Для детей среднего и старшего возраста

С рисунками

Утро. Синие шторы в детской спущены, но солнечный луч нашел щелочку, проник в комнату и осветил красивую белую кроватку, голубое атласное одеяло и белокурую головку спящего мальчика.

За шторой шевелился кто-то. Этот «кто-то», таинственный и незримый, кричит тоном, не допускающим возражений:

— Бонжур! Пора вставать, Счастливчик! Пора вставать!

Белокурая головка приподнимается. Большие черные глаза жмурятся от солнца.

— Пора вставать, Счастливчик! — снова кричит тот, невидимый, у окна.

Мальчик сладко зевает, потягивается и садится на постели.

Он тоненький и хрупкий, с бледным, точно фарфоровым личиком, черноглазый, с правильными чертами лица. Ему девять лет, но кажется он значительно младше.

Счастливчик — маленького роста, и все его принимают за семилетнего. Однако напрасно: он умен, как взрослый. Это говорят все: и бабушка, и няня, и Ляля, и monsieur Диро, и Мик-Мик.

Только что Счастливчик встал с постели, как за дверями слышится голос:

— Можно войти?

Счастливчик подбирает тотчас ноги под себя и садится, как турецкий паша, посреди своей нарядной кроватки.

За шторой слышится возня. Кто-то там тревожно мечется и свистит: "Фю-фю-фю".

— Войдите! — кричит Счастливчик. — Мик-Мик, это вы?

Дверь распахивается. На пороге появляется высокий студент в тужурке, со смеющимися серыми глазами и маленькой черной бородкой.

Счастливчик не ошибся. Это был Мик-Мик, собственно говоря, Михаил Михайлович Мирский, репетитор Счастливчика и дальний родственник, весь последний год готовивший мальчика в гимназию в первый класс. Счастливчик еще совсем маленьким, когда он не умел хорошо говорить, прозвал Михаила Михайловича «Мик-Мик», и с тех пор его так и называет.

— Как, еще в постели! Но сегодня экзамен! — с деланным ужасом восклицает Мик-Мик и состраивает такую страшную гримасу, какая, по всей вероятности, была у серого волка, когда он намеревался проглотить Красную Шапочку в сказке. — Кира, лежебока вы этакий, ведь на экзамен опоздаете! Вот постойте, я вас!

Мик-Мик хватает Счастливчика на руки и вертится с ним по комнате, высоко держа мальчика над головой.

— Сегодня экзамен! Экзамен, экзамен! — припевает он на мотив песенки "Жил-был у бабушки серенький козлик".

Счастливчик хохочет. Ему забавно и немножко холодно.

— Милый Мик-Мик, пустите меня!

— Я пущу вас, Счастливчик, лишь только вы скажете, что за зверь имя существительное?

— Это название предмета, — не моргнув отвечает мальчик.

— А глагол? Что за козявка такая глагол, Счастливчик?

— Глагол означает действие предмета! отвечает Счастливчик.

— Вы молодец, Счастливчик, и получаете свободу…

И в мгновение ока мальчик водворен обратно на постель.

За шторой усугубляется возня, и отчаянный голос пронзительно вопит на всю спальню:

— Желаю вам доброго утра! Бонжур!

— Ах, Коко, бедняжка! Надо его освободить.

Мик-Мик уже у окна. Синяя штора поднята, и золотая волна солнца и света вливается в комнату.

На окне висит большая клетка. В ней зеленый попугай с розовой головкой. Он чистит лапку клювом и поет картаво:

Я умён,

Ты умен,

Умники мы оба!

— Нет, уж ты меня извини, попка, а ты вполне законченный дуралей, — говорит Мик, просовывая и тотчас же выдергивая указательный палец из клетки.

Коко сердится и свистит. Он всегда свистит в таких случаях.

Потом, как ни в чем не бывало, затягивает снова:

Я умен,

Ты умен,

Умники мы оба!

И прибавляет совсем уже ни к селу ни к городу:

— Попочка любит винегрет!

Мик-Мик и Счастличик хохочут.

— Еще в постельке! Ай, ай, ай, как нехорошо! Небось Михаил Михайлыч уже пришли, чтобы приготовить тебя, Счастливчик, к экзамену, а ты еще в постельке!

Простодушная, как все русские няни, Степановна входит в детскую и укоризненно качает седою, как лунь, головою, в ослепительном белом чепчике.

Коко, который за белый чепец да еще за упорное нежелание давать ему сахар недолюбливает няню, отчаянно кричит:

— Ступай прочь! Ступай прочь!

Этой фразе выучил Коко молодой лакей Франц, который тоже не любит няню за то, что она держит себя, по его выражению, "превыше барыни".

При неожиданном крике Коко няня вздрагивает, пугается, потом начинает сердиться.

— Тьфу, пропасть! — ворчит она. — Глупая птица! Постой, я вот тебя!..

— Я вот тебя! — как эхо вторит ей попугай.

Счастливчик с Мик-Миком хохочут. Няня начинает сердиться уже самым серьезным образом.

— Барыня вас спрашивали, батюшка мой, — обиженно обращается она к студенту. — Благоволите пройти в столовую.

— Хорошо, я сейчас "благоволю пройти" в столовую, — отвечает Мик-Мик, — а вы, старушка Божия, не извольте себе ради глупой птицы кровь портить. Ведь Коко безвредная штучка.

— Коко безвредная штучка! — покорно соглашается попугай.

Мирский вышел. Няня принялась за мальчика. Началось утреннее одеванье, умыванье, расчесыванье длинных кудрей Счастливчика.

Обтерев все тело мальчика губкой, смоченной в туалетном уксусе, няня надела Кире, прежде всего, фланелевый набрюшник на живот, тонкую шелковую фуфайку, теплые егерские носочки на ноги, а поверх их — длинные, выше колен, шелковые черные чулки и высокие, из желтой кожи, на четырнадцать пуговиц, сапожки. Потом, за мраморным, маленьким, как игрушка, умывальником, собственноручно намылила ему руки, уши, обтерла губкой лицо, вычистила ногти и зубы и, наконец, надела на Киру дорогой бархатный, с кружевным белым воротником и манжетами, прелестный костюмчик.

Тщательно умытый, причесанный и нарядный, весь в бархате и кружевах, Счастливчик казался теперь чудесной, дорогой французской куклой или, вернее, маленьким принцем из волшебной сказки.

— Молись Богу, мой батюшка, чтобы на экзамене какой прорухи ни вышло! — наставительно сказала няня и, опустившись на колени перед киотом с мерцающей лампадкой, зашептала:

— Господи, помоги отроку твоему Кириллу! Заступница, Царица Небесная, умудри его!

И Кира молился тоже.

Неугомонный Коко притих в своей клетке и, наклонив набок зеленовато-розовую головку, усердно наблюдал коленопреклоненных мальчика и старуху.

Когда Кира вошел в столовую, вся семья была уже в сборе. Пили чай за большим столом.

На главном месте, в кресле, сидит бабушка.

Она еще издали протягивает руки своему любимцу. Ее милое, доброе, красивое, в мелком сиянии морщинок, лицо и большие серые глаза улыбаются Кире.

В своем обычном черном шелковом платье, с черной же шелковой кружевной косынкой на седых, как серебро блестящих, волосах, маленькая, изящная Валентина Павловна Раева удивительно похожа на изображение маркиз на старинных французских картинах. Счастливчик весь в нее, вылитый.

Тут же, за столом, сидит одиннадцатилетняя Симочка, бабушкина воспитанница, взятая с трехлетнего возраста в дом Раевых бедная сирота. Симочка скромно потупила глаза и всеми силами старается скрыть чайное пятно, сделанное ею на чистой, только что постланной скатерти.