Прошло несколько секунд. Кикаха выругался. Ом мог так никогда и не узнать, точно он метнул нож или нет.
Внезапно из голубизны появилась голова, за ней последовала шея, плечи, груди и живот, — из солнечного сплетения торчала рукоятка ножа.
Остальное тело появилось, когда Колокольник вывалился из врат. Он рухнул вниз и его тело становилось все меньше и меньше, а потом пропало вдали, но Кикахе удалось разглядеть белый всплеск, когда тело упало в воду.
Он глубоко вздохнул и сел. Его трясло. Наконец-то Колокольник умер, и все вселенные обрели безопасность.
«И вот я здесь, — подумал Кикаха, — вероятно, единственное живое существо в этой вселенной. Настолько одинок, настолько может быть одинок человек. И если я не придумаю, как сделать невозможное для своего несуществующего завтра, то скоро буду вторым мертвым существом в этой вселенной».
Он вновь глубоко вздохнул, а потом сделал то, что требовалось сделать.
Возвращаться на брус по шесту было также больно, как и слезать с него. Добравшись до бруса, он передохнул на нем, зацепившись еще и ногой. После того как боль в руках прошла, он забрался на брус, балансируя на нем. Окупились часы тренировки на натянутой проволоке и лазанья на большие высоты. Он смог сохранить равновесие, пока прикидывал из какой точки упал Колокольник. Она была всего лишь неопределенным куском голубизны и у него был всего лишь один шанс попасть в цель.
Кикаха прыгнул вперед и вверх и его голова и часть тела прошли через обруч. Затем из него вырвалось громкое «Уф», когда он ударился животом о край обруча. Кикаха вытянул руку, ухватился за камень кончиками пальцев и подтянулся. Какое-то время он спокойно лежал, пока сердцебиение не пришло в норму. Он увидел, что колокол парит над ним, а лучемет лежит на поверхности островка всего в футе от него.
Кикаха встал и осмотрел колокол. Тот был неразрушаемым и концы антенн были обложены таким же материалом. Когда антенны убрались внутрь, их кончики затыкали отверстия в нижней части колокола. Но сами антенны были сделаны из менее стойкого металла, поэтому и они пострадали от времени. Так он во всяком случае предполагал. Кикаха даже не видел антенн, такими тоненькими они были, хотя и ощущал их. Но факт, что Колокольник не послал впереди себя колокол, говорил Кикахе, что он поврежден. Наверное, взрыв на короткое время испортил что-то в относительно тонкой аппаратуре по улавливанию мозговых волн и управления полетом колокола. В конце концов эта аппаратура была чем-то новым, поэтому Колокольник не имел времени, чтобы подвергнуть ее полевым испытаниям.
Что бы там не случилось, колокол висел над островком на той же высоте. И все еще оказывал слабое сопротивление толчками по горизонтали.
Кикаха предположил, что его антенны в какой-то степени еще действовали. Иначе колокол не имел бы возможность сохранять постоянную высоту.
Это давало Кикахе единственный шанс добраться до земли, располагавшейся на несколько тысяч футов ниже. Он, правда, не знал, насколько велик был этот шанс. Колокол мог просто остаться на том же уровне.
Кикаха перекинул через плечо ремень лучемета, прижал к груди колокол и шагнул через обруч.
Спуск его оказался столь же быстрым, как если бы он воспользовался парашютом. Скорость была лучше, чем он рассчитывал. Время от времени ему приходилось отталкиваться ногами от стен, так как колокол постоянно сносило к стене, словно масса скалы притягивала его.
Затем Кикаха оказался в десяти футах над водой и опустил колокол. Он стал падать немного быстрей, врезался в воду, которая оказалась теплой, и всплыл в сильном течении. Ему пришлось потрудиться, чтобы выбраться на берег, но он сумел справиться. После того как он несколько восстановил силы, он прогулялся вдоль берега, пока не увидел колокол. Колокол завис у стенки скалы, словно новорожденный детеныш, прижавшийся к матери. Кикаха никак не мог добраться до него, да и не видел никаких причин делать это.
Несколькими ярдами дальше он нашел тело Колокольника. Оно закончило свое плаванье подле каменного рифа, едва выступающего над поверхностью реки. Ему распороло спину, а затылок стал мягким, как будто он ударился о бетон, а не воду. Нож все еще торчал из солнечного сплетения. Кикаха вытащил его и вытер о мокрые волосы Колокольника. Ножу падение не повредило.
Кикаха вытащил тело из реки. А потом поразмыслил о гигантских вратах, установленных в виде обруча, подобно тем, меньшим, на остановке в другом мире. Двое врат находились на этой стороне реки, двое — на другой. Все они располагались на углах квадрата со стороной в две мили. Он дошел до ближайших и бросил туда камень. Тот пролетел сквозь обруч и упал на скальную поверхность с другой стороны. Это была одна из шуток Рыжего Орка. Наверное, все врата были пустыми и он застрянет в этом пустынном мире, пока не сдохнет с голоду. Следующий обруч оказался тоже всего лишь обручем.
Кикаха начал испытывать усталость и голод. Теперь нужно было переплыть реку, чтобы добраться до остальных. Течение было очень сильным. Расстояние от одного обруча до другого составляла две мили и, если придется испытывать все четыре, то он совершит прогулку в восемь миль. Обычно он не возражал против таких прогулок, но за последние несколько часов он слишком многое перенес.
На минутку он присел, но тут же вскочил, громко обозвав себя дураком. Он забыл, что врата могут быть односторонними и, не срабатывать с одной стороны, срабатывая с другой. Он подошел к обручу, потом бросил камень. Результат был тот же самый.
Тут уж ничего не оставалось как идти и проверять следующий обруч. Второй тоже оказался всего лишь обручем. Кикаха переплыл реку и оказался на другой стороне после того, как течение снесло его на полмили вниз, увеличив таким образом, его прогулку. Лучемет сильно затруднял плаванье, поскольку весил фунтов тридцать. Нести его тоже было удовольствие ниже среднего. Но Кикахе не хотелось бросать его.
И еще один обруч оказался всего лишь куском металла. Он направился к последнему, пока солнце еще не село. Оно сияло в безмолвной тишине неба над безмолвной тишиной земли. Даже ветер замер и единственным звуком оставалось журчание реки, стихшее, когда он отошел от берега. Теперь он слышал лишь собственное дыхание и звук своих шагов.
Когда он добрался до последнего обруча, то ощутил желание отложить на время свои испытания. Если окажется, что и это еще одна шуточка Рыжего Орка, то она вполне может оказаться последней шуткой, с какими когда-либо познакомился Кикаха. Так что, он с таким же успехом мог и покончить с этим делом.
Первый камень пролетел и ударился о скалу, находившуюся за обручем.
Второй ударился там же.
Кикаха запрыгал и заорал от досады, стукнул кулаком о ладонь. Потом пнул небольшой валун и завывая заскакал от боли. Он дернул себя за волосы и отвесил себе увесистую оплеуху, а потом обратил лицо к голубому небу, безразличному желтому солнцу и завыл, как волк с попавшим в капкан для медведя хвостом.
Через некоторое время Кикаха застыл неподвижно и безмолвно. Он вполне мог сойти за изваяние, вытесанное из светло-красного камня, которого было так много здесь, если не считать подрагивающих век и груди, вздымавшейся и опадавшей в такт дыхания.
Когда он наконец вырвался из объятий бессмысленного созерцания, то быстро направился к реке, не проявляя никаких эмоций. Он напился воды из реки, а потом поискал местечко, где можно было бы укрыться и провести ночь. Минут через пятнадцать он обнаружил нишу в склоне невысокого холма, которая могла защитить его от ветра. Через некоторое время он уснул после долгих неизбежных размышлений о своем будущем.
Утром он взглянул на тело Колокольника, раздумывая, не придется ли ему его съесть.
Чтобы чем-то заняться он вошел в реку и поводил в воде руками. Ему не удалось вспугнуть какую-нибудь рыбу. Казалось маловероятным, что здесь водилась рыба, учитывая полное отсутствие растительности.
Он поднялся на вершину холма, у подножия которого спал. Какое-то время он просидел на круглой вершине, двигаясь лишь для того, чтобы сесть поудобнее. Положение его было простым и отчаянным. Либо Рыжий Орк приготовил путь для бегства своего пленника, если тот окажется достаточно умным и достаточно проворным, либо нет. Если нет, то пленник умрет здесь. Если да, то пленник — в данном случае Кикаха, просто оказывался недостаточно толковым. И в этом случае пленнику предстояло умереть.