Находить удовольствие — это была его манера жить, идея и принцип. День, прожитый приятно, ни в каком дополнительном оправдании не нуждался, он как бы сам себе и был целью. А вот пустой и горький невольно заставлял задуматься о смысле всех последующих дней, то есть толкал заглянуть в колодец, куда разумному человеку без крайней надобности лучше не смотреть.

Вот и сейчас он думал не о том, что два его плана подряд лопнули — ив Ключ добирался зря, и уйти не вышло, а о том, как хорошо лежать в теплой комнате и читать солидную книгу, написанную классиком, знаменитым человеком.

Фамилию сколько раз слыхал, а вот прочесть руки не доходили. Не оступись тогда на лестнице, может, так бы и не сподобился.

А планы — бог с ними! Лопнули и лопнули, другие будут. А то и без них можно, ничуть, между прочим, не хуже. Было время, все загадывал наперед, но жизнь парой здоровых пинков научила — это дело бестолковое. Только дурак без конца целится в будущее, и в этих заботах проходит весь отмеренный ему век. А умный плывет по жизни, как по реке, не тратясь на борьбу с течением — куда ни вынесет, везде берег. Самое нужное правило: где существуешь, там и живи, так и бери сегодняшнюю доступную радость — хоть в дороге, хоть вот в этой общаге. А про завтра думать будем завтра…

Нога почти прошла. Но расставаться с приятным положением полубольного было жаль, и, когда ребята пришли, на сочувственный вопрос Коля ответил со вздохом:

— Да побаливает…

Так было проще.

Роман оказался медленный, но ничего, в конце стало совсем интересно. Однако, дочитав, в новый роман Коля погружаться не стал, а принялся глядеть, что покороче: примечания ко всем трем томам. Затем прочел и предисловие — про жизнь писателя.

Прочел — и успокоился.

Все выходило ладно, одно к одному. Что в романе, что в прочих вещах, что в биографии.

Бедные — те, само собой, были несчастны. Ну а кому фартило — им в конце концов приходилось еще суровей: чем выше вспрыгивали, тем больней падали. Но и по наследству богатых судьба брала в капкан: как ни ловчили, а финал выходил один. Если сам почему-либо не разорится, то уж детки точно пустят на распыл родительские миллионы. А детки зазеваются — внуки свое возьмут…

Нет счастья в жизни!

А сам писатель? Жил, маялся, старался, не тонкую книжечку, восемь томов есть. А что в результате? Вот он результат, в примечаниях: такой-то критик похвалил, такой-то поругал, и все равно не Лев Толстой. Под самую смерть друзья подсуетились — спроворили юбилей. Но и тот, как авторитетно указывалось в предисловии, походил на поминки.

А что, подумал Коля, нормально. Так уж жизнь устроена: верная карта никому не идет.

Зато никому и не обидно.

От таких размышлений Колино настроение совсем поднялось.

В этом вот приподнятом настроении он и пересчитал финансы. Вышло сто сорок, да еще по карманам мелочишка. С одной стороны — не деньги. Но с другой — вполне даже деньги, умный человек полгода проживет и в долг не попросит. Тем более что все равно не дадут.

Коля сложил бумажки тонкой стопочкой, сунул на прежнее место, к паспорту, и вдруг почувствовал, что отдохнул, что жизнь, в общем-то, приятна и что, с третьей стороны, сто сорок хоть и деньги, но добавить к ним не мешает.

Что же там излагала Раиса про ящики в ларьке?

Тот ларек Коля нашел быстро, а может, и не тот, тем более что это был вообще не ларек, а магазин «Продукты», где Коля прошлый раз разжился пивком и портвейном.

С продавщицей он поздоровался по-приятельски, причем так уверенно, что ей только и оставалось, хоть и с некоторым недоумением, принять его залихватский тон. Коля спросил, не надо ли чего по хозяйству. Она, подумав, велела пока что разобраться в подсобке. После обеда пришла машина. Шоферила девка, Коля от ее помощи отказался и один, в охотку, сгрузил и выстроил ровненькой стенкой сотню ящиков, после чего совсем уже легко покидал в фургон пустую тару. Машина ушла, а Коля еще часа два подтаскивал продавщице товар.

Перед вечером она выдала ему в подсобке бутылку белой.

— Только смотри — чтоб ни одна душа! У нас ведь сухой закон.

Коля покачал головой:

— Не, мне деньгами.

Продавщица аж рот разинула.

— Ну и ну! Впервые вижу. Чтоб мужик от водки отказывался…

— Мы такие, — сказал Коля.

Она вздохнула:

— Где ж ты раньше был? Мужа хоть завтра бы бросила, да вот девки две… Кому ж это так повезло?

— Кому повезло, те не ценят, — в тон ей ответил Коля. Отвечать в тон — это у него здорово получалось. Что умел, то умел.

Он взял пятерку и спросил — может, еще когда чего…

— Да хоть завтра, — сказала продавщица, — к обеду приходи, минут без двадцати.

Назавтра Коля пришел точно по уговору и разбогател еще на полчервонца. Сговорились и на следующий день, и совсем было собрался пойти, да не пошел. Охота пропала.

Всех денег не заработаешь.

А и заработаешь — дальше что? Ковер купить? В рюкзаке не уместится. Даже отдать и то некому. А тогда зачем?

Это был опасный вопрос. Тут же вылезали и сбивались в кучу разные другие «зачем?». Зачем притащился в Ключ? Зачем остался? А если вдруг уйдет отсюда — зачем? Полстраны проехал, мудрил, комбинировал, выигрывал. И дальше так можно — опыт есть, башка варит. Но потом все его выигрыши и победы собираются в бестолковый, неряшливый ряд, как дохлые мухи на ленте-липучке. Зачем?

В общем-то, все это было давно продумано, понято и даже сформулировано. Все в норме, жизнь такая. Но порой, вот как сейчас, настигала апатия, и становилось муторно, жутковато, потому что каждый народившийся день, как голый птенец, начинал ворочаться и истошно пищать, требуя своего маленького смысла.

Забот захотел, сказал себе Коля, ишь ты! Деньги некому отдать. Ну что ж, подработай. Авось какая лапа и протянется…

На люди надо, суетливо подумал он, на люди. И побыстрей.

Среди людей было спокойно, как в трамвае: то попросят, то прикрикнут, то на ногу наступят. Все при деле! И некогда думать, куда катит тот трамвай…

Коля пошел в библиотеку, сдал три тома Мамина-Сибиряка и взял три новых.

— Уже? — удивилась библиотекарша.

— Читать так читать, — сказал Коля и затеял с девушкой богатый фактами разговор о несчастной судьбе писателя-классика. Библиотекарша, с примечаниями не знакомая, слушала с уважением и интересом.

— У нас помещение временное, — сказала она, — в основной фонд открытого доступа нет, но если вы хотите…

— Вот спасибо! — с душой поблагодарил Коля. Подумал, что бы еще сказать приятного хорошему человеку, и добавил: — Для меня любой город начинается с библиотеки.

Девушка ему понравилась. И личико умненькое, и держится как надо — вежливо и без лишних улыбок. С такой и поговорить интересно. Хорошее знакомство…

Дома его ждала целая капелла: штук семь ребят Павликова возраста смирно сидели на койках. Коля поздоровался, и они дружно ответили. Он их понял с порога.

— Мероприятие какое? — спросил Коля.

— Да нет, так, — ответил Павлик и покраснел. — Коль, оладьи будешь?

— А компания? — возразил Коля.

— Мы уже, — за всех отозвался Павлик. Оладьи оказались неожиданно вкусные, и еще к ним прилагался абрикосовый джем.

— Твоя работа? — спросил он Павлика.

— Это Костя, — ответит тот, указав на рыженького пацана в мохнатом свитере.

— Талант! — оценил Коля.

Он ел, он пил чай, а ребятишки сидели молча в напряженных позах, будто ждали, что вот сейчас он поставит стакан, отодвинет блюдечко и тут же, без антракта, начнет поднимать взглядом спички.

Коля доел оладьи, последним огрызком добрал с блюдца последний джем и запил все это последним глотком чая. Со вкусом, как актер в фильме про аристократию, вытер губы носовым платком. Разочаровывать компанию было жаль… Но и записываться в иллюзионисты желания не имелось.

Тут же, на столе, Коля раскрыл четвертый том Мамина-Сибиряка и с удовольствием погрузился в примечания. Хороший раздел! Коротко и вся суть! Столько-то лет писал, столько то раз переписывал, там-то похвалили, там-то поругали…