В большей или меньшей степени все ощущали отсутствие Тая. Для Джоэла это означало больше ответственности и меньше свободного времени. Для Пейдж – странное душевное состояние. Но по мере того как проходили недели, она все больше входила в семейный уклад Бенедиктов, занимаясь домом, отдыхая в зеленом оазисе сада, где безраздельно царила Соня, а порой выезжая вместе с Дайаной и Джоэлом. Даже когда Трейси присоединялась к ним, она все равно получала удовольствие от этих поездок, ибо, сама того не зная, попала под очарование древнего края, и он не желал отпускать ее от себя. В те редкие дни, когда она заговаривала об отъезде, Соня Бенедикт возмущенно прерывала ее. Ни при каких условиях Пейдж не позволят уехать раньше, чем через три месяца, пока не кончится ее отпуск. В конце концов она и приехала сюда, чтобы поближе узнать семью и Джоэла. Что бы они ни решили в результате, а Соня никогда не задавала таких вопросов, Пейдж была здесь желанным гостем.

Итак, Пейдж осталась, окруженная заботой и дружелюбием Сони и ее дочери. Джоэл оставался страстным, хоть и разочарованным возлюбленным, Трейси Орд – непримиримым врагом. Пейдж не составило труда догадаться, что та только и ждет ее отъезда из Кумбалы… без Джоэла!

Но от Тая ей приходилось держаться в стороне. Очень быстро она поняла, что стремление это было обоюдным, ибо Тай также отгородился от нее холодной непроницаемой стеной. Это причиняло ей немалую боль, но так было лучше. Она сказала это себе в первый же вечер, когда он вернулся из Богабиллена. Отчужденность – единственная ее защита. Увы, в том, что касается Тая, чувства предают ее, она гибнет при малейшем проявлении его мужской силы и обаяния.

Сидя за столом, Пейдж разгладила складку на шелковом янтарном платье, и подол его, шурша, скользнул по полу. Она повернулась, чтобы взять бокал, и тонкая ткань натянулась у нее на груди. Гиацинтовые глаза ее были задумчивы и порой печальны. Казалось, прежнее ее «я» вытекает из нее, как жидкость из бокала, как вода среди камней.

Пейдж не знала, как красит ее это новое выражение, придавая загадочность ее юному лицу, подчеркивая его красоту. Даже Трейси заметила это, и Пейдж уже не в первый раз подмечала, что она неотрывно наблюдает за ней.

Ела она очень мало, хотя кухня здесь была прекрасной, больше слушала, изредка присоединяясь к разговору, касавшемуся многих тем, но неизбежно возвращавшемуся к засухе и делам на пастбищах. Вначале ей показалось, что, вернувшись из Богабиллена, Тай ничуть не изменился, но затем она поняла, что ошиблась. Он похудел, у губ залегли складки, лицо его было каким-то озабоченным, почти суровым.

Почувствовав на себе ее взгляд, он вдруг поднял голову, и улыбка сделала его прежним Таем.

– Ну, и каков будет приговор, юная Пейдж?

– Я тоже об этом подумала! – с мелодичным смехом заметила Трейси, что как-то не вязалось с ее настороженным взглядом.

– Да, скажи нам, детка, – улыбнулась Дайана.

Пейдж слегка покраснела, губы ее сложились в невеселую усмешку.

– Извините, я, кажется, в самом деле засмотрелась. Мне просто показалось, что вы сильно похудели, Тай.

Он не сводил с нее блестящих глаз.

– Может быть, сбросил пару фунтов, – согласился он с улыбкой. – Если вам кажется, что здесь жарко, малышка, можете как-нибудь проехаться со мной. Почти все это время мы тушили пожары вокруг Мундоры. Там сейчас просто ужасно. Каждый день – огонь. Видит бог, при такой жаре этого стоило ждать. То и дело образуются смерчи, которые разносят повсюду искры и горящее дерево. И стоит им лишь попасть на смолистую акацию… – Он с силой сжал кулаки. – Боб с парнями совершенно измотаны. – Он вдруг помрачнел: – Пожары на пастбищах, пожары на выгонах. Все время, что я там был, солнце закрывали черные облака дыма. Молю Бога, чтобы все было позади. Если в ближайшее время не пойдет дождь, то ветры повсюду разнесут огонь. Никто нам тогда не поможет. – Он взглянул куда-то вдаль: – Боюсь, нам и здесь придется прожигать бреши.

– Ты думаешь, не обойдемся? – с удивлением спросил Джоэл.

– Да! – коротко отозвался Тай. Спорить было бесполезно. Да у него был такой вид, что никто бы и не рискнул возразить ему.

Тай вновь поднял голову и посмотрел на Пейдж. Волосы ее сверкали, в них играли блики света.

– Странная вещь огонь, – заметил он зачарованно, но в голосе его звучали и гневные нотки. – Он так прекрасен. Днем Мундора – вся черная, разоренная. Ночью… такая дьявольски прекрасная! Нам с Бобом довелось проехать семь миль вдоль горящей рощи, где деревья рушились на землю в каскадах искр. Настоящие огненные водопады, повсюду догорающие обломки и ветви, словно факелы… Это напоминало скорее карнавал, где забываешь о смерти и разрушении, об опустевших землях и гибнущем скоте.

Соня Бенедикт резко отложила в сторону вилку.

– Ты устал, милый, – печально заметила она. – Пусть лучше Джоэл с рабочими займутся завтра прожиганием брешей.

– В любом случае придется, – отозвался Тай. – Завтра я собирался пригнать стадо из Джамп-Ап. Думаю, придется продать еще пять сотен голов скота, пока они в хорошем состоянии. – Голос его звучал невесело. – По сравнению с тем, что мне довелось повидать, здесь у нас настоящий рай. Только бы продержаться до дождя.

– Ты прав! – Соня Бенедикт рассеянно крутила на пальце великолепное бриллиантовое кольцо.

Сегодня она какая-то усталая, подумалось вдруг Пейдж. Дайана, как видно, была того же мнения. Она наморщила свой белый лобик.

– Ложись сегодня пораньше, мамочка. Ты слишком много работала в саду.

– Да, признаюсь, я что-то устала сегодня. – Соня наклонилась и погладила дочь по руке. – Должно быть, это жара.

Но Пейдж знала, что виной тому были новости, принесенные Таем. Все они были расстроены и напуганы. Кофе пили в молчании, и тоска волнами накатывалась на них, словно вода на скалы. Пытаясь оживить разговор, Джоэл обернулся к брату.

– После ужина я найду парней и договорюсь с ними на завтра. Где ты хочешь, чтобы мы прожгли бреши?

Тай невозмутимо начал перечислять эти места, и Джоэл внимательно его слушал.

Много позже Соня дала Пейдж внушительный бокал виски с содовой и велела отнести на веранду Таю.

– Он так переживает за Мундору, – пояснила она устало, и ее любовь к пасынку никогда не была столь заметна, как в эту минуту. – Это поможет ему расслабиться. Как всегда, он слишком многое держит в себе. Ему стало бы легче, если бы он поделился с нами!

Трейси, подошедшая к ним в этот момент, предложила безапелляционным тоном:

– Давай я отнесу, тетя Соня.

Но та вдруг возразила неожиданно резко:

– Я попросила это сделать Пейдж, моя дорогая.

Не сказав больше ни слова, Трейси, развернувшись, ушла в гостиную и уткнулась носом в книгу. Дайана, свернувшаяся калачиком в кресле над модным журналом, на миг подняла глаза, отметив про себя негодующее лицо Трейси, и вновь вернулась к чтению. Через несколько минут она поднимется к матери и пожелает ей спокойной ночи, проверив, как та себя чувствует. Хотя Соня и не любила признаваться в этом, но у нее было слабое сердце, и дочь пристально следила, чтобы она не переутомлялась.

С бокалом в руке Пейдж вышла на веранду, в восхитительную ночь с алмазной россыпью звезд и серебристой луной, какие бывают лишь в пустыне.

– Тай? – неуверенно окликнула она. Сразу с яркого света она не заметила его, только почувствовала аромат его сигареты.

– Спускайся сюда! – Услышав его напряженный голос, она поспешно расправила плечи, прошла через всю веранду, сквозь блики света, падавшего из окон. Он сидел в бамбуковом кресле, обманчиво праздный, и легкий ветерок уносил прочь сигаретный дымок.

– Ну что, моя прелесть? – пристально вглядывался он в ее лицо, пытаясь понять, что привело сюда Пейдж.

– Соня решила, возможно, ты захочешь что-нибудь выпить, – натянуто отозвалась она.

– Милая Соня! – воскликнул он весело, принимая у нее из рук бокал.

Пальцы ее слегка дрогнули от их краткого прикосновения.