Они добрались до гор как раз тогда, когда солнце ушло за монолит, и он летал кругами пятнадцать минут, прежде чем нашел то, что ему требовалось. Это была неглубокая пещера. Она располагалась в шестистах метрах выше по крутой поверхности скалы. Кикаха загнал задним ходом аэролет в пещеру, отключил управление, лег на пол прохода и отрубился.

Даже при таком истощении сил и в безопасности пещеры он спал неглубоким сном, плавал как раз на поверхности подсознания. Он видел много снов и по меньшей мере дюжину раз просыпался. Тем не менее, он спал лучше, чем ему думалось, потому что солнце прочертило четверть неба, прежде чем он полностью проснулся.

Он позавтракал жареным мясом бизона и несколькими круглыми печеньями, найденными им в отделении под одним из сидений. Поскольку другой пищи в аэролете не нашлось, он сделал вывод, что аэролеты вылетали из лагеря, находившегося не слишком далеко от места резни бизонов. Или же аэролет долго находился в полете, и пайки иссякли, или могло быть другое объяснение.

Если что и было наверняка в обоих мнениях, так это неуверенность.

К тому времени, когда проснулась Анана, она обнаружила, что ее спутник поел, проделал энергичные упражнения для снятия онемения мышц и плеснул водой на лицо и руки. Предыдущим вечером он вымылся в источнике, поэтому был достаточно презентабельным. Насчет бритья он не беспокоился, поскольку как раз перед тем, как покинуть деревню Хровака, он принял снадобье, задерживающее рост бороды на несколько месяцев. Это был подарок Вольфа.

Его можно было в любое время нейтрализовать другим снадобьем, если бы он пожелал отпустить бороду, но это снадобье стало недоступным. Оно осталось в хижине в деревне Хровака.

Анана обладала способностью, просыпаясь выглядеть так, словно готова была тут же отправиться на званый ужин. Она, однако, жаловалась на дурной привкус во рту. Она также выразила неприязнь к отсутствию уединенности при естественных оправлениях.

Кикаха пожал плечами и заметил, что десятитысячелетней женщине следовало бы быть выше этих человеческих условностей. Она не огрызнулась в гневе, а лишь спросила:

— Летим теперь? Или можем сегодня отдохнуть?

Его удивило, что она, казалось, передавала власть ему. Это было не то, чего он ожидал бы от Господа. Но она явно обладала определенной эластичностью и гибкостью, реалистической позицией. Она признавала, что это его мир и что он знал его намного лучше, чем она. Также стало очевидным, что он обладал огромной способностью к выживанию. Ее же истинные чувства к нему очевидными не были.

Она, вероятно, собиралась поладить с ним ради своего же блага и отвязаться от него, если он станет помехой. Такую позицию он в некоторых отношениях одобрял. По крайней мере, они достаточно гладко действовали вместе, но не слишком гладко, поскольку она ясно дала ему понять, что никогда не позволит ему с ней заниматься любовью.

— Я целиком за отдых, — сказал он. — Но я думаю, что нам лучше будет отдохнуть среди Хровака. Мы можем спрятать это судно в пещере недалеко от деревни, а пока мы там живем, мы можем поговорить с моим народом. Я планирую использовать своих соплеменников против Колокольников, если они захотят. А они захотят, они любят подраться.

Вскоре после этого Анана заметила мигающий на приборном щитке огонек.

— Другой аэролет пытается вызвать этот, — сказала она, — или, возможно, штаб-квартира во дворце Джадавина. Они, должно быть, встревожены, что от него нет сообщений.

— Я бы прибег к обману, поговорив с ними, но я недостаточно бегло говорю на языке Господов, чтобы одурачить их, — размышлял вслух Кикаха. — Могла бы попробовать и ты, но женский голос они тоже не примут. Путь себе мигает. Но меня беспокоит одно обстоятельство: у Колокольников есть какое-нибудь средство выследить этот аэролет?

— Только если мы будем несколько минут передавать сообщения, — уверенно сказала она, — или аэролет окажется в поле зрения. Это моя машина, и я оборудовала их некоторыми защитными устройствами, но не многочисленными.

— Да, но они могут черпать устройства из четырех дворцов, — возразил он. — Вольфа, твоего, Нимстоула и Джудубры. Они могут привезти из них устройства и снарядить свои аэролеты.

Анана указала, что если они это сделали, то не снарядили ими этого аэролета. Она зевнула и приготовилась вздремнуть. Кикаха заорал, что она проспала уже двенадцать часов, и ей следует пошевелить своей прекрасной задницей. Если они хотят выжить, им лучше включиться в работу, поторапливаться и так далее, со множеством более грубых выражений и переходов на личность.

Она признала, что он прав. Это удивило его, но не сняло настороженности. Она села в кресло пилота, надела ремни безопасности и сообщила, что готова.

Машина заскользила параллельно поверхности горы, а затем направилась к краю уровня, держась в нескольких футах над неровной поверхностью местности. Ей потребовалось два часа, чтобы выбраться с хребта, и к тому времени они оказались на кромке монолита, на котором покоился индейский уровень.

Каменный утес почти вертикально уходил на высоту более тридцати километров.

У его подножья находился Океанос, который не был океаном, а был морем, имевшим форму кольца, опоясывающего монолит и нигде не достигавшего больше трех миль в ширину.

По другую сторону Океаноса находилась полностью видимая с этой высоты полоса суши, тянувшаяся вокруг этой планеты.

Полоса на самом деле достигала пятидесяти миль в поперечнике, но отсюда, с края монолита, она выглядела тонкой, как нить. На ее сравнительно гладкой, заросшей лесом поверхности жили человеческие существа, получеловеческие создания и сказочные звери. Многие из них были продуктами биолаборатории Джадавина, обязанными ему своим долголетием и своей немеркнувшей юностью. Там обитали водяные и русалки, козлоногие и козлорогие сатиры, фавны, маленькие кентавры и другие создания, сделанные Джадавином похожими на существа из древнегреческой мифологии. Полоса являлась своего рода Раем — Садом Эдема с добавлением множества инопланетных и иновселенных черт.

По другую сторону полосы сада находился край дна этого мира. Кикаха несколько раз бывал там, как он выражался, «на каникулах», а однажды был загнан туда ужасными гворлами, хотевшими убить его из-за Рога Шамборимена. Он заглянул через край и почувствовал волнение и страх.

Зеленая бездна внизу, под планетой, ничего кроме зеленого неба и ощущения, что он будет падать вечно, если потеряет опору.

Кикаха рассказал об этом Анане и заметил:

— Мы могли бы спрятаться там надолго. Это великолепное место — никаких войн, никаких кровопролитий, помимо расквашенного иногда носа. Оно предназначено для чувственных удовольствий, и никакого интеллектуализма, и оно становится утомительным через несколько недель, если не хочешь стать алкоголиком или наркоманом. Но Колокольники в конечном итоге доберутся и туда, а к тому времени они могут стать намного сильнее.

— Можешь быть в этом уверен, — подтвердила Анана. — Они начали изготавливать новых Колокольников. Я полагаю, что в одном из дворцов есть пригодное для этого оборудование. В моем-то нет, но…

— У Вольфа есть, — ответил он. — Даже и так Колокольнику потребуется десять лет, чтобы стать достаточно зрелым и образованным для занятия своего места в обществе Колокольников, верно? Между тем, их численность ограничивается первоначально пятидесятые Я хочу сказать, — сорока шестью.

— Сорока шестью или пятидесятью, но они не остановятся, пока не захватят в плен или не убьют нас, троих Господов и тебя. Я сомневаюсь, что они до тех пор вторгнутся в какие-то новые вселенные. Они загнали всех нас в угол в этом мире и будут продолжать охоту, пока не доберутся до нас.

— Если мы не доберемся до них, — добавил Кикаха.

Она улыбнулась:

— Вот что мне в тебе нравится. Желала бы я, чтобы ты был Господом. Тогда…

Он не попросил ее уточнить и велел ей направить машину так, чтобы слететь вниз с монолита. Когда они снизились, то увидели, что казавшаяся гладкой, поверхность во многих местах была разломанной. Там имелись карнизы и выступы, обеспечивающие дороги для многих знакомых и незнакомых созданий. Имелись и трещины, которые иногда расширялись и становились сравнительно большими долинами. В долинах текли ручьи, из отверстий в крутых скалах вырывались водопады, была даже река шириной в полмили, с ревом выплескивающаяся из большой пещеры в конце трещины долины, а затем падавшая с края в плескавшееся в двадцати двух километрах ниже море.