До чего же примитивен
Инструмент нехитрый наш:
Десть бумаги в десять гривен,
Торопливый карандаш —
Вот и все, что людям нужно,
Чтобы выстроить любой
Замок, истинно воздушный,
Над житейскою судьбой.
Все, что Данту было надо
Для постройки тех ворот,
Что ведут к воронке ада,
Упирающейся в лед.
Тебя я слышу, слышу, сердце,
Твой слабый стук из тайника.
И в клетке ребер нету дверцы,
Чтоб отомкнуть ключом стиха.
И я прочту в зловещем стуке,
В твоих ослабленных толчках
Рассказ о той, о смертной муке
В далеких горных рудниках.
Ты замуровано, как вечник.
Все глуше, глуше ты стучишь,
Пока под пыткой спазм сердечных
Ты навсегда не замолчишь.
Отчего на этой даче
Не решается задача
Из учебника тайги?
Подгонять ее к ответу
У меня таланта нету.
Боже правый, помоги!
Сколько формул, сколько знаков,
Каждый знак — не одинаков,
Не таков, как был вчера.
А об истинном значенье
Думать мне — одно мученье
И, конечно, не игра.
Дело было бы попроще,
Если б пели в наших рощах
Птицы, вроде соловья.
Я б доверил птичьим горлам
Изложенье важных формул
Содержанья бытия.
Ведь любых чудес загадка
Решена во мгле распадка
И до ужаса проста.
Что ж дрожит полярной ночью,
Разорвав рубаху в клочья,
Онемевшая мечта?
Жизнь, дорожащая мгновеньем,
Где напряжен до боли слух,
Где даже ветра дуновенье
И то захватывает дух.
Нет, не затем я рос все выше,
Чтоб, упираясь в потолок,
Паденье этой тяжкой крыши
Сдержать и выдержать я мог.
Того чудовищного веса
Свисающего потолка
Не удержать крепежным лесом
Хотя б и лучшего стиха.
Но рифм пугливое смещенье
И треск ломающихся строф
Звучит сигналом приближенья
Неотвратимых катастроф.
И кто успеет двинуть бровью
И доберется до норы,
Покамест грохнет, рухнет кровля
И слышен грузный вздох горы.
Предупрежден моей судьбою,
Где хруст костей — ему сигнал,
Он припадет к груди забоя,
Чтоб уцелеть от гнева скал.
И, стоя в каменной метели,
Белее меловых пород,
Поймет мои мечты и цели,
Мою беспомощность поймет.
И возвратит свое значенье
Тому, что звал он пустяком,
Пустым воскресным развлеченьем,
А не спасительным стихом.