– Ну что вы! – воскликнула Соня. – Вот недавно здесь был французский балет – это искусство. Модерн! Нашим надо было бы поучиться!

На самом деле французского балета она не видела: не смогла достать билет. Да и не очень стремилась увидеть: балет она не любила.

«Какой он культурный! Какой интересный собеседник и какое привлекательное у него лицо!» – думала Соня, разглядывая зеленоватые глаза иностранца, оттененные темно-рыжими ресницами, его удивительно спокойные брови, прочерчивающие спокойный блестящий лоб. Губы у него были полные и влажные. Он то и дело облизывал их.

Соне в голову запали слова иностранца: «Не теряйте знакомства со мной, и вы сможете поехать в Западную Германию».

«Ни за что не упущу эту возможность», – решила она и, прощаясь с Фридрихом, дала ему номер своего телефона.

До отъезда Фридриха из Москвы оставалось всего несколько дней, и поэтому роман развертывался стремительно.

На следующий день Фридрих до часа ночи провел у Сони. Он бы не ушел и в час, если б в комнате не появился ее отец – могучий мужчина, напоминающий борца тяжелого веса. Он прочно сел в жалобно скрипнувшее кресло, явно намереваясь сидеть в нем до тех пор, пока гость не покинет дом.

И гость поторопился уйти.

А еще через день в подъезде какого-то дома Соня уже целовалась с Фридрихом, и, прижимая ее к себе, он шептал, что изъездил все страны мира, но девушек прелестнее русских не видел.

Фридрих сказал Соне, что ему обещали оформить ее выезд в Западную Германию по его приглашению. Вероятно, она сможет выехать прямо на днях вместе с ним и Людвигом. Только пока она должна сохранить это в тайне и уж пусть не сердится на его нерыцарское поведение: оплату билетов туда и обратно ей придется взять на себя. У иностранцев, как известно, русских денег мало. Зато там, в ФРГ, ей не потребуется ни одного пфеннига!

Договорились, что вечером Соня принесет деньги, они вместе отвезут их тому, кто взялся оформить ее отъезд, а оставшееся время проведут в ресторане.

Соня надела свое нарядное платье – из зеленого бархата, в тон отделанное бахромой, взяла под мышку новые лаковые туфли и помчалась на свидание с Фридрихом.

Он встретил ее в метро, поцеловал при всех и, положив на ее плечо тяжелую руку, повел к эскалатору.

Не умолкая, рассказывал он ей о международных соревнованиях, о себе, о немецких девушках, о том, какими изумительными будут те десять дней, которые проведут они вместе в ФРГ. Он никогда не был так разговорчив, и Соня решила, что это от радости.

Они ехали в метро, в троллейбусе, шли какими-то переулками. Она ничего не замечала, кроме Фридриха.

– Ты представляешь, где мы? – с улыбкой наконец спросил он.

– Нет. Я совершенно запуталась. И удивляюсь, как ты хорошо ориентируешься в Москве.

– О! Я достаточно изучил этот путь.

Они вошли в покосившиеся ворота. Облупившиеся стены старых домов окружали двор с четырех сторон.

Фридрих пошел вперед. Соня едва поспевала за ним. Он остановился около двери, притронулся к ней рукой, не позвонил, не постучал, а просто притронулся, и она открылась.

В дверях стоял Людвиг.

Потом Соня смутно припоминала, что случилось.

Ее сразу же охватил панический страх, сразу же, как только она увидела холодные глаза Людвига. Фридрих втолкнул ее в прихожую, и дверь позади ее бесшумно закрылась.

– Если пикнешь… – на чисто русском языке прохрипел Людвиг, показывая острое лезвие.

Почти теряя сознание, Соня лязгнула зубами и ошалело подняла кверху руки. Ее втолкнули в комнату. Фридрих торопливо схватил ее сумочку, стал вытаскивать деньги. А Людвиг в это время снимал с нее шубку.

– Часы. Кольцо не забудь, – сквозь зубы процедил Фридрих, не отрываясь от сумочки.

Ее трясло от страха.

– Туфли! – командовал Фридрих.

– Теперь платье!

Она попробовала снять платье, но ее трясущиеся руки не слушались. Фридрих расстегнул молнию, Людвиг стянул рукава, и платье скользнуло к ее ногам.

– А ну подними ноги! – грубо скомандовал Фридрих.

Она сделала шаг и упала.

Людвиг ногой оттолкнул ее. Она перевернулась с боку на спину и, раскинув руки, осталась недвижима.

– Позабавились бы с тобой, любительница Запада, да времени нет, – с сожалением сказал Фридрих.

Она не слышала этих слов.

Она была без сознания. А когда пришла в себя и села, пытаясь понять, где находится и что с нею произошло, была уже ночь. Круглая луна сквозь окно и тюлевую штору бездумно глядела в комнату, заливая ее холодным, спокойным светом.

Вдруг Соня вспомнила все, что случилось, и, подавляя крик ужаса, осторожно поползла в темный, не освещенный луной угол, сознавая, что это бесполезно. И в темном углу ее все равно найдут.

Она прижалась спиной к стене и стала прислушиваться. В квартире было тихо, так тихо, что она отчетливо слышала сумасшедший стук собственного сердца.

Не похоже было, чтобы кто-то, кроме нее, находился здесь. Она долго, бесконечно долго прислушивалась, пугаясь шума, доносившегося из соседних квартир и с улицы.

Вот где-то наверху стукнула дверь, на лестнице послышался беспечный девичий смех, шаги, голоса. Они приближались, и вот молодые люди прошли мимо дверей этой страшной квартиры. Соня вскочила и, отважившись, бросилась в коридор к дверям.

«Закричать? Нет, лучше тихо открыть дверь и выбежать на лестницу, пока эти спят…» Она почему-то была уверена, что те двое, назвавшиеся иностранцами, обязательно спят в соседней комнате.

Она ощупала дверь, нерешительно повернула английский замок. К ее изумлению, дверь легко открылась – и Соня увидела, как мелькнули фигуры спускающихся по лестнице девушек.

Соня выбежала на площадку. Ноги без туфель мгновенно ощутили холод. Она вспомнила, что на ней нет платья, и нерешительно отступила в коридор квартиры, не закрывая двери. Слабый свет с лестницы осветил висящий на вешалке старый прорезиненный плащ. Схватила его, всунула ноги в стоявшие тут же дамские резиновые сапоги и помчалась по лестнице, на ходу надевая плащ и приглаживая волосы.

Она выбежала во двор, потом на улицу и только тогда облегченно вздохнула.

Мелькая призывным зеленым огоньком, приближалось такси. Выскочив на дорогу и загородив собой проезд, Соня подняла руку.

Таксист остановил машину, с любопытством оглядел девушку в плаще и без головного убора. Спросил:

– А деньги-то есть?

– Есть, конечно! – воскликнула Соня, пугаясь своего хриплого голоса, и торопливо влезла в машину.

В такси было тепло. Она откинулась на спинку сиденья и на какое-то мгновение снова потеряла сознание.

… Длинный звонок разбудил отца и мать. Мать открыла дверь и с трудом удержала крик, увидев Соню в чужом плаще, растрепанную, с воспаленными, испуганными глазами. Сзади нее стоял мужчина и равнодушно звенел ключами.

– Мама, расплатись с таксистом! – сказала Соня, опять с ужасом прислушиваясь к чужому, хриплому голосу.

Она хотела снять плащ, но вспомнила, что она в одной комбинации, и пошла, в чем была, в свою комнату, упала на диван и разрыдалась.

Испуганные родители суетились около нее, стаскивали плащ, сапоги, поили валерьянкой. Отец начал было вызывать «неотложную помощь», но Соня приподнялась и истерически закричала:

– Не надо! Меня раздели в подъезде, сняли часы, кольцо, вырвали сумку…

– Тогда в милицию! – настаивал отец.

– Не надо! Оставьте меня в покое! Дайте прийти в себя! Не надо! Никуда не надо звонить!

– Ну хорошо, девочка, хорошо! – растерянно суетился возле нее отец.

Мать, такая же бледная, как и Соня, дрожащими руками подавала ей лекарства.

А «Фридрих» и «Людвиг» уже на несколько сотен километров отъехали от Москвы в поезде южного направления. Они были довольны собой: четыре любительницы Запада попались на удочку. А как удачно удалось использовать квартиру уехавшего в командировку геолога…

«Фридрих» и «Людвиг» были вполне спокойны – вряд ли их жертвы заявят о происшедшем: как они будут при этом выглядеть?..