Клянусь до самой смерти
мстить этим подлым сукам,
Чью гнусную науку я до конца постиг.
Я вражескою кровью свои омою руки,
Когда наступит этот благословенный миг.
Публично, по-славянски
из черепа напьюсь я,
Из вражеского черепа,
как делал Святослав.
Устроить эту тризну
в былом славянском вкусе
Дороже всех загробных,
любых посмертных слав.
Коктебель невелик. Он родился из книг,
Из проложенной лоции к счастью
Кормчий Кафы поймал ослепительный миг
И причалил, ломая ненастье.
Он направил корабль по весенней луне,
Уловив силуэт Карадага,
Он направил корабль по осенней волне
С безмятежной, бесстрастной отвагой.
Этот профиль луны на земле засечен
При создании нашей планеты,
Магматическим взрывом в науку включен,
И на лоции пойман, и людям вручен,
Словно дар фантазера-поэта.
Пусть потом за спиной и бурлит океан
И волнуется нетерпеливо, —
Гаснет боль от телесных, душевных ли ран
В этом ярко-зеленом заливе.
И пускай на Луне уж давно луноход,
А не снасть генуэзского брига,
И в историю вложен ракетный полет —
Космографии новая книга, —
Никогда, никогда не забудет земля,
Что тогда, в штормовую погоду,
Лишь по лунному профилю ход корабля
Он привел в эту малую воду.
Вот так умереть — как
Коперник — от счастья,
Ни раньше, ни позже — теперь,
Когда даже жизнь перестала стучаться
В мою одинокую дверь.
Когда на пороге — заветная книга,
Бессмертья загробная весть,
Теперь — уходить! Промедленья — ни мига!
Вот высшая участь и честь.
Мизантропического склада
Моя натура. Я привык
Удар судьбы встречать как надо,
Под крепкою защитой книг.
И всевозможнейшие скидки
Несовершенству бытия
Я делал с искренней улыбкой,
Зане — весь мир жил так, как я.
Но оказалось — путь познанья
И нервы книжного червя
Покрепче бури мирозданья,
Черты грядущего ловя.