быть очень опасно. Я бы не советовал тебе идти. Подожди тут, а?

— Ну уж нет, — мотает буйной головой Генка, — я тут одна не останусь! Мне страшно!

— Давно пора, — говорит Берен. — Ты права. Здесь очень страшно. Ладно, пошли.

Площадка около высотки пуста, подъездные аллеи тоже. Цветет шиповник. Асфальт весь в трещинах. На солнечном пятне высыхает дождевой червь. Генка подбирает его и аккуратно кладет в сырую траву.

— Пускай хоть кому-то будет хорошо, — говорит она.

Они поднимаются по стертым гранитным ступеням. Железная дева с книгой неприятно таращится на них со своего пьедестала. С другого боку столь же мрачно глядит металлический юноша.

Берен настороженно озирается.

— Не нравится мне это, — говорит он, — похоже на Каменных Гигантов на Андуине. А те пропускают исключительно своих.

— Эти всех пропускают, — отмахивается Генка, — а вот внутри охранники действительно наверняка пропускают только своих. По особым бумажкам, они так и называются — пропуск.

— Ты думаешь, я совсем темный? — обижается Берен.

Он деловито достает что-то из походной сумки и протягивает Генке.

— Что это?

— Эльфийский плащ. Одевайся.

— А, — говорит Генка, — так, значит, они все-таки есть?

— Есть-есть, — успокаивает Берен.

— Плащ-невидимка? Зачем это мне? Я лучше кольцо бы одела.

— Во-первых, не одела, а надела. А во-вторых, не лучше. У плащей кардинально иной принцип действия.

Плащ вообще ничего не весит и скользит между пальцами, как вода. Какого он цвета, трудно понять, кажется, серо-голубого, впрочем, когда Генка заходит в тень, отбрасываемую чугунной девушкой, плащ темнеет, — точно на воду набегает облачко.

— Плащ-хамелеон! — говорит Генка.

— В некотором смысле, — соглашается Берен, — пошли.

Гордый страж у вертушки смотрит на них и расплывается в улыбке. Он не просто отодвигается, уступая дорогу, а пытается, уважительно наклонив голову, придержать вертушку.

— Что ж это вы без охраны практически? — понизив голос, спрашивает он, когда они проходят мимо.

— Да мы по-простому, — отвечает Берен, — неофициальный визит.

Он заговорщически прижимает палец к губам, и охранник понимающе кивает.

— Чего это он? — шепотом спрашивает Генка.

— Я ж говорю — это плащ-хамелеон в некотором смысле. Охранник этот сейчас увидел того, кого он больше всего уважает.

— Кого?

— Откуда я знаю? Кто у вас тут пользуется всенародной любовью?

— Ой, — говорит Генка, — ни фига себе!

— Эльфийская магия, — пожимает плечами Берен, — они классно дерутся, эльфы, когда надо, но вообще-то это дело не любят. Они ж бессмертны — кому охота подставляться под стрелы, если у тебя впереди вечность? Так что лучшего оружия, чем любовь и восхищение предполагаемого противника, и придумать трудно!