Засуха сжимала свою хватку, и по мере того как кончалась трава на пастбищах и пересыхали колодцы, перегонять скот становилось все сложнее. Перегреваясь на солнце, страдая от жажды, животные делались практически неуправляемыми. Люди тоже постоянно нервничали, теряли над собой контроль, ошибались – отсюда шли травмы, и порой довольно серьезные.

Каждое утро, словно пульсирующий алый шар, всходило солнце и замирало на небе в своем огненном великолепии. Пейдж всякий раз поражала эта картина. Не будь ситуация столь критической, она бы решила, что в пустыню стоило приехать хотя бы ради одних восходов и закатов. Но сейчас было плохо – раз десять за день маленькие смерчи рассыпались по равнине, вздымая высохшую траву и листья.

Множество речушек пересохли, природное равновесие нарушилось, и сперва рыбы, а затем и водные птицы устремились к крупным озерам; аисты, цапли, журавли и мириады пеликанов – все с шумом и криком пытались отстоять свои территориальные права.

А в ноябре начались бури. День за днем, ночь за ночью собирались огромные темно-лиловые облака, словно какие-то варварские замки, изнемогающие от серебристой россыпи дождя, который успевал высохнуть раньше, чем долетал до изнуренной зноем земли. Это было невыносимо. Все были напряжены до предела, Пейдж находила утешение в том, что стала активно помогать Соне по дому, она все труднее переносила жару. Тай уговаривал ее уехать к сестре в Аделаиду, но Соня упорно отказывалась. Сам Тай тоже устал, выглядел изможденным, смуглое лицо его сделалось совсем суровым.

– Уеду, как только пойдут дожди! – объявила Соня. Словно чтобы укрепить ее решимость, Пейдж и Дайана справлялись с домашним хозяйством, решая все проблемы с прислугой, отвечая на письма. Трейси помогала мужчинам на пастбище – сейчас все забыли о былых разногласиях.

В тот самый момент, когда уже казалось, что засуха их одолеет, это наконец случилось. Морские ветры дохнули холодом, сдвигая облака, тяжелая их пелена растянулась по всему горизонту, нависая почти над самой землей. Они несли дождь! Гром потрясал небеса, по ночам тьму разрывали молнии. И начался потоп.

Сначала – далеко на северо-западе. Он прошел по всему плато, обрушиваясь на него стеной, так что от земли поднимался густой пар. Земля наконец напиталась водой, и вода устремилась в канавы и ручьи. Они выходили из берегов, но доносили драгоценную влагу рекам, их иссохшим руслам. Реки потекли неудержимым, мощным потоком. Одно за другим оживали пастбища. На лицах аборигенов появилась улыбка, начали играть дети. По всему поясу засухи в пустых речных руслах разворачивались ленточки воды и бежали все быстрей и быстрей, набирая широту и силу.

Долгожданные ливни шли уже по всей равнине. Земля насытилась, и излишки воды пошли на бескрайние пастбища скотоводов. Сотни каналов несли им влагу. Повсюду разлились озера, кишащие живностью.

В Кумбале напряжение тоже исчезло, хотя не упало еще ни капли дождя. Каждую ночь все ложились спать под ярким звездным небом, безразличным к страданиям земли.

Дождь начался перед рассветом. Пейдж проснулась от сердцебиения и сначала подумала, что виноват дурной сон. Хотя бы пошел дождь! Мольба ее была такой горячей, словно эта земля принадлежала ей. Откинув прозрачный полог, она выбралась из кровати и, подойдя к окну, ощутила ни с чем не сравнимый запах влажной земли. Накинув шелковый халатик, она открыла дверь и босиком выбежала на веранду, не помня себя от радости, словно радужная птица, что жила в красных холмах у реки.

Весь в паутине алмазных капель, свисавших с каждого куста, с каждой травинки, сад благоухал. Кто-то шел к веранде с другого конца лужайки, и она сразу узнала эту уверенную грацию. Пейдж перегнулась через перила, наслаждаясь брызнувшими в лицо душистыми каплями.

– Тай! Что ты здесь делаешь? – восторженно воскликнула она.

Он поспешил к ней по мягкой густой траве.

– Жду тебя, что же еще! – Торжествующий голос его нес в себе ночь и дождь. – Это ливень, милая птичка, благословенный ливень! Спускайся сюда, попробуй его!

Она не сводила с него глаз, держа руку у горла, не решаясь заговорить, вся во власти невероятного вдохновения. В мерцающем свете он казался бронзовой статуей, капли воды на лице подчеркивали его мужскую силу, черные кудри вились, посеребренные дождем. Во всем этом было что-то дикое, первобытное, словно языческое действо тех времен, когда мужчина и женщина поклонялись дождю. Все блистало от влаги – деревья, трава и цветы. Голову кружил неповторимый аромат влажной зелени и земли.

– Тай? – повторила она его имя, глубже входя в эту магическую атмосферу. Дождь украсил шелк ее халата жемчужными нитями.

– Я не могу говорить с закрытым бутоном лотоса. – Он поднял на нее блестящие глаза. – Бутоном лотоса, упакованным на ночь!

Дрогнувшие нотки в его голосе были как фитиль, зажегший ее огонь. Сердце ее колотилось, словно она долго-долго бежала. И уже ничто не могло остановить ее. Ничто. Сияя глазами, она рванулась к нему, как точно направленная стрела, грациозная, как газель. Она тут же промокла насквозь, но это не имело значения. Теперь все было просто, и это принесло ей почти болезненное облегчение.

Он поймал ее на лету и прижал к себе, вбирая ее теплое, нежное тело, загораживая его от всего мира. Он не сводил глаз с ее милого бледного лица, любуясь тем, как волосы ее темнеют под дождем, принимая цвет бронзы.

– Все словно раздваивается – так странно! – прошептала она ошеломленно. – Единственное, что реально, – это твоя страсть играть с огнем.

– Тсс! – Пальцы его с силой сжали ее тело. – Ничто не реально, кроме этого!

В душе ее завязался узел боли и наслаждения. Что бы ни случилось теперь, подумала она, не в силах преодолеть головокружение, это навсегда останется со мной. Она тянулась к нему, закрыв глаза, вступая в магический круг, где был один лишь этот мужчина, да ночь, да дождь. В мерцающем тумане закружился, растворился весь мир, осталось лишь безумие, которое несли с собой его губы, пахнущие дождем.

Тысячеглазая ночь смотрела на них сверху вниз, а дождь все шел и шел, заглушая все звуки. И они не слышали, что где-то в доме с убийственной яростью захлопнулась дверь…

Пейдж сунула ноги в домашние туфли, надела широкие брюки и в тон им тонкую светло-желтую рубашку. Причесываясь, она видела в зеркале свои глаза, незнакомые, полные неясных видений. Странных, чарующих, уносивших ее, словно река в наводнение. Этим утром она наконец перестала прятаться от самой себя. Оказавшись в тупике, откуда не было выхода, она вынуждена была взглянуть правде в глаза. Теперь она знала, что такое любовь, но любила она не Джоэла. Все, что делала она с самого начала, было лишь жалкой попыткой скрыть этот самообман.

Теперь ей придется уехать из Кумбалы, и очень скоро. Нужно отказаться от мечты… нужно сделать Джоэла своим врагом. Руки ее дрогнули при этой мысли. Но Джоэл выдержит. Придется выдержать и ей самой. Она открыла Таю свою душу, но ее порыв ответа не встретил. Тай ничего не сказал ей, а она не собиралась подвергать себя унижению и обиде. Он считает ее ловкой актрисой? Ну что ж, она докажет, что является ею!

Вздохнув, Пейдж отвернулась от зеркала. Глупо строить планы, думать о будущем, когда этот человек играет ее чувствами, как пожелает. Сегодня она все скажет Джоэлу. Нелегкая задача, но и без того она ждала слишком долго. Невзирая на все страхи, она снова почувствовала огонь возбуждения, однако справилась с ним. Как это сложно – топить в себе нежность. Возбуждение и трепет, неподвластные ей и только слегка приглушенные, так и остались в ней, словно рокот моря в ракушке.

Впервые за все время она не смогла насладиться видом из окна – серая стена дождя заслоняла кристальную синеву горной гряды за песчаными холмами. В столовой Дайана уже пила свой апельсиновый сок. Она радостно улыбнулась Пейдж.

– Доброе утро, дорогая. Ты только послушай, что за дождь! Правда, чудо?