— Девушка, вам пора уходить, — нарочито строго сказала молоденькая медсестра, сдерживая затаенную ревность.
— Макс, очнись… — Лера осторожно тронула его за плечо. — Я обещаю, слышишь?
Он не шелохнулся, потом с трудом приоткрыл глаза и произнес еле слышно:
— Это правда? Ты обещаешь, о чем бы я тебя ни попросил?
«Он все слышал, — подумала Лера. — Ну и что же. А если он все-таки умрет?.. Нет, я совсем не желаю ему смерти, я хочу, чтобы он выздоровел! Он добрый, славный, он спас мне жизнь… Он всем нравится, даже эта дурочка в белом халате без ума от него! Правда, я совсем не люблю его, я люблю того, кого никогда в жизни больше не увижу, безнадежно люблю… Но какое теперь это имеет значение? Надо наконец избавиться от навязчивых воспоминаний и снова начать жить…»
— Да, я обещаю, о чем бы ты меня ни попросил, — сказала Лера, погладив его руку.
— Теперь я, может быть, выживу… — прошептал Максим слабым голосом.
Медсестра, стиснув зубы от бессильной ярости, буквально вытолкнула Леру за дверь.
В небольшом просмотровом зале собралось довольно много народу. Наташа ужасно нервничала перед показом своей курсовой. Еще бы, в первом ряду, положив ногу на ногу, сидел Красовский и оживленно болтал с Наташиным мастером курса. Чуть дальше расположились бард-роковцы, и то и дело Наташа ловила на себе нежный и печальный Ванин взгляд, от которого ей еще больше становилось не по себе. Но особенно удивляло ее отсутствие Леры… Может быть, она вообще не придет? Наверное, я была не права, пригласив подругу на этот просмотр! Ведь то, что я собиралась показать, было снято там, на практике! Вечер в ДК, в кадре сплошной Юрген, он отвечает на вопросы, поет, танцует с Лерой… Что же я наделала, какая я эгоистка! Увлеклась эффектным материалом и совсем не подумала о чувствах Леры! Правда, поначалу я хотела сделать ей сюрприз, но с тех пор все так изменилось… Сейчас она немного успокоилась, встречается с Максимом. Зачем же бередить ей душу воспоминаниями! Нет, уж лучше бы она не пришла!»
— Я хочу сказать несколько слов перед началом просмотра, — едва не заикаясь от волнения, произнесла Наташа. — Моя курсовая сделана из киноматериала, который вообще мог не увидеть свет. Отснят он был для телепередачи во время моей практики, но в передачу не вошел по соображениям цензуры. Как мне удалось вывезти эту пленку, не буду рассказывать, скажем, это производственная тайна. Я сделала еще кое-какие досъемки и попыталась смонтировать свой фильм так, как мы задумывали передачу, ну, и кое-что переосмыслив… Последнее, что считаю нужным сказать… Здесь, в зале, находится автор идеи моего фильма, и для меня очень важно будет услышать его мнение…
В зале погасили свет, и на экране появился Юрген с гитарой, потом Зигфрид, что-то записывающий в блокнот, Клаус, идущий по улице с кинокамерой, Вернер, болтающий с какой-то девушкой, наконец — Хайнц в наушниках, с магнитофоном в руках…
— Это — молодые немецкие кинематографисты… — произнес диктор. — Они впервые приехали в нашу страну, чтобы снять фильм о нас… И мы вместе с ними постараемся их глазами посмотреть на самих себя. Какие мы? Как мы выглядим со стороны?
Пасмурный день. Старый, набитый автобус медленно подъезжает к остановке… Выходят люди. Лица людей. Стоп-кадры. Женщина с авоськами, плачущий ребенок, которого тащит за руку мать, старик с палкой… Лица, лица… Клаус с кинокамерой на улице среди толпы…
В зал незаметно вошла Лера и села в заднем ряду. В этот момент на экране появился Юрген, делившийся своими впечатлениями о Советском Союзе. Он говорил по-русски о том, какая это замечательная страна, и что он обязательно приедет сюда еще, чтобы лучше узнать и понять ее.
Потом пошли кадры этой замечательной страны… Общежитие на окраине города. Грязный заводской цех… Очередь в продовольственном магазине… И снова — лица, разные — усталое, мрачное, улыбающееся, плачущее… Дальше Наташа умело использовала хронику, военную и послевоенную. Но тогда этих ребят еще не было на свете, они родились позже и не имеют к этой войне никакого отношения.
Лера неподвижно застыла, прижавшись спиной к стене. В горле застрял комок. Когда она увидела на экране Юргена рядом с собой на сцене ДК, слезы потекли сами собой. Она подумала — хорошо, что в зале темно и никто ничего не видит…
Закончился фильм на довольно оптимистичной ноте: будущее принадлежит молодежи, которая хочет мира, любви, творчества…
— Ну, начинай обсуждение, Леонид, — сказал мастер курса Красовскому, когда в зале зажгли свет. — Я так понял — ты был вдохновителем создания этого фильма.
— Не надо преувеличивать мою роль. — Красовский встал, подошел к Наташе. — А ты молодец, — сказал он, пожимая ей руку. — По-моему, очень интересная работа, есть авторская позиция, умело использован контрапункт. Честно говоря, не ожидал, что случайно брошенная мной идея разовьется в такое удачное произведение… Я привез свой фильм, но сейчас совсем не уверен, что смогу выдержать конкуренцию с молодым режиссером.
Наташа, совершенно онемев от радости, ничего уже вокруг не видела и не слышала, но Красовский вдруг заметил в зале Леру и громко сказал:
— А вот, кстати, и героиня фильма! Валерия, поделитесь своими впечатлениями!
Все посмотрели на Леру.
— Простите… Я сейчас не могу… — запинаясь, сказала она.
— Тогда сделаем перерыв? — предложил Красовский.
Наташа бросилась к подруге, с тревогой поглядела на нее.
— Знаешь, я боялась, что ты не придешь… А ты все-таки пришла! Лерка, прости, наверное, тебе не надо было смотреть…
— Почему? Отличный фильм. Очень хорошо, что я посмотрела.
— Тебе понравилось? Правда?
— Да, твой фильм мне очень понравился… И знаешь, мне надо было посмотреть на НЕГО, я все поняла… Не волнуйся за меня, теперь это уже не имеет значения. Важно другое… Максим в больнице, я только что была там, вот и опоздала…
— А что случилось?
— Его вчера чуть не убили из-за меня, он спас мне жизнь. Я все решила. Если он поправится, я выйду за него замуж.
К ним подошел Красовский и дружеским жестом обеих обнял за плечи.
— Как приятно снова оказаться в такой замечательной компании! Надеюсь, не помешал? Или у вас секреты?
Наташа ощутила внутреннюю дрожь от его прикосновения и еле сдержалась, чтобы не вскрикнуть или не упасть в обморок. А Лера сразу насторожилась, напряглась, ожидая очередной колкости и ехидства, которые словно сами собой слетали с языка Красовского. Но, как ни странно, ничего подобного на этот раз не произошло.
— Нет-нет, у нас никаких секретов, — поспешно сказала Лера, выручая онемевшую подругу.
— Хотите посмотреть мой опус?
— Конечно, — заверила Лера.
— Тогда пошли в зал. К сожалению, у нас время ограничено.
Лера отметила про себя, что Красовский становится совершенно нормальным человеком, перестает вредничать только тогда, когда речь идет о его работе. Скорее всего это единственное, что действительно интересует его в жизни. Она почувствовала также в его поведении, в его голосе тщательно скрываемое волнение и подумала, что даже этот умный, проницательный, ироничный и безжалостный человек тоже уязвим, как и другие смертные. Он хорошо умеет держаться, но на самом деле очень обеспокоен тем впечатлением, которое произведет на окружающих его фильм… Мысль о том, что Красовский не лишен человеческих слабостей, почему-то вдруг успокоила Леру.
Всю эту короткую сцену наблюдали со стороны бард-роковцы, и Адик вдруг сказал:
— Думаю, мы можем сваливать. Группа поддержки не понадобилась.
— Адик, ты когда-нибудь видел такой взгляд? — задумчиво произнес Ваня.
— Что ты имеешь в виду, Серенький?
— Ни что, а кого. Она смотрит на него так… Мне почему-то трудно слова найти, я их все потерял… Я знаю только, что такой взгляд надо заслужить. И если она глядит на него так, то, значит, он заслуживает такого ее взгляда, иначе просто не может быть…