- Если последует воздушная тревога, вам следует взять портфель с бумагами и выдернуть из штепселя вилку телефона. С портфелем и аппаратом вы спускаетесь на лифте ниже, где вас ожидает кабинет с теми же картами, с тем же освещением и с той же расстановкой мебели. Вам остается лишь воткнуть вилку и снова разложить бумаги. Желаю успеха.
- Русские знают о нашем размещении в Цоссене?
- Да! Здесь бывал их военный атташе Пуркаев, и мы сознательно показали ему почти все, чтобы он мог сравнивать: как у нас и как у них. Но абвер все испортил, подсунув ему свою шлюху...
Гальдер навестил Паулюса в его кабинете; поговорили о пустяках, потом Гальдер сказал:
- Я не думаю, чтобы нам пришлось много возиться с Россией. Манштейн недавно бывал на маневрах Красной Армии, а Гудериан вел наблюдение за нею у Бреста в польскую кампанию. Вооружение устарело. Танки слабые. Боеспособность низкая, что маршал Тимошенко и доказал на линии Маннергейма. Автоматическое оружие Русским неизвестно. Правда, по настоянию маршала Кулика в войска стали поступать винтовки СВТ, но отзывы об этом оружии самые отрицательные...
3 сентября 1940 года в Цоссене появился размашистый генерал Эрнст Кёстринг, приехавший из Москвы, где он состоял военным атташе при германском после графе фон дер Шулленбурге. Гальдер с Паулюсом приняли его в "форверке" (гостинице ОКХ), и Гальдер по, чему-то сразу обрел резкий вызывающий тон:
- Ну, если и Кёстринг с нами, значит, Россия не останется загадочным сфинксом. Рассказывайте московские анекдоты. Как вы там уживаетесь с агентами огэпэу?
- Работать трудно, - признал Кёстринг. - Русские очень осторожны. От иностранцев шарахаются, как от чумы. Но Сталин приветлив, на банкетах в Кремле я с ним охотно беседую об авиации. Он очень горд рекордами своих летчиков.
- Бесподобная информация! - съязвил Гальдер. - Конечно, много ли узнаешь, стоя у кремлевской стены с дамами и наблюдая за первомайским парадом. Вы, надеюсь, уже измерили толщину картона, из которого русские намастерили броневиков, - специально для показа их иностранцам на Красной площади.
- Почему такой тон? - вдруг возмутился Кёстринг.
Из сада пахло левкоями. Гальдер показал на окно, в котором виднелись помещения "Майбах-2", похожие на дачи.
- Вот вам абвер, и там адмирал Канарис из Цоссена видит обстановку в России лучше вас, пьющих московскую водку и заедающих ее астраханскими балыками.
Кёстринг демонстративно повернулся к Паулюсу:
- Ганс Кребс, мой помощник, уже докладывал в Цоссен, что у русских появился новый истребитель, способный соперничать с нашими "мессершмиттами-109", Красная Армия стала обновлять артиллерийские и танковые парки. Новое оружие по отношению к старому составляет пока процентов пять - десять, не больше, и виною тому влияние консерваторов, вроде маршала Кулика или Щаденко. Но я склонен думать, еще года четыре, и нашей Германии будет не догнать Россию... не забывайте об Урале!
- Конкретнее. Кто отстал? Мы или русские?
Вопрос Паулюса был слишком требователен, Кёстринг даже поежился в кресле, отвечая не сразу:
- Так категорично ставить вопрос нельзя. Наконец, мы просто еще не знаем, что имеется в советских арсеналах. Известно лишь, что их конструкторские бюро завалены работой. Мало того, Сталин в местах заключения образовал научные конторы, которые за колючей проволокой способны изобретать даже перпетуум-мобиле - лишь бы избавиться от наваждения пятьдесят восьмой статьи...
Гальдер загадочно улыбался, а Паулюс, не совсем доверяя информации Кёстринга, имел неосторожность сказать:
- Ну да! Вы же бывший русский помещик из Тулы, вам хотелось бы видеть свою праматерь красивой и сильной.
И вот тут Кестринг взорвался, отвечая с раздражением:
- Да, по-русски я зовусь Эрнстом Густавичем и учился я еще по русским букварям в классической московской гимназии. Но мое детское русофильство уже не способно что-либо исправить в моих зрелых национал-социалистических убеждениях. А личные встречи со Сталиным, когда он принимал меня вместе с графом Шуленбургом и Хильгермом (кстати, тоже русским), убедили меня в том, что в лице Сталина мы имеем опасного политика и очень хитрого человека... Я, - почти озлобленно закончил Кестринг, - еще раз предупреждаю ОКХ и ОКБ, чтобы эти конторы по скупке старой мебели у населения не заблуждались относительно военного потенциала России...
Умышленно оскорбив начальника, Кестринг все-таки расплатился с Гальдером за его язвительность. Гальдер спросил:
- Что танки? Что Челябинск? Что Сталинград?
Кестринг, помедлив, все-таки открыл свой портфель, стал выгружать на стол "московские подарки": бутылки с водкой и банки с икрой; паюсную икру он сначала вынул, а потом как-то воровски запихнул обратно в портфель. Ответ был обстоятельным:
- Челябинск закрыт. Туда не добраться. Но у меня завелся резидент в Сталинграде, где выпускают какие-то новые танки. А русская разведка блокирует все мои выезды из Москвы...
После этого разговора Гальдер, распивая с Паулюсом водку и намазывая икру на хлеб, энергично жующий, говорил:
- Сейчас наш фюрер солидарен с мнением Йодля и Кейтеля, что России блицкрига не выдержать. Задержка на линии Маннергейма окончательно убедила его в слабости большевистской системы.
В своем кабинете Гальдер неторопливо растворил железный сейф, извлек из него папку и бросил на стол.
- Вот этим вы и займетесь, - сказал он Паулюсу,
- Что это?
- План "Барбаросса" - план нападения на Россию...
Это был секретный документ рейха No 33408/40.
* * *
Чудовищно! Даже те немецкие генералы, что находились в оппозиции Гитлеру и пытались предостеречь руководство против войны с Россией, даже они - совсем неглупые люди! - понимавшие, что война обернется для Германии катастрофой, все-таки продолжали работать на войну, вольно или невольно усиливая позиции самого Гитлера в ОКБ и ОКХ.
Паулюс тоже считал, что его служба - чисто академическая, и не иначе! Конечно, в деловой тишине бункеров Цоссена не слыхать стонов поверженных, а стены рабочего кабинета не были окрашены человеческой кровью. Вручая Паулюсу папку с планом "Барбаросса", Гальдер сказал, что это лишь жалкий эмбрион будущей войны, зачатый в одну из лучших ночей генералом Эрихом Марксом на основе опыта польской кампании:
- И младенцу из Кепенека ясно, что равнять Польшу с Россией нельзя. Всю эту марксовскую галиматью мы уже показывали Кёстрингу, который считал, что занятие Москвы будет иметь решающее значение для полной победы...
- Знаком ли с планом фюрер? - спросил Паулюс. - План Маркса, носивший тогда название "План Фриц", Гитлер сразу отверг как нерешительный. Нужна война быстрая, в считанные недели. Иначе наша экономика не выдержит и треснет. Вам, Паулюс, предстоит развить этот эмбрион до рождения колоссального чудовища, чтобы весь мир вздрогнул при его появлении. "Барбароссу" следует привязать к условиям русской местности. Учесть все исходящие точки главных ударов. Наши ресурсы и ресурсы противника. Форсирование рек и болот. Резервы горючего и технических масел, с учетом того, что мы заберем в Венгрии и Румынии. Высчитайте, на сколько нам хватит каучука и на каком этапе войны мы будем вынуждены заменять каучук синтетической "буной"... Как видите, работа большая. Большая даже окаянная! Я вам даже сочувствую, - засмеялся Гальдер.
Паулюс перелистал первые страницы плана "Барбароссы".
- Какова же конечная диспозиция этого плана?
- По меридиану: Архангельск - Астрахань.
- И не дальше? - спросил Паулюс.
- Нет смысла гнать "ролики" дальше, ибо к тому времени Сталин убежит, а все его Советы развалятся.
- Дата открытия кампании?
- К маю следующего года все должно быть готово.
- А почему не март? Почему не апрель?
- Надо, Паулюс, чтобы подсохла грязь на ужасных русских дорогах... Планируйте смелее. Советы - как оконное стекло. Тресни кулаком - и все со звоном разлетится в куски!