Женька был прав: они ни на йоту не ушли в сторону, и Кирилл не понимал, каким образом Женька ухитряется находить дорогу в этом взбаламученном до самого неба крошеве.

- Как нога, старик?

- Лучше!

- А я что говорил!

Рев пурги не ослабевал, и им приходилось кричать, чтобы услышать друг друга.

Кирилл соврал. Хотя нога больше и не мерзла, но она уже не просто болела - ее жгло огнем.

- Передохнем, старик!

Кирилл хотел ответить поговоркой, суть которой сводилась к игре слов «передохнем» и «передохнем», но раздумал. Не хотелось лишний раз открывать рот и наматываться холодного, вперемешку со снегом воздуха. Стараясь не сгибать ногу в колене, он, как куль, плюхнулся рядом с Женькой. Тот переменил позу и сел так, что загородил собой ветер. Возле Женьки стал быстро вырастать сугроб.

Запустив руку под малицу, Женька извлек на свет заветный термос. Рюкзак с продуктами они не взяли, он остался лежать в окопе до лучших времен, но термос запасливый Женька успел когда-то запихать за пазуху.

Морс был как нельзя кстати: Кирилла мучила жажда, а снег, который он глотал, ее не утолял. Видно, у него начиналась температура.

Женька открутил крышку и протянул термос Кириллу. Кирилл приложился к горлышку. Кисло-сладкий горячий напиток действовал как волшебный эликсир: с каждым глотком Кирилл чувствовал, что силы возвращаются к нему. Даже показалось, что поутихла боль в ноге.

- Подъем! - сказал Женька, когда термос вновь перекочевал к нему за пазуху.

Он помог Кириллу подняться, и они пошли дальше, ложась грудью на упругий, как натянутый тент, ветер.

… Близко - Кириллу показалось под боком - завыла собака. Низкий, вибрирующий вой перекрыл шум пурги и тут же угас, растворился в нем.

Кирилл поднял голову и напряг слух, стараясь определить, откуда донесся этот вой, но, кроме грохота и свиста, не услышал ничего. Ветер. Разве существует в мире еще что-нибудь, кроме ветра?…

Они лежали на середине тягуна, там, где свалился вконец обессиленный Женька, и снег заносил их.

Случилось то, что неминуемо должно было случиться, - нога отказала. На дне распадка протекал ручей, дрянной, мелеющий летом ручеек, в котором даже живности никакой не водилось. Но в нем хватало камней - пудовых, обкатанных водой голышей. Под снегом их было не видно; покрытые наледью, как горшки глазурью, они только и дожидались, когда на них наступят. Нога соскользнула, и Кирилл упал как подкошенный. И больше уже не встал. Он наступал на ногу, но она подвертывалась, и он ничего не мог поделать с ней. И тогда Женька понес его и тащил до этого места, где они лежат сейчас и где, наверное, так и останутся…

Еще бы сто метров! Если бы не было пурги, с вершины сопки они увидели бы поселок. И даже столб перед Женькиным домом, на который Кирилла загнали тогда собаки. Женька выдохся. У него не легкие, а кузнечные мехи, но все равно он выдохся. Он же не трехжильный. Как еще он донес его сюда…

Женька зашевелился.

- Вставай… - прохрипел он. - Еще немного, старик…

Это было последнее, что помнил Кирилл. Он еще чувствовал, как Женька пытается поднять его, затем свет померк, и, когда временами он что-то ощущал, в уши ему снова врывался рев ветра и мерещились разноцветные, вспыхивающие в разных местах огни. Потом они погасли, и он опять услышал вой и увидел белую собаку, мчавшуюся к ним громадными прыжками…

Дрова были сухие, без сучьев, и кололись как сахар. Куча поленьев росла, но Кирилл продолжал без устали махать топором. В принципе колкой можно было и не заниматься, дров у них было заготовлено до второго пришествия, но Кириллу до смерти надоело ничегонеделание. Проваляться месяц в постели, рассматривая потолок, тоже что-нибудь да значит. Мозоли на боках натер. Да, попали они тогда… Страшно вспомнить. Как его Женька донес - никто не знает. Нога омертвела, и проброди они час-другой - пришлось бы заказывать деревяшку… А их искали. Все два дня искали. Шеф поднял на ноги весь поселок. Люди связывались веревками и искали. Но разве найдешь в такой буче?! Можно рядом пройти и не заметить. Если бы не Ытхан, им была бы крышка. Вот пес так пес! Действительно, цены нет, как говорит Женька.

Расколов очередное полено, Кирилл бросил топор и разогнулся: все-таки он отвык от работы за этот месяц, спина ноет. Да и нога еще не совсем прошла, болит, когда приседаешь.

Сняв шапку, Кирилл расстегнул ватник и, как в шезлонге, устроился на чурбаках.

Солнце припекало совсем не по-курильски, и за домом было тепло, точно в оазисе.

Весна брала свое: снег на сопках набряк и посинел, отчего сопки потеряли плавность линий, скрытые под снегом ручьи источили склоны, как личинки капустное поле, и Кирилл подумал, что, если дело и дальше пойдет такими же темпами, недельки через две ему нужно будет наведаться в отдел кадров в Северо-Курильск. А то как бы опять не остаться с носом.

Занятый своими мыслями, Кирилл не заметил, как к дому подошел Побережный, и вздрогнул от неожиданности, услышав над ухом его раскатистый бас:

- Жирок нагуливаешь?

- Ага, - сказал Кирилл, не меняя позы.

- Ну давай, давай… Женька не приезжал?

- Нет, - ответил Кирилл.

- Пора бы, - сказал Побережный. Он тоже снял шапку и, обмахиваясь ею, присел на козлы, отчего те во всю мочь заскрипели. Лицо Побережного было красным и блестело, как медный таз, в котором вытапливали шкварки. И только в глубоких морщинах на шее да под волосами на лбу виднелась белая, не тронутая ни ветром, ни весенним загаром кожа.

- Дорога, шеф, - сказал Кирилл. - По такой размазне шибко не разбежишься.

- Дорога, - согласился Побережный. - Все равно пора бы.

Он достал расческу и причесал влажные, прилипшие ко лбу волосы. Подув затем на расческу, он спрятал ее в карман и, не глядя на Кирилла, сказал:

- А ты, парень, вот что. Если не передумал со своей рыбой, волынку не тяни. Я сегодня кое с кем говорил в Курильске. Есть вакансии.

- Куда? - спросил Кирилл, оживляясь.

- А хошь куда! Хошь в китобойку, хошь за селедкой.

- О'кэй, - сказал Кирилл. - Завтра же смотаюсь на ту сторону.

Побережный поднялся с козел. Он был раздосадован. По-видимому, он не думал, что Кирилл так горячо ухватится за его предложение, и в душе ругал себя за то, что сам завел этот неприятный разговор. Покатав ногой чурбак, он вздохнул и, ничего больше не сказав, направился к дому.

Предчувствие близких перемен взбудоражило Кирилла. Так было всегда, еще в школе, когда перед экзаменами он ложился спать, будто спрятав в груди до отказа заведенный часовой механизм, который отсчитывал и отсчитывал секунды, приближая его с каждым ударом к чему-то неведомому. Кирилл поднял топор и с удвоенной энергией принялся за работу, прислушиваясь к звону закаленного до синевы лезвия и безотчетно радуясь этому звону.

Через чес Побережный выглянул из дома.

- Ну что мне делать с этим длинным чертом? - страдальчески сморщившись, спросил он. - Три часа, а его все нет!

- Шеф! - сказал Кирилл. - Скорее всего Женька решил поохотиться. У нас совсем нечем кормить собак. Я сгоняю сейчас на берег. Женька где-нибудь поблизости.

На каюрне Кирилл надел лыжи и взял на поводки двух собак посильней из оставшихся. Он часто делал так, когда нужно было срочно куда-нибудь съездить.

На берегу Кирилл остановил собак.

Был отлив, и море уже далеко отступило от берега, обнажив громадные валуны и обломки скал, покрытые скользкими мокрыми водорослями. Кучи плавника тут и там виднелись на влажно блестевшем сером песке. Как воздушные пузыри, прыгали на воде пустотелые стеклянные шары - поплавки от тралов и сетей.

Кирилл осмотрелся. Женьки нигде не было видно.

- Э-эй! - крикнул Кирилл. - Женька-а!..

Бродившие по отливу чайки с пронзительными криками сорвались и закружились над берегом.

На всякий случай Кирилл проехал по берегу до конца - до того места, где дорога, обходя непропуски, круто сворачивала в глубь острова. И здесь он не увидел никаких следов Женькиного пребывания. Поразмыслив, Кирилл решил прокатиться дальше по дороге, благо погода располагала к прогулкам. Он прикрикнул на собак, и они резво потащили его по рыхлому, липнувшему к лыжам снегу.