- В то время я еще мальчиком был, - задумавшись, проговорил конструктор. - Я не мог этому поверить. Уж очень нелепой мне показалась смерть этих молодых ученых. Много дней я повторял фамилии: Федосеев, Васенко, Усыскин… Они похоронены в кремлевской стене.

- И если, - после долгого молчания продолжал инженер, - испытания будут удачными, почем знать, может быть, из этой конструкции выйдет что-нибудь другое, например, совершенно безопасный воздушный корабль. Он будет летать в стратосфере, где очень слабое встречное сопротивление воздуха. Он не сможет разбиться, потому что наш диск легче воздуха. Вы понимаете, Аня, абсолютная безопасность. Только бы прошли эти испытания!..

В комнату вошел Борис Захарович. Он держал в руках очки и подслеповато озирался по сторонам. Сейчас его лицо казалось очень добродушным и совсем не похожим на лицо строгого начальника, которого так боялась Аня.

Наконец Дерябин надел очки и, увидев Пояркова, оживленно разговаривавшего с Аней, улыбнулся. Ему понравилось, что конструктор, несмотря на не совсем удачные испытания, держит себя с достоинством, спокойно и даже с видимым удовольствием беседует с девушкой.

- Аня, - обратился он к ней, - мне приснилось, что вы пропустили передачу.

Радистка вспыхнула и, взглянув на часы, пробормотала:

- Что вы, Борис Захарович!.. Разве я могу?..

По мере того как стрелка подвигалась к цифре «2», конструктора охватывало волнение. Наступал решающий момент. Вот еще несколько минут - и всё выяснится. Неужели лаборатория не сможет подняться в стратосферу, не говоря уже о больших высотах?..

Зажужжали моторчики, поползли ленты, похожие на серпантин. Застучали ондуляторы.

- Сколько? - спросил Поярков у Ани, наклонившись всем корпусом над прибором.

Аня молчала, следя за прыгающим пером. Оно только начало отмечать высоту.

Томительной паузой между передачами поползла черная линия. Еще немного…

- Десять километров! - чуть не крикнула Аня и повернулась к Пояркову. Скоро можно начать испытания по двенадцатому пункту.

Он облегченно вздохнул и опустился на стул.

- Температура? - быстро спросил Дерябин.

- Минус пятьдесят пять.

Воздушный корабль стремительно поднимается ввысь. Продолжались испытания универсальной летающей лаборатории пока еще по одиннадцатому пункту программы.

Радиостанция регулярно передавала показания сложных приборов.

Приборы работали четко и бесперебойно, что вызывало некоторое беспокойство у инженера Дерябина. Он считал, что в первых испытаниях обязательно должны обнаружиться какие-нибудь недочеты. Разве всё так сразу учтешь?

В кабине воздушной лаборатории отопления не было. Пребывание в ней экипажа не предусматривалось. Правда, закрывалась она герметически, что было очень важно для многих находящихся в ней аппаратов. Поэтому можно было надеяться, что и человек, случайно оказавшийся в кабине, не будет испытывать неприятностей от изменения давления.

Общий объем дискообразной конструкции летающей лаборатории мог изменяться. Этим она несколько напоминала проекты цельнометаллических аппаратов Циолковского, где гофрированная оболочка должна была расшириться от внутреннего давления газа при уменьшении давления на высоте.

Но на какую высоту может подняться фантастический диск Пояркова? Выдержит ли его оболочка при большой разнице давления? Может быть, диск достигнет предельной высоты, и тогда…

…Бабкин почувствовал резкий поворот, затем стремительный подъем вверх.

В первые минуты Тимофей не мог понять, что же это с ним случилось? Неужели снова начала работать какая-то автоматика? Но странно, зачем понадобился этот крутой поворот?

- Димка! - закричал Тимофей, направляясь к люку.

Никакого ответа! Что за шутки? Где же Дим мог спрятаться?

Бабкин инстинктивно наклонился над люком. Но что это? Трос пропал.

Опустившись еще ниже, Бабкин увидел, что тонкая серебряная нить повисла, как паутинка, прижимаясь к корпусу диска.

Сомнений не было: Димка исчез.

Убегала земля, освещенная луной. Расплывались в тумане реки, словно наполненные сверкающей ртутью. Черные зубчатые тени гор постепенно теряли свои очертания.

Мелькнуло у самого люка серебристое облачко, похожее на елочную вату, осыпанную прозрачными блестками, и сразу стало темно.

Тим поежился от холода и, поднявшись вверх по лесенке, уселся около люка. Со стоическим спокойствием, которое, надо сказать, ему не очень легко давалось в этом положении, он думал обо всем происшедшем.

«Несомненно, Димка поступил правильно. Наверное, зацепился за какое-нибудь дерево на вершине горы и сумел в этот момент освободиться от троса. Молодец Димка, не растерялся! На самом деле, что нам здесь делать вдвоем? Правда, - тут же поправился Тим, - с ним как-то веселее… Что-то сейчас он делает? Удастся ли ему сегодня добраться до какого-нибудь селения? А может быть, с ним что-нибудь случилось, он разбился?..» Нет, Тим не мог допустить этой мысли!

Настало время передачи. «Удалось ли Димке исправить анализатор? - думал Тимофей. - На большой высоте его показания будут особенно важны».

«Так… Это влажность, направление ветра… Очень хорошо! Анализатор работает четко. Удивительный парень Димка! В таких условиях суметь исправить прибор! Это не каждый сможет…» - подумал Бабкин, вспомнив о своих колебаниях.

Холод, словно ледяная вода, медленно растекался по кабине. Тимофею казалось, что вода подобралась уже к нему и ползет тонкими струйками по гофрированному полу.

Надо закрыть люк.

Бабкин в последний раз посмотрел на землю, где уже чувствовалось приближение рассвета, и, захлопнул крышку внешнего люка.

Воздушный корабль продолжал подниматься. Тимофей решил тщательно изолировать кабину, сохранив в ней нормальное давление. Он вытащил из кармана плоскогубцы и стал с большим трудом поворачивать болты на внутренней стороне крышки, чтобы прижать ее к бортам люка. Это же он сделал и со второй крышкой.

Теперь Тимофей был относительно спокоен: давление в кабине нормальное. Воздуха, вероятно, тоже хватит, так как объем кабины достаточно велик.

«Впрочем, - невольно подумал он, - хватит, если, конечно, полет будет продолжаться не очень долго».

В летнем костюме Бабкину становилось холодно, однако он стоически выносил эту неприятность.

«Димка даже зимой иногда ходит без шапки…» - думал Тим, направляясь к радиостанции. «Без шапки, но не в одних носках», - поправил он себя, чувствуя обжигающий холод металла под ногами.

Подпрыгивая на ходу и ударяясь головой о потолок кабины, Тим добрался до радиостанции и постарался устроиться на краю каркаса, где стояли аккумуляторы. Здесь ему казалось немного теплее, - не так чувствовался холод металла, тем более, что Тим сидел на ребре дюралюминиевой конструкции.

«Сколько может быть градусов сейчас в кабине? Определенно не меньше десяти градусов мороза. Это еще пустяки, выдержим», - думал он.

Бабкин хотел согреться резкими движениями, но его положение на тонкой жердочке было столь неустойчиво, что от этой попытки пришлось отказаться. Спрыгнуть на пол он не решался: чего доброго, ноги примерзнут к полу.

Вот когда он по-настоящему пожалел о потерянных ботинках. И зачем он выбросил второй? Все-таки было бы легче. «Мог бы стоять, как аист, на одной ноге», - с усмешкой подумал Тим.

Он знал, что скоро в кабине станет еще холоднее. Мороз медленно будет сковывать движения, усыплять… Уже не захочется лишний раз растереть руки, пошевелить пальцами ног…

Сбросив с себя пиджак, он положил его под ноги и запрыгал на одном месте, размахивая руками.

«Сейчас я похож на Димку, - опять вспомнил он о товарище. - Он также размахивает руками, только бестолку».

Тимофей устал отогреваться. Он надел пиджак и снова забрался на свою алюминиевую жердочку.