— Идиот, — подумала Алина.
— Я возражаю! — донеслось сбоку. — Это произвол!
— Не хватайте микрофон. Я сам буду держать, — заволновался Кильев. — Да не хватайте вы, а лучше представьтесь.
— И представлюсь! Курабье моя фамилия. Коля, Ульяна, Римма, Анна, Борис, мягкий знак, Елена. Курабье. Старинная французская фамилия. Мой прапрадед служил в мушкетерах у господина де Тревиля.
— Этого не хватало, — вздохнула Алина.
— Хочу заявить: общественность возражает. Что мы про эту Эклогу знаем? Ровным счетом ничего. Ни-че-го! А хотите запустить в озеро. А вдруг она там сидеть не станет? А вдруг сбесится и всех нас пожрет? Кто персонально ответит? Я требую, чтобы городские власти подошли к делу научно. Пусть опубликуют документы, фотографии, антропологические данные, рацион составят и прочее.
— Идиот, — снова подумала Алина.
— Пусть в конце концов приостановят фабрики. Может, озеро тогда само очистится. Что они, кстати, там выпускают?
— А вот это не наше с вами дело, — надменно ответил Николай. Он понял, что перед ним бывший муж прекрасной Алины. Предстоял рыцарский турнир или петушиный бой, что ближе к истине.
— Секретных объектов прошу не касаться. Мы сейчас о другом говорим, — встрял Кильев.
— Мы все за Эклогу! — продолжал Коля Попеко. — Мы готовы принять ее, мы ее уже любим, как родную. А насчет бешенства, гражданин перестраховщик, так можно ей и прививку сделать.
— Точно идиот, — вздохнула Алина. — Но что-то в нем все-таки есть. Не то что этот замшелый Курабье.
— Вы идиот, — словно подслушав Алину, — закричал Курабье. — Из-за таких, как вы, чуть было не повернули северные реки! Требую всенародного референдума!
— Сам ты идиот, — сказала Алина.
— Вы сами идиот, — тоже закричал Холя. — От вас жена ушла.
— Что? — опешил Курабье.
Алина опешила тоже.
— Ну, вы это, — вмешался журналист Кильев. — Мы в прямом эфире. Вот видите, товарищи (это уже к радиослушателям), у нас получилась дискуссия. Это хорошо. Это значит, что мы не равнодушны к нашим общим проблемам.
После интервью было официально объявлено, что без опроса населения биоочиститель использоваться не будет, и красивая Алина спокойно пошла на работу.
На работе Алину отозвала на минутку глупая Стулова. Она взволнованно дышала и пахла дезодорантом «Яблоневый цвет». Придвинувшись максимально близко, Стулова прошептала:
— У вас в исполкоме никого нет?
В исполкоме работал Первый Голос, и поэтому в невинном вопросе Алине померещился замаскированный намек.
— А почему вас это, собственно, интересует? — нелюбезно спросила она несколько в сторону, чтобы не тревожить свои нежные ноздри пронзительным «Яблоневым цветом».
— Вы только не подумайте, что я что-нибудь про вас знаю такое, — наивно сказала Стулова, — но вдруг у вас кто-нибудь есть в исполкоме? Сегодня утром захожу туда насчет очереди на машину узнать, а там, — она всплеснула полными ручками, — там такое!
— Что же там? — спросила Алина, ощущая легкую тревогу.
— Там на третий этаж никого не пускают!
— Подумаешь… Может быть, ремонт…
— Какой ремонт! Ремонт там полгода назад был! Первые два этажа уплотнили: по нескольку инспекторов в одном кабинете, а на третий этаж не пускают!
— У меня никого нет в исполкоме, — решила Алина и пошла прочь, делая глубокие вдохи и выдохи, чтобы освободить дыхательные пути от яблочного аромата.
Полдня Первый Голос не подходил к телефону, а после обеда подошел, но был очень нелюбезен.
— В конце концов, милая моя, существует такое понятие, как служебная тайна.
Алина обиделась и повесила трубку. Потом, подумав немного, она снова воткнула розовый ноготок в телефонный диск и крутанула четыре раза.
— Коля? А у меня к вам небольшое дело, — пропела она.
Поздним вечером или, уж если говорить более точно, ранней ночью, из окна третьего этажа исполкома высунулась босая мужская левая нога. Нога сделала несколько нащупывающих движений и встала на карниз, затем с подоконника сползла такая же босая, но правая нога и также неуверенно встала рядом. В довольно густой темноте забрезжил силуэт человека в светлой рубашке и в светлых же брюках. Силуэт постоял, привыкая, на карнизе, а затем осторожно двинулся по направлению к водосточной трубе. По неуверенным движениям человека можно было почти уверенно сказать, что в школе он пренебрегал уроками физкультуры. То же самое можно было бы сказать, наблюдая, с каким напряжением он преодолевает спуск по водосточной трубе. Человек этот панически боялся высоты и на карнизе третьего этажа чувствовал себя отчаянно одиноко и неуютно. Ему даже чудилось, как межпланетный холодок, возникший в глубинах галактики, проникает к нему под рубашку, делая тело легким, а оттого неустойчивым. И он бы непременно свалился с карниза и уж никогда не спустился бы по трубе, если бы не энтузиазм красавицы Алины, на котором держалось все это предприятие.
— Ну, миленький, — не слишком, но все же достаточно громко говорила она в наиболее критические моменты. — Ну, немножко осталось.
И Коля (а кто же это мог быть еще?) заставлял дрожащие пальцы крепче цепляться за подоконник, а нетренированные ноги еще сильнее сжимать жестяной хобот трубы.
— Ну, что там? Что? — Алина словно не замечала, как прыгают губы несчастного верхолаза и как стыдно трясутся его сведенные коленки.
— К-кажется… поликлиника, — ответил он, придерживая оцарапанную щеку.
— Коля, вы что, сбрендили? — не выдержала соучастница.
— Вот, пожалуйста, я все записал, — непослушной рукой он полез в карман брюк и достал красненькую записную книжицу с московским кремлем на обложке, — вот… на последней странице.
Алина нетерпеливо распахнула книжицу, даже не обратив внимания, что рядом с последней страницей уютно расположилась ее фотография, прилаженная к пластмассовой обложке прозрачной изолентой, и прочитала: «Комиссия по желудочно-кишечному тракту», «Комиссия по дыхательным путям».
— Коля, что это? — растерялась она.
— Я же говорил, — постепенно приходя в себя и обуваясь, отозвался Николай. — Наверное, спецполиклинику организовали, а от народа скрывают.
— «Комиссия по мочеполовой системе», «Комиссия по центральной и вегетативной нервным системам», — продолжала читать Алина. — «Комиссия по костно-мышечной…» Я ничего не понимаю.
— Да я же вам говорю, — занервничал Коля.
— Знаете что, — Алина захлопнула записную книжку. — Мы оба переволновались, поэтому давайте так: утро вечера мудренее. А сейчас нам нужно успокоиться и отдохнуть. Поэтому я вас приглашаю…
Инженер Попеко с надеждой посмотрел на красавицу.
— Я приглашаю вас погулять у озера.
Прогулка у озера была рискованным предприятием. Не говоря уже об ядовитых испарениях, встававших над его водами, о чем упоминалось уже в начале этого произведения, район, примыкавший непосредственно к озеру, последние несколько лет пользовался дрянной славой не столько по причине экологической загрязненности, сколько из-за наличия в нем немногочисленной, но подозрительной публики. Ходили слухи, что в часы, когда воздух над озером становится особенно насыщенным всяческой дрянью, на скамеечках рядом с водой, подобно осиным роям, возникают скопления нюхачей, которые радостно отказались от полиэтиленовых пакетов, смазанных изнутри клеем «Момент», различных аэрозолей и прочего необходимого, но трудно доставаемого для кайфования реквизита, и с удовольствием пользовались бесплатным, но от этого не менее ядреным воздухом, который бил по мозга, и вроде бы не слишком сильно разрушал серое мозговое вещество. Власти города боролись с нюхачами, устраивая облавы и засады, но пока безуспешно, хотя социальных причин порока в городе, вроде бы, и не существовало.
Итак, гулять у озера было опасно по нескольким причинам:
1. Можно было, не желая того, нанюхаться испарений и проснуться наутро с ватной головой.
2. Можно было стать жертвой подозрительных и агрессивных нюхачей.