Итак, Большой Джон Бенедикт выжил в этих диких краях. В одиночку. Много лет спустя он скажет: «Воевать с Большой Страной нельзя, с ней можно только попытаться ужиться», являя собой живое тому доказательство, как и его темнокожие братья за много сотен лет до этого. Они стали осторожными и хитрыми, ибо неосторожного ждала смерть, они постигали науку пустыни, ее знаки, указывающие на близость воды, – полет птиц, следы животных, расположение камней, растений.

Так он и отыскал свое Эльдорадо на самом юго-западе страны; Край Трех Рек, Край Каналов, опутанный паутиной канав и водостоков, что несли воду многие сотни миль. Здесь можно было воодушевленно мечтать об обширных скотоводческих империях, мечта эта зажгла и его! Кумбала навсегда осталась самой большой его любовью, хотя у Бенедиктов были связи и на Территории, вплоть до самого Залива. А теперь его внуку предстояло взойти на трон, принять бразды правления. Пейдж невольно содрогнулась от этой мысли – ведь ей привычнее было иметь дело с людьми не такими масштабными, более уравновешенными. Но Кумбала меняла человека! Здесь глаз видел неохватные просторы блестящей зелени, клевер в фут высотой, и бесчисленные стада. И это была Кумбала!

Пока Пейдж стояла у окна, одолеваемая мечтами и сравнениями, пылающее великолепие небес начало угасать. Она заторопилась: нужно было еще принять душ и переодеться. Пейдж прошла по устланному толстым ковром отполированному деревянному полу и тихонько приоткрыла дверь. До нее доносился негромкий гомон голосов и стук дверей. Она вернулась в комнату, на миг уловив в зеркале свое отражение. В слабом золотистом свете глаза ее казались огромными, дымчато-голубыми, но в этом не было ничего удивительного. Сказывалось удивление, возбуждение от всего, что она увидела. Ведь Кумбала была легендой. Ей повезло, что она оказалась здесь.

Поразмыслив немного, она выложила на кровать один из своих лучших нарядов. Длинное, до пола, платье из желтого дакрона с невинно-соблазнительным декольте, маленькими рукавами-буфами и широким золотистым кушаком. Платье было шикарным, и она призналась себе, что выглядит в нем роскошно. Знакомство с Соней Бенедикт, стройной, элегантной блондинкой, говорило о том, что в этом доме положено одеваться к обеду. Конец еще одного мифа о сельской жизни.

Ее комната тоже не соответствовала этому мифу. Пейдж с наслаждением огляделась – прекрасный традиционно выдержанный английский стиль с легким налетом модерна. Кровать просто огромная! Роскошное покрывало кремово-золотистого цвета, в тон простыням. В дальнем углу, подобно редкому самоцвету, скрывался великолепный комод с зеркалом; целиком ручная работа, как с гордостью пояснила Соня Бенедикт, польщенная интересом гостьи, украшен позолотой и переливчатой гипсовой отделкой в китайском стиле. Эту «безделушку» Тай привез откуда-то из-за границы.

Даже на то, чтобы просто осмотреть дом, у нее ушел не один час. Он был очень странный, слишком большой, но невольно внушал почтение одними своими размерами. Комнаты просторные, с высокими потолками и огромными, совершенно сказочными люстрами из природного хрусталя, которые Большой Джон привез из Дома. Это была работа восемнадцатого века – трогательная попытка угодить очаровательной и хрупкой англичанке-жене и полуподавленная мечта о прежней жизни. Надо же в конце концов хоть немного цивилизовать этих дикарей!

Пейдж улыбнулась, вспомнив эти слова. Сама она никогда не забудет Кумбалу, но вот первая хозяйка этих мест, Кристина, едва ли была здесь счастлива. Свою недолгую жизнь она прожила стойко, ни на что не жалуясь, но страдая от одиночества, постоянно страшась наводнений и темнокожих грабителей, ненавидя все это пугающее великолепие, и умерла при родах в возрасте двадцати четырех лет. В то время жены пионеров жили рядом со смертью, а о современной медицине им не приходилось и мечтать.

Сын Кристины Бенедикт выжил и стал таким же стойким, насколько она была нежной. Он унаследовал ее черные как вороново крыло волосы и изумрудные глаза, а от отца взял любовь к этому дикому краю, любовь, которая в конечном итоге стоила ему жизни. Большой Джон так больше и не женился. И еще добрых десять лет его не видели в больших городах. Конечно, женщины у него были, как же без них, но ни одна так и не заняла место Кристины.

С тех пор Большой Дом претерпел немало изменений и перестроек, но люстры, хотя и притягивали тысячи мотыльков, остались, – звенящим, мерцающим напоминанием о прекрасной англичанке, чей портрет над лестницей они освещали.

Затаив дыхание, Пейдж чувствовала, как маленьким кулачком колотится в груди сердце. Мысли одолевали ее, теснились, с ними не было никакого сладу. Столько всего случилось с ней за последнее время! Чуть позже, приняв душ, она подошла к зеркалу, вертя в пальцах золотой медальон, доставшийся ей от бабушки. Он так подходил к Большому Дому, от него тоже веяло прошлым. Наклонившись к зеркалу, она застегнула на шее замочек, заметив вполголоса:

– А ты совсем неплохо выглядишь!

Сердце не унималось, пришлось даже прижать руку к груди, чтобы успокоиться. В глубине души она знала, что думает не только о том, какое впечатление произведет на Джоэла. Кажется, все. Чуть смочив духами кончики ушей и запястья, она открыла дверь и выскользнула в коридор. Старинные семейные портреты с безмолвным одобрением глядели на нее со стен, и она бесшумно прошла к ярко освещенной лестнице…

Обед близился к концу; был подан суп, курица с рисом и черносливом, и наконец Мири, молоденька темнокожая горничная, внесла десерт – гранатовый мусс. Маленькая, с нежными темными глазами, горничная двигалась быстро и проворно. Соня Бенедикт в длинном, до полу, кремовом платье цвета слоновой кости взяла себе крохотную порцию мусса и обернулась к Пейдж, рассказывавшей какую-то забавную историю о своей работе. Болтая и смеясь, Дайана откровенно разглядывала Пейдж, стараясь все понять и запомнить.

Пейдж казалась особенно женственной рядом со смуглой, уверенной в себе Трейси. Как хрупкий неяркий цветок пустыни! Джоэл, заметила сестра, не сводил с нее глаз. Так, значит, это и в самом деле серьезно? Один лишь Тай сидел задумчиво, чуть откинувшись назад, усмешка едва кривила уголки его губ.

– А как давно это было? – перебила вдруг Пейдж Трейси, кисло улыбаясь, и бирюзовые глаза ее недобро сверкнули.

Пейдж в недоумении обернулась к ней. Вопрос просто неуместный.

– Около года назад, – отозвалась она низким грудным голосом.

– Я бы там и часа не выдержала. – Трейси пожала обнаженными загорелыми плечами. – Как можно вынести эту рутину, каждый день с девяти до пяти! Так утомительно! Словно зверь в клетке.

– Это уж точно! – весело защебетала Дайана. – Я тебя понимаю. Такая пытка, должно быть.

– Женщина должна с самого начала решить, что хочет взять от жизни все самое лучшее, и добиваться этого. Это можно, если иметь голову на плечах.

– Очень у многих ее нет! – резко отозвался Джоэл, неприязненно глядя на Трейси.

– Что ты имеешь в виду? – простодушно поинтересовалась Дайна.

– Тогда они сами виноваты! – Трейси даже не слышала ее, полоснув Джоэла презрительным взглядом.

Пейдж поймала себя на том, что ее притягивает насмешливая улыбка Тая.

– Не все женщины так стремятся брать от жизни все лучшее, Трейси, – небрежно заметил он. – Пустоголовых кукол на свете, что песка морского.

– Это точно! – Трейси заметно смягчилась, словно он подтвердил ее мнение об их элегантной, женственной гостье.

Пейдж стоило большого труда не улыбнуться, но Дайна не сдержалась.

– Трейси, детка, ты опять сморозила глупость, – язвительно заметила она. – Тебе бы почитать доходчивые статейки типа «Как прокормить семью из шести человек на сто долларов в месяц»!

– Глупости! – отрезала Трейси, по-прежнему убежденная в своей правоте.

Соня Бенедикт во главе стола казалась бесконечно далекой от их спора, но она все слышала.

– Трейси, дорогая, – мягко сказала она, – попытайся иногда взвешивать свои слова. Если бы я хоть на миг подумала, что ты даже наполовину веришь в то, что говоришь, я бы действительно испугалась!