Одетый в пижаму американец открыл им дверь и прохромал обратно к дивану, на который и улегся, укрывшись пледом. На кухне гремела чашками Лариска из крякинского кадрового резерва, не то мыла посуду, не то собиралась варить кофе.
— Да, — задумчиво произнес Крякин, изучая обклеенное пластырем лицо Адриана, — да. Столкнулись, значит, с нашей экономической действительностью.
Возмущаться Адриан уже устал. Значительную часть боевого задора из него вышибли еще в офисе Восточно-Европейского банка, а остальное он растерял в милиции. Сейчас он с ужасом ожидал телефонного звонка от отца, с которым уже два дня не связывался. Кроме того, у него болела спина, по которой погуляли резиновые дубинки охранников банка.
— Чучело-то зачем сломали? — неожиданно спросил Крякин, проявляя неплохое знакомство с предметом. — Чем вам гамадрил помешал?
— Он не мешал, — честно ответил Адриан. — Он помогал. Гамадрил — это не я. Когда все эти секьюрити прибежали, я спрятался за этот гамадрил. Я оттуда в них бросал разными вещами. А потом один секьюрити хотел ударить меня палкой, но попал по обезьяне. И она упала с подставки. Я взял подставку и стал защищаться. А секьюрити наступил на гамадрил и раздавил ее.
— Понятно, — сказал Крякин. — Понятно с гамадрилом. С деньгами вот только не очень понятно. — Он достал из кармана блокнот. — Давайте, Адриан. Рассказывайте все с самого начала. Кто. Что. Куда ходили. С кем разговаривали.
Рассказ занял у Адриана минут тридцать. Когда он дошел до беседы со старшим лейтенантом милиции Боровковым, от воспоминаний о пережитом унижении и ощущении полного бессилия на глазах у него выступили слезы, за что Адриану немедленно стало стыдно.
— Ладно, ладно, — успокоил его Крякин и слегка похлопал по плечу, убирая блокнот в карман пиджака. — что-нибудь попробуем сделать. Только вы, Адриан, на будущее зарубите себе на носу. Хотите что-то сделать — вот вам Борис Ефимович, посоветуйтесь сперва. Не спешите. Сами не лезьте никуда. Это еще хорошо, что вас из этого банка живым выпустили. Могли и не выпустить. Вы мне, кстати говоря, можете объяснить, зачем вас туда понесло?
Адриан все еще прерывающимся голосом рассказал Крякину про переписку с налоговой инспекцией, визит майора Леши, договоренность с адвокатом Витей и принятое им решение раз и навсегда исключить из своей жизни контакты с российскими мытарями. К концу рассказа он уже успокоился, и недовольный взгляд, брошенный Крякиным на Шнейдермана, от Адриана не ускользнул.
— Вот что, — сообщил Адриану Крякин, когда тот замолчал, — давайте так решим. Если у вас что-то возникнет, все равно что, любая проблема, вы сразу звоните мне. Телефон у вас есть. Поняли? Любая проблема. Гость какой-нибудь в офис придет. С девушкой в ресторане познакомитесь. Все что угодно. Прямо мне и звоните. А то Борис Ефимович, по-видимому, сильно другими делами загружен и не может уделить вам достаточного внимания.
Крякин снова недовольно посмотрел на съежившегося Шнейдермана, потом на часы и встал. Он уже собирался уходить, когда неожиданно замер, уставившись на гору книг и бумаг у изголовья Адриана.
— Историей нашей интересуетесь? — спросил Крякин. — Похвально, похвально… Это у вас что? И-оф-фе, — прочитал он по складам. — «Колчаковская авантюра и ее крах». Любопытно. Вы что, про гражданскую войну решили почитать?
— Немного, — неохотно признался Адриан, не особо желая обсуждать существо полученного от отца задания. — Так просто.
— Угу, — согласился с ним Крякин. — Понятно. А это что за фотография? Крейсер какой-то?
— Это не крейсер, — поправил Адриан, — это… как сказать… это грузовой корабль. Коул. Угольный корабль… как это правильно сказать?
— Угольщик?
— Да, да. Угольщик. Военно-морской угольщик. Америкен нейви. «Афакс». Это очень давно. Много лет назад.
Когда Шнейдерман и Крякин вышли из квартиры, последний неожиданно взял Бориса Ефимовича за руку и крепко сдавил, больно прищемив ему кожу на предплечье.
— Если вы, — спокойным голосом сказал Крякин, — многоуважаемый Борис Ефимович, еще раз допустите, чтобы у господина Дица возникли проблемы, то наши хорошие отношения, Борис Ефимович, на этом закончатся. А начнутся у нас совсем другие отношения. Не думаю, что это доставит вам, Борис Ефимович, удовольствие.
Глава 22
Освобожденное слово
— Приемная.
— Это редакция газеты «Новое демократическое слово»?
— Да.
— С Геннадием Петровичем соедините, будьте любезны.
— Представьтесь, пожалуйста.
— Федеральная служба безопасности. Сергей Сергеевич Крякин хотел бы переговорить.
— Ой. Одну минуточку.
Веселая мелодия в трубке. Потом голос:
— Геннадий Симонин слушает. Здравствуйте, господин Крякин.
— Добрый день, Геннадий Петрович. Извините за беспокойство. Скажите, пожалуйста… Мы не могли бы встретиться?
— Не вижу смысла, Сергей… э… Сергеевич. Честно вам говорю — не вижу смысла.
— Геннадий Петрович, вы совершенно уверены, что у вас точные сведения? Что вам не сливают, извините за выражение, заведомую ложь?
— Неловко даже слышать такое от представителя вашего ведомства, Сергей… Сергеевич. Как говорится, чья бы корова… Извините. У нас совершенно точная информация. Документально подтвержденная. И ваш звонок, извините, не могу рассматривать иначе, как попытку давления.
— Тем не менее, Геннадий Петрович, я хотел бы просить вас…
— Давайте закончим этот разговор, Сергей Сергеевич. Он ни к чему не приведет.
— Всего хорошего, Геннадий Петрович.
— До свидания, Сергей Сергеевич.
Геннадий Симонин, главный редактор «Нового демократического слова», яростно швыряет трубку, тычет в пепельницу чадящей сигаретой и произносит несколько нецензурных выражений в адрес совершенно обнаглевшей охранки, столько лет прессовавшей чахлые ростки свободы, а ныне пытающейся заткнуть рот каждому, кто хочет смело и открыто сказать правду про грязные финансовые аферы последышей Лаврентия Берия. Ничего, ничего. Пусть почитают. Мало не покажется.
«Всем лежать! Это ЧК».
Статья в «Новом демократическом слове»
"…Сколько раз мы спрашивали сами себя — можно ли доверять власти? Можно ли считать необратимыми перемены, происшедшие за последние годы? Наблюдаемое сегодня якобы торжество либеральных ценностей — является ли оно действительно торжеством и надолго ли оно? Или, как и в начале двадцатых, страну заманивают в ловушку, выход из которой возможен только через большую кровь? И каждый раз, задавая себе этот вопрос, мы лукавили с ответом, пытались игнорировать очевидные признаки надвигающегося реванша, вопиющие факты, свидетельствующие о действительной хрупкости и призрачности наших надежд на лучшее будущее для нас и наших детей.
Но рано или поздно наступает час, когда иллюзии уходят, когда молчать более нельзя, когда безнаказанный произвол осмелевших осколков командно-административной системы требует разбудить убаюканную «демократической» властью страну и во весь голос заявить о том, что гражданское общество — да! — существует и не позволит снова загнать себя в стойло.
Невозможно уже повторять многократно слышанные всеми слова о налоговой удавке на шее нашего российского бизнесмена, по всем правилам становящегося банкротом с самого момента регистрации его предприятия, о том, что честный бизнес в наших условиях невозможен, о невероятной по масштабам коррупции, паразитирующей на развалинах российской экономики. О том, что вслед за государством, выжимающим из бизнеса все соки, а часто и опережая государство, приходят откровенные бандиты и отнимают последнее, беспощадно расправляясь с теми, кто отказывается платить. О том, что бандиты эти пользуются беспрецедентным покровительством тех, кто по долгу службы обязан с ними бороться. О том, что власти и бандиты наперегонки рвут бизнес, соревнуясь, кто больше и раньше ухватит.
Поэтому сегодня мы об этом говорить не будем.
Будем говорить о тех, кто приходит после. Когда власть уже взяла свое. И когда бандиты уже взяли свое.
Но что-то еще осталось. И это «что-то» не дает покоя.
Жил-был банк. Не самый большой, не самый маленький. Просто банк, в котором работали простые люди, не шибко много зарабатывающие. Платил налоги. Разбирался с бандитами. В общем, выживал. Даже находил возможность как-то работать. Кредиты выдавать.
Выдал однажды этот банк кредит одной фирме. Не маленький кредит. Один миллиард рублей на закупку продовольствия для абхазских беженцев. Фирма кредит взяла, продовольствие закупила, потом собралась кредит отдавать. И отдала. Обычное дело. И появился в банке один миллиард рублей.
По случайному — совершенно же случайному — стечению обстоятельств на следующий день в этот банк наведалась бригада налоговой полиции, в масках, с автоматами. Как положено. Положили служащих на пол, опечатали сейфы, изъяли все документы, какие были, да в придачу еще арестовали счета. Остановили банк.
Что ж, всякое в жизни бывает. Мало ли какие прегрешения у этого банка. Может, так и надо. И не стали бы мы публиковать этот материал, если бы дня через два в кабинете президента банка Эдгара Махмудова не раздался странный телефонный звонок.
Фамилию человека, который позвонил Эдгару Эдгаровичу, нам установить не удалось. Сам господин Махмудов, доведенный событиями последних дней до приступа ишемической болезни сердца, фамилию звонящего не разобрал. А вот то, что его приглашают для беседы на Лубянку, расслышал и поехал в назначенное время, полагая наивно, что органы во всем разберутся.
На Лубянке Эдгара Эдгаровича принял майор Усков Федор Васильевич. Ознакомьтесь, уважаемые читатели, с фрагментом из записи их беседы. Заранее предупреждаем, что наиболее выразительные пассажи из высказываний обладателя чистых рук и горячего сердца нам пришлось опустить.
Махмудов: Я не понимаю. На каком, вообще, основании…
Усков: Б…ский сын! Нечего тут Христосика изображать. Ж…а с ручкой! Ну что? Что ты из себя интеллигента корчишь? А?… мать. Чтобы завтра миллиард был на месте.
Махмудов: Не выражайтесь, пожалуйста.
Усков: Что? Ах ты! П…а с ушами! Короче так. Если завтра мне не доложат, что американец получил свои деньги, пеняй на себя. M…к ср…й. Я не просто тебя закончу, я со всеми твоими учредителями и клиентами разберусь. Е…! Понял?
Махмудов: Я не понимаю. Почему вы мне тыкаете?
Усков:… мать! Я тебя в ж… вы…у! Придуряться еще будет! Крыса чернож…ая!
Махмудов: Вы не в курсе просто. Нам вернули кредит. Все официально…
Усков: Ах ты! Мать твою бл…ь! Ты что — на Центральном рынке? Или где ты там раньше помидорами торговал? Потрох сучий! Ты что мне яйца крутишь, б…? Чтобы завтра отдал американцу миллиард, курва недое…ая. И мы это дело закрываем. Е… тебя поперек! Или… смотри. На коленях здесь ползать будешь…
Достаточно? Дальше можно не цитировать?
Итак. Подведем итог.
Фирма «МИК» вернула кредит, взятый у Восточно-Европейского банка. И не следует удивляться, что об этом немедленно стало известно компетентным органам — на то они и компетентные. О том, что мы все, как говорится, «под колпаком у Мюллера», ни для кого не новость. И органы решили поживиться. Сперва прислали налоговую полицию. Когда это не помогло, в ход пошла уже тяжелая артиллерия. Еще раз перечитайте диалог. Чья лексика? Лексика уголовной «крыши», разбирающейся по понятиям с коммерсантом. Стоит ли удивляться, что на следующий день Эдгар Эдгарович все, что от него требовали, отдал и до сих пор не верит, что от него отвязались. А вот генеральный директор фирмы «МИК» Реваз Кантаури исчез. Дома его нет, мобильный телефон не отвечает, офис закрыт на замок. Не то он оказался менее сговорчивым, не то благоразумно решил переждать.
Интересно бы узнать, кто такой этот загадочный американец, о котором так печется наша служба нашей безопасности. И с чего это вдруг она оказалась такой щедрой за чужой счет. Но думаю, что мы этого не узнаем.
Лубянка умеет хранить свои тайны.
И добавим, для порядка, что статью эту просим считать официальным заявлением в прокуратуру…"