Комната Руфа была маленькой, темной, без окон и освещалась только отверстием над дверью. Откинув занавеску, закрывавшую дверной проем, мальчики вошли в комнату. Руф лежал на постели, но тут же в панике сел.

– Что случилось? – смущенно спросил он и натянул повыше одеяло.

Странно, но волосы у него были совершенно мокрыми, как будто он только что окунул голову в кадушку с водой.

– Что вы затеяли? Почему у вас такой странный вид? – обратился он к одноклассникам.

– Ты должен бежать! – сказал Муций.

Руф побледнел.

– Бежать? Почему… зачем? – заикаясь, проговорил он.

– Брось. Сам знаешь, – ответил Публий мрачным голосом.

– Я ничего не знаю, – тихо промямлил Руф.

К нему шагнул Антоний и зашептал:

– Твоя жизнь в опасности. Из-за того, что ты размалевал стену храма.

Руф замотал головой в искреннем изумлении.

– Я намалевал что-то на стене храма? Вы, наверное, спятили? Что намалевал? Какой стене?

– Не притворяйся! – сурово произнес Юлий. – Ты написал «Кай – болван» на стене храма Минервы. Разве ты не понимал, что храм посвящен императору?

Руф оглядел своих друзей в полной растерянности. Потом вдруг стал ухмыляться.

– Вы просто хотите разыграть меня. Ха-ха, ничего не выйдет.

– Мы здесь не для того, чтобы шутить, – зло оборвал его Муций. – Дело гораздо серьезнее. Быстро одевайся и пошли.

И тут Руф потерял терпение.

– Оставьте меня в покое! – закричал он. – Клянусь, я никогда ничего не писал ни на каких храмах. Это, должно быть, кто-то другой. И если вы мне не верите, то тем хуже.

Мальчики были поражены. Им и в голову не приходило, что в конце концов виновником может оказаться кто-то другой.

– Поклянись! – потребовал Муций.

– Клянусь! – уверенно повторил Руф, подняв правую руку.

Муций обернулся и обвел своих друзей подозрительным взглядом.

– А что скажут остальные? – с угрозой произнес он.

– Это сделал конечно же не я, – злобно отозвался Публий. – Я и так часто говорил Каю в лицо, что он болван. Зачем бы я стал писать об этом на стене?

– Может, виноват кто-то из рабов Виниция? – предположил Антоний. – Кай мог сыграть с ним злую шутку, например подложить крапивы к нему в постель. В отместку раб написал на стене храма: «Кай – болван».

– Где найдется в Риме раб настолько сумасшедший, чтобы осквернить храм? – рассудил Юлий. – Это мы – болваны, – медленно продолжал он, метнув на Руфа недоброжелательный взгляд. – Разве Клавдия не говорила, что Кай сразу узнал почерк Руфа?

– Ложь! – запротестовал Руф. – Как это мог быть мой почерк, если я ничего не писал?

Муний нахмурился.

– Но Каю кажется, что он знает твой почерк очень хорошо.

Руф принужденно рассмеялся.

– Хорошая шутка. Кай слишком глуп, чтобы узнать чей-либо почерк. Ведь он едва умеет читать.

Но друзья Руфа даже не улыбнулись. Они серьезно смотрели на него. Больше шутить ему не хотелось. Руф замолк и задумался. Наконец он с облегчением вздохнул.

– Я могу доказать, что это не мой почерк, – ликующе сказал он.

– Как? – спросил Муций.

– Дайте мне навощенную табличку! – распорядился Руф. – Я напишу: «Кай – болван», и вы тут же увидите, что каракули на храме не мои.

Простая и разумная мысль всем понравилась. Руф взял в руки стиль и табличку и приготовился нацарапать известные всем слова.

– Но ты должен писать, как всегда пишешь, – предупредил Юлий.

– И пиши такими же большими буквами, как вчера вечером в школе, – указал Муций.

Руф кивнул. Он сидел скорчившись на кровати, наклонив голову набок, и старательно выводил буквы. При этом он то и дело нервно проводил кончиком языка по губам. Закончив трудиться над образчиком своего почерка. Руф вручил навощенную табличку Муцию.

– На! Вот как я пишу! – уверенно произнес он.

Мальчишки столпились позади Муция. И дружно уставились на табличку.

– Ну? – занервничал Руф. – Почему вы молчите?

– Хм, – промычал Муций, смущенно потирая нос.

– В точности как на стене храма, – решил Антоний, обладатель отличной памяти.

– Нет, – возразил Флавий, – совсем не похоже.

– По правде говоря, я не помню, как выглядит надпись на храме, – признался Муций.

– И я не помню, – подхватил Юлий.

– Давайте сейчас же проверим, – предложил Антоний, выхватив табличку из рук Муция. – Я сбегаю к храму и сравню оба почерка.

– Подожди, я с тобой, – сказал Публий. – Иначе, когда вернешься, будешь рассказывать нам невероятные истории.

– Хорошая мысль, – одобрил Муций. – Но будьте осторожны, чтобы вас не поймали возле храма, особенно с этой табличкой в руках.

– Можешь на нас положиться, – заверил его Антоний и поспешил к двери, а вслед за ним заторопился и Публий.

В комнатушке нависла неловкая тишина. Руф упрямо не смотрел на друзей; он сидел, рассеянно разглядывая свои ноги, торчащие из-под одеяла. Немного погодя мальчик неуверенно спросил:

– А почему сегодня никто не пошел в школу?

– Боги великие! – воскликнул Муций. – Мы чуть не забыли сказать тебе. Ксантипп простил тебя.

Руф взглянул на друга, едва веря своим ушам.

– Ксантипп… простил меня? – промямлил он. – Значит, он не собирается говорить с моей матерью?

– Нет, – успокоил его Юлий. – Ксантипп просто хотел хорошенько напугать тебя.

Руф сидел совершенно ошеломленный.

– Если бы я только знал… – едва слышно прошептал он.

Ho никто не обратил внимания на его слова.

– После каникул ты сможешь вернуться в школу, – сообщил Флавий.

– Видишь ли, у нас у всех сейчас каникулы, – объяснил Юлий и принялся пересказывать историю нападения на Ксантиппа.

– Но кто же мог напасть на него? – удивленно спросил Руф, когда Юлий закончил свой рассказ.

– В этом-то и загадка, – сказал Муций. – Но самое смешное, что ничего не украли, не считая нескольких глупых книжонок по математике и картинок. – И стал рассказывать Руфу о Клавдии и угрозах ее отца.

Руф был потрясен, узнав, что сенатор хочет донести на него префекту.

– Но я не имею никакого отношения к этой проделке, – заикаясь, проговорил он.

– Если это правда, мы пойдем к сенатору и так ему и заявим, – попытался успокоить его Юлий, которому стало жаль Руфа.

Все мальчики любили его: Руф был парнем что надо, всегда шутил и придумывал интересные игры. Они услышали, что возвращаются Антоний и Публий. Еще не успев дойти до двери, Антоний прокричал:

– Почерк одинаковый! – Он вбежал в комнату, держа табличку в руке. – Я оказался прав. Надпись на стене выглядит точно так, как на этой табличке.

– Верно, – подтвердил Публий. – Ставлю золотой против одного сестерция,[15] что это написал Руф.

– Честное слово, это не я! – закричал Руф с болью в голосе.

– Наверняка ты, – сказал Публий.

– Нет! – настаивал Руф на своем.

Вдруг его глаза округлились, как будто он нашел ответ и сам испугался его:

– Мой почерк подделали!

– Что? Как? – потребовал разъяснений Муций.

– Кто-то скопировал мой почерк, – объявил во всеуслышание Руф.

– Но для чего? – поинтересовался Флавий.

– Чтобы люди подумали, что это сделал я, – ответил Руф, глядя в пустоту, и в его глазах читались печаль, покорность и испуг.

– Как ты думаешь, – пробурчал Юлий, – кто бы мог скопировать твой почерк?

Руф замялся, но только на секунду. Затем он тихо проговорил:

– Откуда мне знать?

– Мы теряем драгоценное время, – решительно сказал Муций. – Ты должен бежать. Мы уже придумали, где тебя спрятать.

– Ни за что, – с горячностью заявил Руф. – Если я убегу, люди наверняка подумают, что виновник – я. Даже мои родители тогда этому поверят.

Тут у Муция лопнуло терпение.

– Ты просто сумасшедший! – напал он на Руфа. – Хочешь, чтобы тебе отсекли руки? Или сбросили в Тибр?