Книга «Признания шпиона» содержит немало материалов о московской резидентуре, целый ряд небезынтересных подробностей об операциях американской разведки против Советского Союза. Это взгляд на события из Вашингтона и в значительной мере вынужденная оценка этих событий самим ЦРУ, подающим их, конечно, в своей интерпретации. И все же те, кто знают положение дел и кухню американской разведки, не смогут отделаться от ощущения, что автор выполнял социальный заказ: провалы ЦРУ в Советском Союзе случайны, результат предательства. И еще книга пыталась выжать у обывателя слезу по поводу загубленных советским «кротом» и безжалостным КГБ жизней благородных помощников американской разведки. Очередное проявление стандартов — ведь американцы умалчивали о загубленных жизнях на другой стороне баррикад, о нанесенном «кротами» ЦРУ ущербе интересам и безопасности нашей страны.

Ни в момент зарождения, ни в последующие годы московскую резидентуру, как уже говорилось, нельзя было отнести к числу крупных подразделений американской разведки, действующих за границей. И в 80-е годы, на которые приходится масштабное развертывание крестового похода, она не могла сравниться с такими солидными по численности зарубежными разведывательными центрами Соединенных Штатов, как, скажем, в Лондоне, Париже, Риме, Западном Берлине и Франкфурте-на-Майне или, например, на Тайване, в Сайгоне, в некоторых странах Латинской Америки, в Греции, Ливане, Таиланде. «Домашние» подразделения Лэнгли, например в Нью-Йорке и Вашингтоне, тоже были гораздо крупнее и более внушительными по размерам, чем резидентура ЦРУ в Москве. Это вполне объяснимо: в Вашингтоне располагаются представительства стран, с которыми у Соединенных Штатов установлены дипломатические отношения, а в Нью-Йорке размешаются ООН и многочисленные консульства. Стратегия ЦРУ относит их всех к объектам внимания разведки, независимо от того, являются ли они противниками или союзниками Вашингтона. Ну а «советские» и «русские» группы создавались не только в крупных резидентурах и в «домашних» филиалах Лэнгли, но и в тех заграничных подразделениях ЦРУ, которые использовали крышу американских посольств и консульств в странах, где имелись и имеются официальные представительства нашей страны.

Занимая свою особую нишу в разведывательной деятельности против нашей страны, московская резидентура по структуре, применяемым методам и средствам не принадлежит к какой-то уникальной категории. Ей присущи многие характерные черты ЦРУ, тот почерк, который отличает американскую разведку. С известными нюансами, которых требовали межгосударственные отношения, строится и «жесткий», по оценке самих американцев, контрразведывательный режим в стране. Он обязывал резидентуру в максимальной степени соблюдать требования безопасности и конспирации, внедрять в свою деятельность приемы и методы, рассчитанные на то, чтобы обходить советскую контрразведку. Другое дело, что это далеко не всегда удавалось. Скорее всего, именно этим объяснялись относительно скромные размеры московской резидентуры, особая осторожность и избирательность, какие ей приходилось проявлять во времена «холодной войны». Стоит отметить, что после событий 1991 года московская резидентура стала разбухать и менять тактику работы. Правда, и в советский период резидентура не ограничивалась штатным составом из восьми — десяти разведчиков-агентуристов, резидент широко пользовался правом нанимать на месте дополнительный вспомогательный персонал. Как правило, это делалось за счет жен разведчиков резидентуры, тем более что некоторые жены сами в прошлом служили в ЦРУ. Кое-кому из них довелось перед выездом в Советский Союз проходить специальную подготовку. Очень часто их работа в резидентуре не ограничивалась канцелярскими обязанностями — им поручались личные встречи с агентами, закладка и изъятие тайников, ведение контрнаблюдения и т. п.; прекрасный пол при этом вовсе не оказывался слабым (кстати, жена разведчика, как многие американки, умеет управлять автомобилем). Вот поэтому численность резидентуры увеличивалась значительно. Надо добавить, что к некоторым операциям, особенно на их начальном этапе, привлекались с согласия посла и атташе по вопросам обороны и другие сотрудники дипломатического представительства, в том числе военные.

Хроника 70—80-х годов богата участием персонала посольства — «чистых» дипломатов[10] и сотрудников военных атташатов — в разведывательных операциях московской резидентуры. Так, уже упоминался второй секретарь политического отдела посольства Левицки. Добавим к нему военного атташе Причарда, оказывавшего содействие в установлении связи со шпионской парой Капоян — Григорян, советника посольства Сэммлера, вызвавшегося помочь резидентуре в организации контакта с военнослужащим И., второго секретаря политического отдела Джона Финн, который свел разведчиков московской резидентуры со старшим оперуполномоченным московского управления КГБ Воронцовым, ставшим агентом ЦРУ под псевдонимом «Капюшон».

Несмотря на наложенные прямые запреты и ограничения, посольская резидентура нередко прибегала к использованию лиц, не защищенных спасительным для разведчиков резидентуры дипломатическим статусом, — журналистов (как аккредитованных в нашей стране, так и прибывающих в порядке краткосрочного въезда); представителей компаний, торговых фирм, банков, других коммерсантов; лиц, приезжающих в нашу страну по каналам военного и научно-технического сотрудничества; студентов и аспирантов, обучающихся в ряде городов страны. В 1986 году, игнорируя решение, запрещающее Лэнгли привлекать журналистов к разведывательным акциям, тогдашний шеф московской резидентуры ЦРУ Мурат Натирбофф попытался использовать корреспондента американского журнала «Ю. С. ньюс энд Уорлд рипорт» Николаса Данилофф в операции посольской резидентуры по установлению контакта с советским гражданином, предлагавшим в письме к Данилофф шпионское сотрудничество с американской разведкой.

В общем, даже при относительно скромном штатном составе московская резидентура не испытывала в те годы кадрового голода. Очевидно, учитывался и присущий Лэнгли строгий рационализм — иметь в резидентуре ровно столько сотрудников, сколько требуется для ведения конкретной деятельности. Немаловажно отметить, что во время существования СССР оперативная деятельность резидентуры ЦРУ, по существу, не выходила за пределы Москвы. Таким образом, если в последующем она стала раздуваться, то изменилась оперативная обстановка для ведения разведки, расширилась география ее деятельности, — московская резидентура ЦРУ наделена функциями координирующего центра во всем СНГ, то есть, кроме Прибалтики, на территории всего бывшего СССР, а это значит, что увеличилась ее нагрузка.

Может возникнуть вопрос: типична ли московская резидентура ЦРУ для подразделений ЦРУ такого размера и назначения в период «холодной войны»? Ответить придется — и да, и нет. По своей структуре и по многим методам работы они, конечно, очень похожи, как похожи друг на друга дети одних родителей. Однако московской резидентуре Лэнгли приходилось действовать в особых условиях, и они формировали немаловажные отличия ее от других зарубежных подразделений ЦРУ. Специфика деятельности московской резидентуры, выбор форм и методов агентурной работы определялись строгими требованиями к конспирации, к безопасности проводимых разведывательных операций. Считалось, например, что «жесткий контрразведывательный режим» в Советском Союзе в отношении американцев не позволяет разведчикам ЦРУ вести «классическую» вербовочную разработку советских граждан, исключает возможность налаживать и развивать контакты среди них без риска привлечь внимание контрразведки. Разведчикам резидентуры разрешалось привлекать к сотрудничеству лишь тех советских граждан, кто инициативно предлагал шпионские услуги. Это относилось и к тем, на кого ЦРУ получило «наводки», от эмигрировавших за границу советских граждан, поскольку имело информацию, что они созрели для сотрудничества с американской разведкой; тогда применялся метод вербовки «в лоб».