Снеговик в пальто стоял теперь уже обезглавленный. Пансионеры хохотали до изнеможения, а взбешенная Пушка с громкими угрозами "негодным шалунам", как разъяренная львица, ринулась в дом на новые поиски исчезнувшего Вакулина.

Но искать его долго не пришлось на этот раз: Принц преспокойно спал на своей кровати, и когда разбудившая его Пушка, захлебываясь от злости, стала выговаривать ему, он открыл заспанные глаза, бессмысленно вытаращил их на начальницу и вдруг сердито-жалобно заговорил:

— Что такое? Какая баба? Что надо? Ничего не понимаю! У меня болит голова, дайте мне спать, пожалуйста! — И вдруг, придав своему лицу плачущее выражение, он заревел во все горло, протяжно и смешно растягивая слова, как это делают обыкновенно самые маленькие дети. — Дайте мне спать. Я па-пе ска-жу!

Пушка как ошпаренная отскочила от постели ревущего благим матом Принца и, зажав себе уши, прошептала в смертельной тоске:

— Господь Милосердный! Что это за ребенок!

Затея Принца удалась на славу.

Принц отсидел шесть дней в карцере, и снова все вошло в свою привычную колею.

Сережа опять был в воскресном отпуске без своего друга.

— А как же Принцынька? — приставала к нему Людочка, пока мальчик не решился, наконец, сказать, что Принц снова наказан.

— Ах, он бедненький, — чуть не плакала Людочка, узнав похождения своего любимца. — А Пушка злая, гадкая! Я ее не люблю! Терпеть не могу! Ты ей так и скажи это от меня, Сережа!

Но мама объяснила расходившейся девочке, что Пушка тут ни при чем и что Котя Вакулин наказан за дело, что нехорошо подшучивать над старшими, а тем более над начальством, и Людочка несколько успокоилась.

— А ты все-таки передай ему, — сказала она Сереже, когда тот в понедельник утром складывал свои книги, приготовляясь идти в пансион, — что я его очень люблю, Принцыньку, и что непременно приду вас навестить на этой неделе с няней. Ведь можно, мамочка? Да?

— Конечно, можно, девочка! — улыбнулась мама, и тут же было решено, что Людочка с Домной Исаевной придут в пансион в четверг утром.

Людочка сдержала свое обещание, и в четверг, когда пансионеры сидели за завтраком, она пришла в сопровождении Домны Исаевны и Арапки и попросила Вавилыча вызвать брата и Вакулина из столовой.

Принц и Сережа напергонки бросились в прихожую. Людочка, при виде их, весело захлопала в ладоши, Арапка завизжал и запрыгал, Домна Исаевна зашикала, усмиряя маленькую команду, словом — они наделали сразу столько шума в крошечной пансионерской прихожей, что из столовой прибежал Василий Иванович, а за ним и несколько пансионеров младшего отделения.

— Вот так пес! Настоящий медведь! Как его зовут, Горин? — раздавались восклицания столпившихся в прихожей мальчиков.

Сережа, запыхавшийся и довольный тем, что его любимец произвел впечатление на его товарищей, говорил, что собаку зовут Людочкой, а сестрицу Арапкой и просил собаку сделать реверанс пансионерам, как подобает умной девочке, а Людочке наказывал не кусаться и вести себя вполне благопристойно.

— Что ты мелешь, Горин? — остановил его Василий Иванович.

Тут только Сережа понял свою оговорку и рассмеялся. Рассмеялись и пансионеры. Звонким, как серебряный колокольчик, голоском залилась и Людочка. Арапка, видя, что все радостно и весело смеются, тоже засмеялся — только по-своему, по-собачьи, ужасно разевая пасть, точно готовясь проглотить и пансионеров, и воспитателя, и сторожа Вавилыча, при этом он издавал отчаянный лай, от которого звенело в ушах, и у непривычных к этим звукам маленьких пансионеров пробегала легкая дрожь по спине от страха.

В эту минуту в прихожей раздался звонок. Вавилыч бросился отворять двери.

Вошла Пушка, нагруженная пакетами.

— Что такое? Что здесь за шум? — строго спросила она и вдруг, увидя громадного, с открытой пастью Арапку, вскрикнула:

— Батюшки, медведь! — и присела на пол.

Напрасно Принц и Сережа уверяли почтенную даму, что это вовсе не медведь, а только собака и вдобавок совсем не страшная, — начальница все повторяла:

— Прочь ее! Прочь сейчас это чудовище! — и быстрым шагом бросилась из прихожей.

У Арапки была одна особенность: он не мог равнодушно видеть бегущего человека. Теперь, видя, как толстая барыня выскочила в коридор, он предположил, что она хочет с ним поиграть, и быстрыми скачками кинулся за ней вдогонку, отчаянно лая на весь пансион. Пушка обомлела. С минуту она стояла в нерешительности, потом, видя, что собака приближается к ней, быстрыми прыжками, с громким криком, снова бросилась бежать. Арапка за нею. За Арапкой мчался насмерть перепуганный Сережа, который кричал начальнице, что собака не укусит, и старался схватить Арапку за хвост. За Сережей бежал Принц, хохочущий во все горло, забывший, что едва прошли сутки, как он вышел из карцера, где отсиживал за непочтение к старшим. За Принцем бежал Василий Иванович, неистово крича:

— Тубо, Трезорка, тубо!

Но собака, которую звали Арапкой, а не Трезоркой, конечно, и в ус не дула, как говорится, а мчалась по пятам начальницы с неистовым лаем.

Старшие пансионеры выскочили из столовой посмотреть на новую проделку младших.

Наконец, Пушка, достигнув своей комнаты, изо всех сил рванула дверь и, вбежав туда, захлопнула ее перед самым носом Арапки.

Арапка сразу осел. Все его собачье веселье мигом как рукой сняло. Он примостился перед закрытою дверью и стал помахивать хвостом и жалобно подвывать, как бы жалуясь на то, что так неожиданно и скоро прервали его забаву. В ту же минуту из-за двери послышался сердитый голос Пушки:

— Позвать сюда Вакулина, Горина и всех мальчиков, уськавших собаку.

— Уськавших собаку? — переспросил Принц, и у него разом прошла всякая охота смеяться.

Если ему было весело бежать вместе с другими за собакой, то уж вовсе неинтересно отсиживать второе наказание в карцере, из которого он только что вышел. А между тем на это было очень похоже. Очевидно, начальница приняла глупую выходку Арапки за новую шалость мальчиков. Недаром же она звала всех тех, кто «науськивал» собаку.

Сережа, Принц и другие пансионеры тревожно переглянулись.

— Она ни за что не поверит, что мы не нарочно сделали и что во всем виноват один Арапка, — понурясь, произнес Сережа.

— Василий Иванович скажет! Ведь вы скажете, Василий Иванович, что мы не нарочно! Да? — самым умильным голоском попросил Принц воспитателя.

Но тот был сердит на Принца за последнюю его проделку со снежной бабой и наотрез отказался заступаться за него.

— Ну, тогда ты, Валя Сторк, пойди к Антонине Васильевне и объясни все как было, — попросил Принц худенького, невысокого, некрасивого мальчика, любимца Пушки.

— Вот еще, стану я заступаться за вас, шалунов, — насмешливо отвечал Сторк, — да и потом, я не ручаюсь, что ты или Горин не подуськивали Арапку.

— Ах ты, гадкий мальчишка! — процедил сквозь зубы Принц, не желая поднимать ссоры в присутствии Людочки и няни.

А между тем из комнаты начальницы раздался новый возглас, звучавший много строже первого:

— Вакулин и Горин, две субботы без отпуска и марш под арест на целую неделю!

— Что это! — воскликнула Людочка, подошедшая к мальчикам в сопровождении няни. — За что вас наказывают? Ведь вы не виноваты, бедненькие!

— Ничего, ничего, Людочка! — утешал Сережа девочку. — Она вовсе не злая и простит нас, сейчас же простит, как узнает, что мы не виноваты!

— А как же она узнает?

— Ей кто-нибудь расскажет, — убежденно проговорил Принц.

— Да как же она узнает, — не унималась девочка, — когда ни этот строгий господин, — она посмотрела в сторону удалявшегося Василия Ивановича, — ни тот злой мальчик, которого просил Принцынька, не хотят заступиться за вас.

— Не беда, Людочка, посидим в карцере, эка невидаль! — весело проговорил Принц.

— Но я не хочу! Не хочу! Не хочу, чтобы вы сидели в карцере! — совсем уже готовая заплакать говорила девочка.