пакостной мякоти чавканье
(ненавистный, думаешь, брак?),
сопенье, хрип и храп,
пенной вонь слюны,
зубов щелк,
и гибель, гибель, гибель
волочет тебе враг!
Вислое брюхо сосцато
поднялось...
- Ослепите, ослепите,
боги, меня!
Обратно возьмите
ужасный разум!
Где вы? где вы?
где ты, Персей?
Спите?
Не слышите бедной девы?!
Нагая, одна,
скована...
Разите разом,
топором,
как овна.
Скорей,
Зевс,
гром!!!
Пепели, пепели!
Как Семела,
пускай пылаю,
но не так,
подло,
беззащитно,
одиноко,
как скот,
дохну!!!
Мягко на грудь вскочила жаба,
лягушечьи-нежная гада лапа...
Пасти вихрь свистный
близкой спицей
колет ухо...
Молчит, нос отвернув
дальше от брюха.
- В вечернем небе широкая птица
реет, - верно, орел.
Между ног бесстыдно и склизко
пополз к спине хвост...
- О-о-о!!!
Богов нет!
Богинь нет!
(Камнем эхо - "нет!").
Кто-нибудь, кто-нибудь!
Небо, море,
хлыньте, прикройте!
Горе!
Не дайте зверю!
Гад, гад, гад!
Проснитесь!
Слушай, орел,
свидетель единственный,
я верю (гибель - залогом),
верю:
спустится витязь
таинственный,
он же меня спасет.
Молюсь тебе, неведомый,
зову тебя, незнаемый,
спаси меня, трисолнечный,
моря белого белый конник!!!
Аллилуйя, аллилуйя,
помилуй мя.
Глаза завела,
замерла
предсмертно и горько.
Жилы - что струны.
Вдруг
остановился ползучий холод
- откраснела за мысом зорька
Смерть?
Снова алеет твердь...
(Сердце, как молот,
кузнечным мехом:
тук!)
разгорается свет
сверху, не с горизонта,
сильней, скоро брызнет
смехом.
Свету навстречу встает другая пена понта...
Жизни...
отлетавшей жизни вестник?
Герой моленый?
Змей, деву оставив, пыхает на небо...
Смотрят оба,
как из мокрого гроба.
Серебряной тучей
трубчатый хвост
закрывает янтарное небо
(золотые павлины!),
наверху раскинулись задние ноги,
внизу копья длинная искра...
быстро,
кометой,
пущенной с небесной горы,
алмазной лавиной...
шесть ног,
грива,
хвост, шлем,
отрочий лик,
одежды складки
с шумом голубино-сладким
прядают, прядают!..
Четыре копыта прямо врылись в песок.
Всадник встал в стременах, юн и высок.
На месте пустом,
на небесное глядя тело
(веря, не верит,
не веря, верит),
пророчески руки раскинув крестом,
онемела.
Ржанье - бою труба!
Золотой облак
закрывает глаза,
иногда разверзаясь молнией,
уши наполнены
свистом, хрипом,
сопеньем диким,
ржаньем, бряцаньем,
лязгом.
Тр_о_мбово, тр_о_мбово
тарабанит копытом конь
Тра-р_а_
комкает, комкает
узорной узды узел...
Тра-р_а_!
Стрел
лет
глаз
взгляд.
Радугой реет радостный рай.
Трубит ангел в рожок тра-рай!
И вот,
словно вдребезги разбили
все цепочки, подвески, звезды,
стеклянные, золотые, медные,
на рясном кадиле,
последний треск,
треснула бездна,
лопнуло небо,
и ящер
отвалился, шатаясь,
и набок лег спокойно,
как мирно почивший пращур.
- Не светлый ли облак тебя принес?
- Меня прислал Господь Христос.
Послал Христос, тебя любя.
- Неужели Христос прекрасней тебя?
- Всего на свете прекрасней Христос,
И Божий цвет - душистее роз.
- Там я - твоя Гайя, где ты - мой Гай,
В твой сокровенный пойду я рай!
- Там ты - моя Гайя, где я - твой Гай,
В мой сокровенный вниди рай!
- Глаза твои, милый, - солнца мечи,
Святой науке меня учи!
- Верной вере откройся, ухо,
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!
- Верной вере открыто ухо
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!
- Чистые души - Господу дань.
Царевна сладчайшая, невестой встань!
- Бедная дева верой слаба,
Вечно буду тебе раба!
Светлое трисолнечного света зерцало,
Ты, в котором благодать промерцала,
Белый Георгий!
Чудищ морских вечный победитель,
Пленников бедных освободитель,
Белый Георгий!
Сладчайший Георгий,
Победительнейший Георгий,
Краснейший Георгий,
Слава тебе!
Троице Святой слава,
Богородице Непорочной слава,
Святому Георгию слава
И царевне присновспоминаемой слава!
1917
V. СОФИЯ
Гностические стихотворения
(1917-1918)
413. СОФИЯ
В золоченой утлой лодке
По зеленому пространству,
По лазури изумрудной
Я ждала желанных странствий.
И шафранно-алый парус
Я поставила по ветру,
У кормы я прикрепила
Вешний пух пушистой вербы.
На расплавленном просторе
Благостно и светозарно,
Но одна я в легкой лодке:
Сестры, братья - все попарно.
На престоле семистолбном
Я, как яхонт, пламенела
И хотеньем бесхотенным
О Тебе, Христос, хотела!
Говорила: "Беззаконно
Заковать законом душу,
Самовольно ли, невольно ль,
А запрет любви нарушу!"
Расковались, оборвались
Златокованны цепочки...
Неужель, Отец, не вспомнишь
О своей любимой дочке?
Солнце вверх летит, что мячик...
Сердцем быстрым холодею...
Ниже, ниже... видны горы...
Тяжелею, тяжелею...
Прорасту теперь травою,
Запою водой нагорной,
И немеркнущее тело
Омрачу землею черной.
Вот, дышу, жених, и помню
Про селения благие,
Я, распятая невеста,
А зовут меня - София!
[1917]
414. БАЗИЛИД
Даже лошади стали мне слонов огромней!
Чепраки ассирийские давят
Вспененных боков ущелья,
Ужасен зубов оскал!...
И ливийских солдат веселье,
Что трубой и горлами вождя славят,
Тяжело мне,
Как груз сплющенных скал.
Я знаю, что был Гомер,
Елена и павшая Троя.
Герои
Жрали и дрались,
И по радуге боги спускались...
Муза, музища
Плоской ступней шагала,
Говоря во все горло...
Милая Музенька
Пальчиком стерла
Допотопные начала.
Солнце, ты не гори:
Это ужасно грубо,
- Только зари, зари,
Шепчут пересохшие губы,
Осенней зари полоской узенькой!
Сегодня странный день.
Конечно, я чужд суеверий,
Но эта лиловая тень,
Эти запертые двери!
Куда деваться от зноя?
Я бы себя утопил...
(Смерть Антиноя!)
Но ужасно далеко Нил.
Здесь в саду
Вырыть прудок!
Будет не очень глубок,
Но я к нему приду.
Загородиться ото всего стеною!
Жизнь, как легкий из ноздрей дымок,
Голубок,
Вдали мелькнувший.
Неужели так и скажут: "Умер"?
Я никогда не думал,
Что улыбку променяю на смех и плач.
Мне противны даже дети,
Что слишком шумно бросают мяч.
Я не боролся,
Был слаб,
Мои руки - плети,
Как неграмотный раб,
Слушал набор напыщенных междометий.
И вдруг,
Мимо воли, мимо желаний,
разверзся невиданных зданий
Светозарный ряд,
Из бледности пламя исторг.
Глашатаем стал бородатый бродяга,
И знание выше знаний,
Чище любви любовь,
Сила силы сильнейшая,
Восторг,
Как шар,
Кругло, круто,
Кричаще, кипяще