Наверно, можно сказать, что с этими ребятами произошла катастрофа, только разбилась не машина или велосипед, разбились их судьбы. Конечно, потом, через несколько лет, можно попытаться что-то исправить, даже наверняка можно кое-что исправить, но годы уже будут позади. И вряд ли что-нибудь останется от легкомыслия, беззаботности, от их безоглядной уверенности в собственной исключительности, в том, что их ожидает жизнь легкая и приятная.

Когда все в зале поднялись, чтобы выслушать приговор, я невольно посмотрел не на этих стриженых ребят на скамье подсудимых, а на их родных. Сколько надежды, совершенно невероятной надежды на благополучный исход светилось в глазах бабушки — судили внука. На суд пришла только она, потому что мать несовершеннолетнего преступника лежала с инфарктом, а у отца настолько сдали нервы, что друзья его попросту не пустили в зал суда... Сколько людей — родных, знакомых, близких — ожидало сейчас телефонных звонков, чтобы узнать о приговоре, а сколько их было здесь, в зале суда! Нет, катастрофа стряслась не только с этими ребятами. Десятки людей словно бы прошли через тяжкое испытание, в чем-то катастрофа отразилась на каждом из них.

Потом и бабушку, и отца, и родителей второго парнишки я видел уже на улице — они стояли на тротуаре, надеясь увидеть ребят еще раз, когда их поведут от здания суда к специальной машине.

Суд, обвинение, обстоятельства дела, все его детали мне, человеку, почти всю жизнь отдавшему спорту, запомнились еще и потому, что, как говорится, взяли ребят в районе стадиона в Лужниках. Но пришли они туда заниматься не спортом, а совсем другим — в приговоре их действия были названы вооруженным разбоем. Согласитесь, когда ребят школьного возраста обвиняют в таком тяжком преступлении, — это уже само по себе достаточно необычно. Ну ладно бы, подрались ребята, один у другого отнял занятную вещицу — это можно и объяснить в чем-то, может быть, даже и простить. Но вооруженный разбой — это уж слишком, это уж ни в какие ворота... Причем днем, в оживленном месте...

Я подумал вначале — не перегнули ли палку, обвинив ребят по этой статье, не сыграли ли здесь роковой роли обстоятельства, случай... Но нет, чем больше я знакомился с делом, тем больше убеждался в том, что следователь во всем разобрался правильно.

Здесь я хочу сделать маленькое отступление и объяснить, почему вдруг решил поделиться этими своими раздумьями. Причин много. Одна из них та, что вот уже несколько лет подряд меня избирают народным заседателем Ленинского народного суда Москвы. Это дало мне возможность в полной мере представить все сложности воспитания подрастающего поколения, заставило задуматься об ошибках, упущениях в воспитании, о результатах, к которым эти ошибки и упущения приводят.

В самом деле, как получается, что ребята, до какого-то момента очень неплохие ребята, неожиданно оказываются на скамье подсудимых? Я не оговорился — именно неожиданно для них самих, для их родителей, воспитателей, соседей. Никто из них, видя, наблюдая некоторые слабости подростков (назовем эти вещи слабостями), так вот, никто даже не предполагал, что эти самые «невинные грешки» ведут на скамью подсудимых.

Должен признаться — когда сидишь за судейским столом, невольно начинаешь более взыскательно смотреть не только на чужие поступки, но и на свои тоже, начинаешь оценивать их строже не только со своей колокольни, но и с точки зрения других людей, с точки зрения общества.

Те же ребята, о которых я начал рассказывать, вроде бы и не нанесли никому особенно большого вреда, а материальный ущерб вообще был настолько невелик, что о нем можно бы и не говорить. Но тем не менее суровый приговор был вполне справедлив. Со мной могут не согласиться подсудимые и их родственники — это вполне естественно, но в судебном зале приговор был встречен с одобрением, и, я убежден, любой человек, не заинтересованный лично в исходе дела, согласится со мной.

Отвлекусь, чтобы вспомнить о собственном детстве. Мы жили тогда, в двадцатых годах, в районе «Трехгорки», Красной Пресни. Совсем недавно кончилась гражданская война, страна спешно залечивала раны, на улицах городов, поселков, на вокзалах и рынках бродило немало беспризорных детей. Явление, трагичное само по себе, усугублялось еще и тем, что беспризорные оказывали сильное влияние на других детей.

Наш район был далеко не последним по преступности в столице, по всевозможным правонарушениям. И среди моих знакомых были ребята, которые, мягко говоря, совершали не одни только честные поступки. Хорошо помню известных тогда у нас дружков с довольно колоритными кличками — одного звали Осел, а второго почему-то Нона. Специализировались Осел и Нона на карманных кражах, причем разработали для этого особый способ. Они не толкались в переполненных трамваях, очередях и вообще пренебрегали шумными местами. Они любили «работать» в парке. Осел шел на несколько метров впереди и, столкнувшись с кем-то, успевал расстегнуть у жертвы карман, разомкнуть замочек часовой цепочки или что-то в этом роде. А на долю Ноны приходилась уже более ответственная, заключительная операция — изъять кошелек, часы, деньги. И, надо сказать, довольно долго это им сходило с рук. Ловкость этих жуликов, их отчаянность вызывали у некоторых мальчишек восхищение, находились даже подражатели, правда ненадолго. Детских комнат тогда не было, и чаще всего отцовский ремень возвращал мальцов на путь истины.

Жили и в нашем дворе ребята, может быть, не столь отчаянные, но тоже любители поживиться за чужой счет. Само собой разумеется, все прекрасно знали,чем они занимаются, да они и сами были не прочь похвастать «победами»: добычей, похищенной у домохозяек из продуктовых сумок.

И вот здесь я искренно могу сказать, что самым мощным противовесом влиянию жуликов были стадионы и спортивные площадки, которые в изобилии создавались в то время. Сейчас я с болью прохожу по знакомым местам. Да, конечно, выросли прекрасные жилые здания, учреждения, да, строится громадный международный Дом торговли, проложены широкие магистрали, но все это строительство поглотило стадионы и спортивные площадки «Трехгорки». Четыре стадиона было раньше в этом районе. Сейчас нет ни одного.

Должен сказать, что до сих пор среди спортивных деятелей нет единого мнения о том, что лучше — один высшего класса стадион, известный на всю страну, или десяток небольших, но на которых люди могут заниматься и после работы, и до работы, и в выходные дни, не опасаясь испортить роскошный травяной покров, не смущаясь бесконечными рядами трибун, не боясь показаться неуклюжими, толстыми, тощими.

Так вот о противовесе. Ребята, способные забраться в чужую сумку, могли чувствовать себя героями где угодно, но не на стадионе. Там вступали в силу другие законы. Там наглость и беспардонность не находили поклонников. Там мы с радостным чувством освобождения видели, что у всемогущего Ноны, к примеру, никудышная «дыхалка», да и ножки жидковаты, что гроза и владыка всего двора не в состоянии прилично ударить по воротам, а команда, составленная из таких вот «кумиров», не может никому оказать достойного сопротивления. Здесь, на стадионе, утверждались свои авторитеты. Их слава была честной. И сила их была честной. И каждый на равных мог поспорить с ними, не опасаясь подножки или удара ножом в темном углу.

По правде сказать, среди ребят нашего двора я ничем не выделялся. Тощий, длинный и нескладный, я укрепился в звании вратаря команды дома № 20 по Большому Трехгорному переулку. Играли мы тогда большей частью самодельными мячами, сшитыми из тряпок, которых нередко хватало на одну игру — мы их разбивали.