Она уже не слышала, как рвались немецкие бомбы...
- Вот, - скажут читатели, - написал тут автор, что все было плохо, а что же было у нас хорошего?
- Народ был хороший, - отвечу я, - лучше нас с вами. И любовь к великой Отчизне даже в те злодейские времена народ испытывал гораздо большую, нежели сейчас принято.
Впрочем, о любви к России ныне говорить опасно, ибо уже не враги, а друзья народа сразу обклеят тебя ярлыками: "шовинист", "фашист" или даже "сталинист"...
Но, пожалуй, в одном Сталин прав: "Кадры решают все!"
16. По сигналу "Дортмунд"
Еще в начале 1939 года, в канун появления в Москве Риббентропа, всем нашим военным вменялось в обязанность читать роман Николая Шпанова "Первый удар"; товарищ Сталин, бдительно следивший за идейным развитием советской литературы, горячо рекомендовал эту книгу своим полководцам; интересно, что же именно нравилось ему в этой книге? Придется мне процитировать:
"Германия нападение на СССР начнет после обеда, а точнее, в 17 часов. Через одну минуту после пересечения фашистскими самолетами советской границы их встретят наши истребители. В 17.30 фашистские самолеты уже с позором будут изгнаны из воздушного пространства СССР. В 19 часов советские ВВС, выполняя сталинский приказ "бить врага малой кровью и на его территории", нанесут воздушный удар по фашистской Германии. Немецкие рабочие под советскими бомбами будут петь "Интернационал" и будут бастовать".
Вот оно как! Даже погибая под нашими бомбами, немцы все-таки не забудут хором исполнить "Интернационал".
Всего 18 дней не дотянул до войны с Россией император Вильгельм II: он скончался 4 июня 1941 года, уверенный, что в походе на Восток его преемнику повезет больше, нежели повезло ему, кайзеру. После того как появилось это глупейшее "сообщение ТАСС", генерал Кейтель срочно оповестил вермахт приказом: "Намерение к войне с Россией можно уже не маскировать..." Все генералы Гитлера восприняли это спокойно, один только Гейнц Гудериан что-то еще долго ворчал относительно того, что, мол, мы еще не знаем о количестве русских танков. Но "быстроходный Гейнц" был сразу высмеян его коллегами и даже... даже был назван "паникером"!
20 июня гестапо провело аресты немцев, которые, симпатизируя России, бывали гостями в советском посольстве.
- Когда начнутся операции на Востоке, - предсказывал Гитлер, - мир затаит дыхание и никаких комментариев не последует. Рузвельт не расстается с насосом, даже во сне подкачивая воздух в Англию, чтобы этот островок не затонул от моих бомбежек. Но моя решительная победа над Россией заставит Черчилля смириться перед моими требованиями. А в сорок втором году мы принудим Вашингтон к нейтралитету или же спустим Рузвельта с лестницы Белого дома заодно с его инвалидной коляской...
В западных районах СССР было замечено оживление спекуляции среди жителей, лишь недавно получивших советские паспорта; уже не таясь, люди говорили о близости войны. Они спешили истратить советские деньги; магазины разом опустели - ни продуктов, ни тканей, ни обуви, ни спичек... 18 июня нашу границу перешел гитлеровский солдат, молодой парень, и добровольно сдался пограничникам.
- Почему вы это сделали? - спросили его в штабе.
- Недавно я здорово выпил и дал офицеру в морду. Мне грозил трибунал, вот и решил спасаться у вас, могу повторить уже сказанное пограничникам: ждите нападения. Разве вы сами не слышите по ночам шум танковых моторов?
- Чем вы можете доказать свои слова?
- Ничем! - ответил перебежчик. - Договоримся так: если я обманул вас, 22 июня можете меня расстрелять.
Об этом было доложено наверх. А сверху обозвали всех чуть ли не трусами и всем дали хорошую вздрючку!
- Не поддавайтесь на провокацию! И так ясно, что ваш фриц налакался шнапсу, дал кому-то в рожу, теперь у него огузник трясется, вот и намолол со страху... Откуда мы что знаем? Может, и этот солдат подослан нарочно, чтобы проверить нашу реакцию на бдительность? Пакт о ненападении заключен, и нет поводов для тревоги.
Паулюс спланировал нападение в трех генеральных направлениях: "Север" (ленинградское), "Центр" (московское) и "Юг" (киевское). Три мощные группировки, подобно глубоким клиньям, должны сразу же расчленить Красную Армию на части, которые потом удобнее громить по флангам. 21 июня в 13.00 по берлинскому времени армии вторжения получили долгожданный сигнал "Дортмунд", означавший, что уже ничто не в силах отменить вероломное нападение. Часы в кабинетах генштаба отщелкивали последние роковые минуты...
- Что за таблетку ты проглотил, Фриди? - обеспокоилась жена Паулюса. Разве у тебя болит голова?
- Я принял лишь первитин, дорогая Коко.
- Это вредно для нервной системы, Фриди.
- Знаю. Но первитин позволит не спать несколько суток. Ближайшие дни вряд ли я буду ночевать дома...
"Мерседес" Паулюса ловко вписался в общий поток машин, выруливающих на Унтер-ден-Линден. Когда миновали советское посольство, шофер спросил генерала:
- Правда ли, что у них сервиз из серебра сразу на пятьсот персон? В казармах болтали, что Геринг ходит туда пить русскую водку и заедать ее крабами.
- Правда. Но теперь я не завидую московским дипломатам. Им предстоит пережить весьма грустные минуты...
Машина вырвалась на прямую - в Цоссен! Конечно, кому же еще, как не ему, Паулюсу, теперь проследить за осуществлением своих грандиозных планов? Так архитектор, создавший проект ансамбля, потом ревностно наблюдает за каменщиками и малярами. День 21 июня (день "х - 1", по терминологии генштаба) начался для Паулюса звонком из канцелярии Риббентропа, звонил статс-секретарь Вейцзеккер.
- Информация, - оповестил он. - Русский посол настаивает на личной встрече с Риббентропом, у него на руках вербальная нота. Там, в Москве, подсчитали, что за два последних месяца наши самолеты 180 раз нарушили их границу.
- Что вы отвечаете? - спросил Паулюс.
- Русские зенитного огня не открывали, а потому не могут предъявить нам обломки наших самолетов. Это первое. Второе. Сегодня невыносимо жаркий день, я говорю, что Риббентроп уехал в Ванзее купаться. Кажется, Молотов в Москве тоже начинает теребить за галстук нашего посла, графа Шуленбурга... Кремль уже начал терять спокойствие!
Паулюс тут же переключился на Хойзингера;
- Когда проходит на Берлин московский экспресс?
- За два часа до отметки "икс - ноль"... через Брест.
- Выпустит ли свой поезд Москва, как всегда?
- Не знаю. Но мы его пропустим. Как всегда...
Весь день 21 июня прошел в хлопотах, уточнениях, нервотрепке. Первитин уже сделал из Паулюса железного робота, способного не ведать усталости, сохраняя небывалую бодрость.
Ближе к ночи опять стал названивать Вейцзеккер:
- Русские просто ломятся в министерство. Я был вынужден принять их посла, но прервал чтение им протеста, сказав, что великая Германия сама может предъявить СССР подобные обвинения... Сообщите об этом Гальдеру.
- Конечно. Утром русские все узнают.
- Да. Посольство уже блокировано агентами гестапо. Ему оставлена лишь односторонняя связь: мы еще можем звонить русским по телефонам, они же никуда... Если у них и есть резидент в Берлине, то связь с ними прервана!
Паулюс вышел на провод с войсками на Буге:
- Уточните обстановку на исходных рубежах.
Последовал обстоятельный доклад:
- В Бресте закончились последние киносеансы, с вокзала слышится, как Москва транслирует вечерний концерт. Кажется, Верди или Пуччини. Вся полоса границы очень ярко освещена. За рекою Мухавец, что южнее Бреста, горит дом - сигнал нашей агентуры о готовности сразу же начать истребление советских офицеров, когда они станут выбегать из домов по тревоге. Отсюда мы хорошо видим этот пожар. В "икс - ноль" наши люди отключат электроэнергию от Брестской крепости, перережут все телефонные провода.
Паулюс выслушал и велел сообщить о проходе московского поезда. Вскоре же в Цоссен поступило извещение: