Тут произошло неожиданное — Алекси преобразился.

— Выбрось это из головы! — резко сказал он. — У меня нет оснований за тебя стыдиться… Тем более что во всем виноват я сам.

— Ты?!

— Да, один я. Вернее, моя глупость. Или больное честолюбие.

И он глухим, срывающимся, похожим на лай голосом рассказал сыну о проделанном им на себе эксперименте с целью определить влияние радиоактивных изотопов на семенные клетки. Эксперимент проводился по изобретенной им самим простой, но очень, как он выразился, эффективной методике и должен был вызвать мутацию, в которой осуществились бы факторы, накопленные человеческим организмом за последние тысячелетия. Не имея права экспериментировать на ком-нибудь другом, он…

Несси почти его не слушал. Как в лучшие, блистательные времена, ум его работал с невероятной быстротой. Потом послышалось неумолимое — щелк! — и результат был готов. Когда отец умолк, Несси сказал:

— Послушай, папа, зря ты берешь на себя такое бремя. То, что случилось со мной, может случиться с каждым. Все зависит от пути, которым пойдет человек.

Отец поражение взглянул на него. Потом лицо его словно бы залило какой-то густой и липкой горечью.

— И ты тоже считаешь меня бездарностью! — сказал он. — Тупицей, не сумевшим даже толком продумать свою идиотскую идею!

— Неверно!

— И все же пойми, я сказал тебе правду!.. Как она для меня ни ужасна…

— Эта правда, папа, не может ничего изменить.

— Может! — воскликнул Алекси. — И я уже знаю, как!.. Я не оставлю тебя в этой отвратительной больнице!

— Мне любой сумасшедший дом будет тесен, — загадочно ответил Несси.

Нет, не мог он найти с отцом общего языка, никак. Старик замкнулся в себе, в своих полубезумных идеях, в своих терзаниях, из которых не было выхода. Наконец Алекси ушел, по-прежнему подавленный, но охваченный какой-то скрытой яростью, родившейся тут, в мрачных коридорах этого дома. Он знал, что никогда не смирится с участью сына. Что бы ни случилось, какие бы препятствия ни встали перед ним, он преодолеет все. От одной лишь мысли о предстоящей борьбе шаг его сделался тверже и решительней.

На следующий день Несси выразил желание встретиться со следователем и сделать ему заявление. Через час его вызвали к главному врачу. Огромный мужчина, у которого, по-видимому, начиналась слоновья болезнь, любезно предложил ему сесть, затем и сам осторожно опустился на стул, не сводя с Несси холодного, неподвижного взгляда. Такой взгляд Несси не раз замечал у многих обитателей этого дома. Но голос у врача оказался — неожиданно для такой громадины — мягким, тихим и мелодичным.

— Я знаю, сейчас вы вполне здоровы! — начал он. — И все же хочу спросить, хорошо ли вы обдумали ваше заявление?

Врачу показалось, что Несси бросил на него насмешливый взгляд.

— Конечно! Может, в этом и кроется причина всех моих бед.

— Предполагаю, что вы собираетесь сделать признание, которое резко ухудшит ваше теперешнее положение.

— Именно так, — кивнул Несси.

Главный врач с шумом втянул ноздрями воздух.

— Зачем? Чтобы вырваться отсюда?

— Позвольте не сообщать вам моих мотивов. Но в принципе каждый человек должен занимать то место, которого он заслуживает.

— Боюсь, как бы вы не ошиблись. Этот ненормальный дом — единственное место, где вы можете жить нормально. Я постараюсь создать вам все условия, даже для научной работы, если хотите.

— Спасибо. Все это уже не нужно.

— Но, боже мой, почему? — чуть не застонал огромный мужчина. — Голос совести?.. И это при вашем уме, который так трезво может все взвесить?

— Человек и совесть — понятия равнозначные. Как любовь и красота. Есть ли они у меня, разумеется, вопрос особый. Но пусть даже это и так, неужели я не имею права к ним стремиться?

— Нет, вы все-таки сумасшедший! — горестно сказал врач. — Имейте в виду, я вправе оспорить любое ваше заявление.

— Это не только ваше право, но и обязанность, — ответил Несси.

Следователь прибыл с невероятной быстротой. У него был вид молодой глупой гончей, неожиданно для самой себя напавшей на след. Он так торопился, что явился к Несси, даже не сняв своего темного поношенного плаща. Несси хмуро взглянул на него и сказал:

— Боюсь, что именно я должен нести ответственность за смерть Кирилла Захариева.

Следователь даже не дрогнул. Он давно уже обдумывал эту версию и в душе был глубоко убежден в виновности Несси.

— Что значит «боюсь»? — спросил он сдержанно. — Нельзя ли поточней?

— К сожалению, нельзя, — сухо ответил Несси. — Я и в этом случае не помню всех подробностей. Но с уверенностью могу сказать, что на крыше мы были вдвоем. И в памяти моей все настойчивей всплывают отдельные сцены…

Несси замолчал. Следователь наблюдал за ним с затаенным напряжением.

— Это все, что вы хотели мне сказать?

— Нет, конечно. Я все же в себе не очень уверен. И в том, что я сказал сейчас, и во всем остальном… Я бы хотел попросить вас еще раз побывать на той террасе вместе со мной. В тот же час, в такой же обстановке. Может быть, это мне что-то подскажет.

— Хорошо. Я возражать не буду, — ответил следователь.

На следующее же утро за Несси прислали мощную машину с задернутыми синими занавесками. Провожал его сам главный врач, неодетый, с непокрытой головой. День был холодный, хмурое небо грозило разразиться то ли дождем, то ли снегом. Они остановились у лимузина. Врача знобило. Несси еле заметно улыбнулся, возможно, чтоб его подбодрить.

— Прощайте, доктор! — отчетливо проговорил он.

— Прощайте, несчастный вы человек.

…И вот Несси снова вышел на черную крышу. Ночь была холодной, небо, тяжелое, изодранное, с трудом волочило свои лохмотья, словно только что вырвалось из когтей огромного зверя. Где-то за тучами, вероятно, светила луна, потому что на горизонте море казалось белым, твердым и острым, как лезвие сабли. Дул ветер, огромный, могучий и настолько плотный, что, казалось, он вырывался из какой-то гигантской трубы, неся в своих морозных струях искорки льда. Охваченный смутным страхом, Несси остановился. За ним — безмолвная охрана и следователь. Прошло несколько минут. Несси стоял выпрямившись, смотрел на небо. Ни о чем не думал, ничего не вспоминал, не искал никаких оправданий. Хорошо хоть, что ночь в этот раз настоящая — могучая, трагическая, в такую ночь не страшно погибнуть. Вдруг Несси стремительно шагнул вперед, вскочил на балюстраду, вскинул руки и с душераздирающим криком полетел в бездну. Он летел, беспамятный, искрящийся, как падающий, охваченный белым пламенем метеор, готовый в любое мгновение рассеяться и исчезнуть. Но был еще жив, человеческое сознание еще не покинуло его. И знал, что где-то там, на самом дне бездны, его ждет жена, ее белое лицо с выклеванными вороньем глазами.