– Мисс Жаксон, это я! – раздался из-за двери Лизин голос.

– Я не одетый! Я лег отдыхнать! – заявила мисс Жаксон.

– Ну, пожалуйста! Я на минуточку! Please pardon the disturbance…

– Не покоя нет где… Вы – crazy girl!

– Мисс Жаксон, вы ведь такая добрая! – взмолилась из-за двери Лиза.

Гувернантка открыла дверь и неприступно встала на пороге.

– Мисс Жаксон, вы ведь простите меня, правда, простите? – горячо начала Лиза. – Мне было совестно показываться чернавкою перед гостями… Я не смела просить вас… Но я была уверена, что вы простите мне своевольство… Мне так хотелось быть красивой, как вы!

Мисс Жаксон смягчилась.

– Я думал, вы хотеть поднимайт меня курам смеяться…

– Что вы, что вы, мисс Жаксон, милая моя, дорогая! – Лиза все же вошла в комнату. – Я полагалась на вашу доброту…

– Однако, если то… Пусть будет, – успокоилась мисс Жаксон. – Но лучший спрошать меня сам.

– Простите, простите! Excuse me, please, – Лиза порывисто обняла гувернантку, и той ничего не оставалось делать, как ответить на ее поцелуй.

– Если вы хотит применяйт белый-черный краска, я дару вам бритиш белил, – мисс выбрала баночку и протянула Лизе.

– Ах, как вы добры! Спасибо! Thank you very much!

Лиза прижала баночку к груди и сделала книксен.

Дверь закрылась.

– …Ты был, барин, вечор у наших господ? – спросила назавтра Лиза у Алексея, когда они прогуливались по осенней «роще свиданий», шурша желтыми облетевшими листьями. – Какова показалась тебе барышня?..

Алексей на это безразлично пожал плечами и слукавил:

– Да я ее как-то и не заметил…

– Жаль, – тоже слукавила Лиза.

– А почему же?

– А потому, что я хотела спросить у тебя… Правда ли, говорят…

– Что же говорят?

– Правду ли говорят, будто я на барышню похожа?

– Какой вздор! Да барышня ваша и в подметки тебе не годится!

– Ах, барин, грех тебе это говорить! Барышня такая беленькая, такая щеголиха! Куда мне с нею равняться!

– Беленькая? Да на ее физиономии белил на вершок, едва не осыпаются. Брови чернит – видно, своих не имеет… А уж говорит, прости меня, господи…

– И что же говорит? – что-то слишком живо заинтересовалась «Акулина».

– «Обожаю военных!.. Вам пойдет мундир к усам!» Тьфу! Одно жеманство и глупость!

– Глупость?! – искренне обиделась Лиза. – Да в чем же ты глупость увидал?..

– Во всем! Что ни скажет, все глупо, даже по-англицки… Век бы ее не видать!

– Неужто больше не поедешь в Прилучино?

– Никогда!

Долго шли молча. Лес был тих. Только листья шуршали.

– Значит, не приглянулась тебе наша барышня… – в странном огорчении сказала Лиза.

– Ты во сто раз краше! – Алексей притянул Лизу к себе, но она вырвалась и, будто обидевшись, пошла от него прочь.

– Акулина, куда же ты?.. Бог с ней, с этой барышней! Прости, ежели не то сказал…

Алексей бросился догонять свою милую Акулину, но наша барышня-крестьянка уходила от него все дальше и дальше. Так и шли они друг за другом, мелькая среди черных дерев, пока не вышли за пределы леса…

В гостиной у Муромских пылал камин. Григорий Иванович сидел в кресле у камина, напротив него с английской книгой в руках сидела мисс Жаксон. Шел очередной урок английского языка. Мисс Жаксон читала вслух по-английски, четко выговаривая слова, Муромский переводил услышанное. Видно было, что урок ему нейдет и думает он совсем о другом. Вот он перевел очередную фразу.

– Это не вовсе точно, – сказала мисс Жаксон.

– Я вот что думаю, мисс Жаксон, – без всякого перехода продолжил вслух свои мысли Григорий Иванович. – Ведь по смерти Ивана Петровича, дай Бог ему здоровья, все его имение перейдет Алексею. А?..

Мисс Жаксон некоторое время смотрела на него, осмысливая услышанное. Наконец, ответила:

– Это не предмет наш lesson.

– Не предмет… Очень даже предмет!

Муромский поднялся из кресла, заходил по гостиной.

– Алексей Иванович Берестов станет одним из богатейших помещиков губернии… Не сейчас, в будущем! Но – станет, ибо таков закон природы…

– «That, that is, is». Shakespeare, – изрекла мисс Жаксон.

– Да-да, что есть, то есть, как сказал Шекспир, – от возбуждения с ходу перевел Муромскиий. – Ясно теперь?

– I don't understand, – сказала англичанка.

– Экая вы непонятливая! Жена ему нужна! – Григорий Иванович присел на подлокотник кресла, в котором сидела мисс Жаксон, и наклонился к ней совсем близко, отчего гувернантка вспыхнула и потупилась. – И нет ему никакой причины не жениться на Лизе! – Это соображение Григорий Иванович сообщил чуть ли не в самое ухо мисс Жаксон.

– На наш барышня? – поняла наконец, англичанка.

– Вот именно! На наш барышня! – рассмеялся Муромский. – А что? Чем не вышла? Красавица, умница… А то, что озорница, то, поверьте, это мужчинам даже нравится.

Мисс Жаксон призадумалась над этой сентенцией.

Словно скинув тяжелую ношу, Григорий Иванович плюхнулся снова в кресло и приказал:

– Читайте далее, что там у нас?..

Утро Иван Петрович Берестов начинал, по обыкновению, с того, что правил записанные Алексеем накануне вечером свои мемуары. Так и в это утро он, ни свет ни заря, уже стоял у конторки и скрипел пером.

Постучали.

– Заходи! – громко позволил Берестов.

Вошел управляющий, поздоровался.

– Что, Павел Алексеевич, с чем пожаловал? Опять на повара жаловаться будешь?

– Никак нет-с, Иван Петрович. Подарочек вам прибыл… – управляющий обеими руками протянул хозяину длинный инкрустированный футляр красного дерева.

– От кого? – удивился Берестов.

– Григорий Иванович Муромский изволили препроводить с личным письмом.

Берестов принял футляр, положил его на стол и раскрыл. Там, в бархатном ложе, лежало охотничье ружье с прикладом, также инкрустированным перламутром. Берестов довольно крякнул и развернул письмо, протянутое управляющим. Пробежал его глазами:

– «…С благодраностию за благородный поступок и в честь приближающихся именин ваших прошу…» – прочитал он несколько строк. – Что ж, прекрасное ружьецо. Григорий Иванович знает толк. А что, Павел Алексеевич, он ведь вправду близкий родственник графу Пронскому?

– Точно так-с. Племянник супруги графа.

– Граф Пронский – человек знатный и сильный. Он Алексею сможет быть полезен… – размышлял вслух Иван Петрович, вертя в руках ружье и проверяя спуск. – Смекаешь, о чем говорю?

Берестов прицелился из ружья.

– Как не понять, Иван Петрович. Отлично понимаю-с… Муромский будет рад отдать свою дочь за нашего Алешу.

– У Григория Ивановича, конечно, английской дури много, но человек он оборотливый: первым из помещиков губернии догадался заложить имение в Опекунский совет!.. Что ж, были врагами, станем сватами! Вели закладывать дрожки, поеду к соседу с благодарностью. Да щеночка подбери помордастей…

Корзина с уютно свернувшимся легавым щенком стояла у ног Григория Ивановича. Он сидел в зимнем саду напротив Ивана Петровича Берестова, с которым они теперь, обговорив уже самое главное, со вкусом попивали кофий с коньяком.

– А ну, как наши молодые фордыбачить станут? – высказал сомнение Муромский.

– Признаться, с этой стороны я никаких препятствий не вижу, – усмехнулся Берестов. – Мой ждет не дождется, чтобы я его женил. А ваша Лиза, на мой взгляд, непременно должна будет в него влюбиться. Надобно только почаще возить их друг к другу в гости, а время и природа все сладят…

– И то верно. Ну, с Богом! – Григорий Иванович поднял рюмку, они чокнулись, выпили, а потом поднялись и, обнявшись, трижды поцеловались.

По возвращении, проходя через гостиную, Берестов позвал сына:

– Зайди ко мне, Алеша.

В кабинете Иван Петрович закурил трубку и, немного помолчав, сказал:

– Что же ты, Алеша, давно про военную службу не поговариваешь? Иль гусарский мундир уже тебя не прельщает?..