Застыв в лесу, медведица со своим медвежонком были едва заметны. Время шло, в долине теперь лежали длинные тени.

Вдруг зашевелился нижний сук кривой березы, стоявшей неподалеку и немного выше того камня у берега, где рыбачила медведица. И хотя листья тотчас снова повисли, на суку можно было увидеть растянувшегося черно-бурого зверя, быть может, уже давно лежавшего там. С вытянутой головой и лапами он достигал полутораметровой длины. Нос у него был светлый, уши маленькие и круглые, а глаза похожи на лисьи.

Это была росомаха, страшнейший хищник северного края. Она достигает метра длины и 45 сантиметров высоты. От мыши до лося - всякий зверь для нее подходящая добыча, так что даже волки и медведи избегают росомахи, хотя она едва ли нападет на них. Однако медвежонка она задерет без колебаний. Часами, днями преследует она дичь. При этом походка росомахи нелепо комична, она во время бега кувыркается и производит прямо-таки глупое впечатление. Ни один зверь не ковыляет так неловко и притом так быстро.

Посягала ли она на Марбу? Медведица была начеку. В ее присутствии хищник не мог отважиться напасть на медвежонка или его преследовать; смирившись, лежал он на суку, устремив глаза в ближний кустарник.

Иной охотник или поселенец был бы очень рад, застав ее так на березе. Все люди ненавидели этого дьявола, потому что он задирал овец, взламывал кладовые, грабил и разрушал все, что попадало ему в когти. Росомаха сдирала даже прибитые к стенам домов для просушки оленьи шкуры, когда не находила ничего другого. Месяцами все бывало хорошо, пока она внезапно не появлялась и не творила бед. Так же бесследно она могла снова исчезнуть. Лес совсем не был ее убежищем, для охоты она предпочитала голые цепи гор. Она бродит повсюду и не знает постоянного места в отличие от куниц, лисиц.

Кто дал ей имя «обжора», неизвестно. На Севере ее называют и иначе. Но действительно пожирает она добычу так ненасытно и жадно, что носит свое имя по праву.

На человека росомаха не нападает. Даже несколько собак для нее погибель, но с одной она очень быстро справляется. Сильный неприятный запах от нее разносится даже против ветра, из-за чего ее, вероятно, и избегают другие звери.

Так лежала она неподвижно у берега Утсйоки, в то время как ночь, тихая и светлая, окутала глушь.

Всякий зверь крупнее мыши мог не бояться Марбу. Он пробавлялся еще прошлогодними ягодами водяники, почками, жуками, рыбой и другой мелочью. Даже зайцам он не был опасен, особого пристрастия к мясу еще не питал, лакомился кое-чем и повсюду находил богатые кормом места.

Грибы, корни были для него хорошей закуской, а муравьи и их личинки казались самыми вкусными. Он ел все.

Более требовательной была медведица. Она привыкла к мясу и убивала животных, попадавшихся ей на пути. Сегодня она задирала оленя, завтра овцу. Никто не был в безопасности от ударов ее лап.

Случалось, видимо, что она одна уходила на охоту и оставляла Марбу. Убегала ли она украдкой, или прогоняла его обратно тумаками и ворчанием - неизвестно. Во всяком случае, хромую медведицу видели в тундре одну, а с Марбу в это время происходили небольшие происшествия.

Когда созрели первые ягоды голубики и висели большие и сладкие на низких стеблях, потому что в тундре кусты голубики не бывают высокими, Марбу ползал вокруг, чтобы набить себе полный желудок. Сладкие ягоды он очень любил и выглядел препотешно, когда ерзал так с носом, уткнутым в зелень. Однажды во время усердного занятия едой медвежонок вдруг услышал звонкий смех. Марбу не испугался. Он только взглянул мельком, увидел стоящего перед собой человека и не обратил на него внимания.

- Эй, ты! - крикнула старушка, державшая в руках ведро для ягод.- Какой же ты смешной парень! Поди сюда! Поди сюда.!

Марбу встал и подошел к старухе. Он вовсе не понял ее, а подошел в надежде что-нибудь получить. Медведь не такой уж умный зверь, но для того, чтобы, едва привыкнув к человеку, смотреть на него как на источник корма, и не требуется много ума.

Старая женщина не очень удивилась, когда медвежонок дал себя погладить. Но если бы она знала что-нибудь о нем или слышала о хромой медведице, то конечно немедленно бы убежала.

Когда Марбу увидел, что старушка не может ему ничего дать, он возвратился к голубике. Не будь ягод, он, пожалуй, побежал бы за ней, однако никто не может быть уверен в этом. Даже зов Хейки бывал тщетным, когда Марбу находил что-нибудь съедобное или бегал вместе с Тулли по тундре. Его доверие к человеку основывалось не на привязанности, а зависело от его занятия в данный момент или от голода. Он мог и выклянчивать корм. Для этого он, как Тулли, садился перед человеком и поднимал вверх лапы. В ответ на это каждый раз получал какое-нибудь лакомство, иногда даже сахар.

От женщины он ничего не получил, потому что у нее самой ничего не было. Она поманила его, но он больше не слушал. Тогда она схватила его за шкуру и хотела провести немного с собой. Сначала он было пошел, но неожиданно вырвался и быстро убежал.

Женщина, собиравшая ягоды, не знала что и думать об этом странном «парне».

- Теперь видишь, Эрих, что стало с Марбу. Как только медведь идет к человеку, мы качаем головой. Мы хотим, чтобы он был хищным, если уж не свирепым, а это в сущности неправильно. Почему он должен быть врагом человеку? Чтобы мы могли, не задумываясь, его подстрелить. В животное, которое доверчиво идет ко мне, я стрелять не могу. Фу, дьявол, я бы этого не смог!

Час назад Хейка прекратил удить рыбу: ее стало очень много, и мы не знали, что с ней делать. Он сидел на корме, снова и снова набивал трубку и каждый раз она у него гасла после трех затяжек. То ли табак отсырел, то ли забился чубук. Я обратил на это его внимание, однако он только кивнул и сказал: «О да, вполне возможно».

Воспользовавшись паузой, я заметил:

- Однако ты должен признать, Хейка, что несмотря на свое знакомство с человеком, Марбу и на воле нашелся как поступить.

- Конечно, но представь себе, если бы пришла медведица. Вполне возможно, что она переломала бы кости обоим.

- Медвежонку-то нет.

- От этой бестии можно ожидать всего. Мы ненавидим ее и будем зимой до тех пор гоняться за ней, пока она еще раз не попробует свинца.

Мы отплыли подальше от берега, где комары оставили нас в покое. Вдали простиралась тундра с отдельными березками и цепями холмов, где гейлы бегали по болотам словно золотые карликовые курочки. В тихой ночи к нам доносились их крики.

Заметив высоко над нами орлана, я сказал Хейке:

- Ты говорил об орланах в связи с Марбу. Как это произошло?

- Старая история, от которой мне мало славы,- проворчал он угрюмо.- Ты должен все же ее послушать, чтобы в подобных случаях не подставлять свою голову.

Он снял фуражку, слегка дотронулся указательным пальцем до шрама на голове и добавил:

- Где хватит орлан-белохвост, там не растут больше волосы.

Я только кивнул и ждал рассказа. Хейка начал:

- Орланы-белохвосты птицы необщительные. И нас, людей, они сторонятся, хотя до сих пор их не побеспокоил ни один охотник. Кое-где их убивают для любителей и для музеев, здесь же, в тундре, о них никто не думает. На той цепи гор, что тянется к лесу, они гнездятся так давно, как только я могу запомнить.

- В камнях? - удивился я.

- На сосне, которую не видно отсюда. Они обосновались вверху на хребте, откуда просматривается вся округа, так что застрахованы от непрошеных гостей* Пока они высиживают яйцо или выкармливают птенца, ни один человек не подходит к ним близко, чтобы избежать нападения. Позже они становятся безобидными и никого не беспокоят, Тогда даже дети ходят на гору собирать бруснику.

- Какие дети, Хейка?

- Дети Косонена, когда они приходят за ягодами в эту местность. Маури Косонен поселился несколько лет назад примерно в двадцати километрах отсюда и теперь у него рубленая изба, корова и участок земли. Его дети доходят иногда до этого озера.