— Да, господин канцлер… Так вот, через моего кузена вам передали приглашение на встречу…

— Да? В прошлый раз это был Король Уртских контрабандистов, а позапрошлый — шаман кочевников… Кто на этот раз? Сам Зошка?

— Нет, господин канцлер. С вами хочет встретиться некто Кристофер Гир…

Россенброк очень медленно отложил перо. Потом, глядя на Ландо снизу вверх, прошипел:

— Что… Паук Гир? Он в Вивлене?

— Да, господин канцлер. Кристофер Гир в столице. Он просил встречи с вами, завтра, вечером, в Летней резиденции.

— Паук Гир в столице, а ты сообщаешь мне это так, словно читаешь приказ по дворцовой кухне! Старый болван… Весельчак! — Россенброк заорал так, что Ландо в испуге подпрыгнул. В кабинет влетел телохранитель и замер, в готовности выслушать любой приказ.

— Весельчак, найди полковника гвардии Краста. Взять людей, окружить дворец сплошным кольцом. Что бы не одна мышь мимо вас не проскользнула. Усилить охрану Императора. Прочесать сегодня весь Императорский парк. Живо…

Канцлер встал, отшвырнул трость и бормоча под нос, принялся ходить кругами по кабинету.

— Что же надо Гиру от меня? Почему он рискнул проникнуть в столицу, зная о моем к нему отношении? Ландо, случилось нечто, очень серьезное… Запроси все сведения из Латеррата, за последнее время и подготовьте Летнюю резиденцию к встрече.

От реки поднимался, свиваясь в упругие кольца, туман. В обнаженных ветвях деревьев глухо выли летучие коты. Туман оседал на грязно-желтые сморщенные листья кустов холодными каплями, наполняя сумерки тяжелым запахом старения и тлена.

Россенброк, утопая по щиколотку в багряных листьях, прохаживался по аллеям парка, зябко кутаясь в черный суконный плащ. В пяти шагах за ним, склонив большую, уродливую голову, брел Весельчак. Когда из мутных колец тумана показалась высокая, худая фигура, Россенброк остановился и счистил тростью прилипшие к сапогам листья.

Приближающийся к ним человек был необыкновенно тощ. Он шел как-то угловато, как будто состоял из разных, нестыкующихся частей. Все движения его напоминали танец марионетки, а кожаный балахон болтался так, словно надет был на бестелесный дух. Весельчак, глядя на него, издал кошачье шипение, и задышал канцлеру в затылок.

— Отойди, малыш. Этим ты его не испугаешь…

Человек, загребая худыми ногами листья, остановился перед ними и скинул капюшон. Россенброк внимательно вгляделся в узкое, напоминающее череп, обтянутый кожей, лицо. За двадцать с лишним лет, это лицо практически не изменилось. Те же огромные бездонные антрацитовые глаза, те же острые скулы. Быть может, лишь складка в уголках рта стала глубже.

Как и двадцать лет назад, Россенброк внутренне вздрогнул. Лицо это было ужасным.

— Мы не виделись двадцать лет, граф… — Человек заговорил удивительно красивым, глубоким голосом.

— Двадцать три года, Кристофер… Двадцать три года…

— Судя, по прекрасно сохранившейся памяти, я могу считать, что с тобой по-прежнему можно иметь дело…

— Ты все также нагл и циничен, Кристофер…

— А ты, все так же стар и брюзглив, граф.

— Два года назад, ты послал человека, чтобы меня убить…

— Ты делал это не раз, ну и что?

Россенброк смотрел на Паука Гира, и поражался, насколько точным было это прозвище. Во всей его фигуре, в лице не было ничего человеческого, ни капли… Это был паук во плоти.

— Думаешь обо мне плохо, граф?

— Нет. Я всегда удивлялся тебе. Ты талантливый политик. И, судя по тому, что ты здесь, в Вивлене, что-то произошло… Но что, Кристофер? Что привело тебя сюда?

Латерратец, казалось, не заметил вопроса. Он смотрел куда-то поверх канцлера, и бледное, как у покойника, лицо его было печальным.

— Это знаменитый Весельчак? — Гир указал тонким, как соломинка, пальцем на телохранителя.

— Да.

— Наслышан. Он еще более отвратителен, чем я…

— Он сваанец…

— Неужели? Я считал, что их всех выбили… Здесь холодно, граф. Я не переношу холод.

— Конечно, пойдем в дом. Я думаю, что нам многое придется обсудить.

— Не будем вспоминать прошлое, граф. — Гир сидел у камина, и протягивал к огню свои белые, почт прозрачные руки с длинными ухоженными ногтями. — Я не для этого проделал столь дальний путь, в такое опасное время. Сейчас, я рад, что покушение не удалось, хотя два года назад, я рвал на себе остатки волос. — Он посмотрел на канцлера. Россенброк сидел в огромном кресле, закутанный в клетчатый плед, и неподвижно смотрел в огонь.

— Два года назад, я мешал твоему герцогу. Что же случилось теперь?

— Теперь? Я ехал по вашей земле, граф. Я видел улицы заваленные трупами умерших от чумы. Я видел горящие деревни, и людей, готовых от голода жрать друг друга.

— Неурожайный год, Кристофер. И не говори мне, что тебе жалко этих людей…

— Посмотри на огонь, граф. Разве он горит так, как горел когда-то? Разве туман был таким густым и страшным? Разве реки текут не по-иному?

— Ты мистик, Кристофер. Не понимаю, почему Великий Герцог столько лет терпит тебя…

— Мистик? Вполне возможно… По моей стране ходят странные люди и говорят о каком-то сбывающемся проклятии. Они не доживают до дыбы, перегрызают себе вены… Кто-то похищает старые кости из склепов…

— Кости, говоришь…

— Да, кости… Разграблены несколько древних усыпальниц, брали только ветхие книги и кости. И это странно, граф. Могилы грабят ради золота. Твои люди, тоже следили за теми, кто грабит могилы. Может, ты знаешь, зачем все это? Кто-то ворует кости, бередит умы черни страшными легендами, помогает лесным разбойникам деньгами и сведениями…

— У Империи столько проблем, Кристофер. Если я брошу все свои силы на поиски тех, кто грабит могилы, меня завтра же поволокут лошадьми по главной пощади Вивлена…

— Я знаю, граф, о твоих проблемах. Я вижу, что кто-то пытается втянуть Империю в войну…

— Ты умен и склонен к анализу. Я всегда это знал… Но у Латеррата тоже немало проблем, о которых знаю я. Против вас настраивают соседей, и может так случится, что это твою страну втянут в войну…

— Мы готовы к войне, но это сейчас не важно… Я отследил нити этого странного заговора, Все они тянутся в Империю.

— Ты хочешь сказать, что все нити тянутся в Норк?

— Да, граф. Все нити тянутся в Норк. И там обрываются… — Гир замолчал. На его лице, лице страшного насекомого, плясали огненные блики и канцлер, словно опасаясь смотреть в бездонные антрацитовые глубины глаз собеседника, прикрыл лицо ладонью.

— Меня тоже, и давно, беспокоит Норк. Но я не могу найти там источник этого беспокойства.

— Ты слышал легенду о Великом Торке?

— О ком?

— О Великом Торке… Иногда, на задворках больших и малых городов встречаются странные люди. Они молчаливо крадутся по сумеркам, как эркуланские пожиратели. Иногда, они собираются в грязных корчмах и там тихо беседуют, на странном языке. Их невозможно захватить, они верткие как щуканы они пользуются скрытыми проходами.

— Мне докладывали о подобном, Кристофер.

— Так вот, однажды нам удалось захватить одного, и он успел дожить до хорошей пытки. Он ничего так и не сказал, толком. Единственное что, по его словам, где-то существует некий Торк, то ли чародей, то ли просто талантливый мошенник… Так вот Торк этот, якобы желает освободить людей от страшного проклятия, которое заключается в том, что человечеством управляют, на самом деле, не люди. Что управляют нами какие-то ужасные чудовища…

— Посмотреть на тебя, не так уж он и не прав…

— Я единственный, из рода Тельма, оставшийся в живых, и ты это прекрасно знаешь. Так же, как может быть и твой сваанец. Нас, коренных жителей Лаоры, осталось совсем немного. Скоро останутся только проклятые аведжийцы…

— Никто не любит аведжийцев, даже их ближайшие родичи…

— Аведжийцы предатели, и это у них в крови… Они истребили всех Лен-гураи, чтобы доказать, что они такие же, как и вы. Ваши предки переняли наш язык, нашу письменность. Ваши правители носят имена наших древних вождей. Это мы научили вас выплавлять железо и бронзу, сеять пшеницу и разводить скот. А аведжийцы переняли вашу страсть к оружию и клановой зависимости. Это они, самые отсталые из нас, начали истреблять сначала нелюдей, а потом добрались и до вас. Даже Великий Зошка презирает аведжийцев, считая их ниже самых грязных кочевников Горенна.