Он сказал это с таким презрением, что все незаметно посмотрели на него. Великий героизм, как и великая трусость, потрясают, и все они, несмотря на все другие эмоции, почувствовали легкое смущение, когда он упомянул историю, о которой писали все газеты после возвращения Роберта Малригала.

Лукар на мгновение встретился глазами с Годолфином, вспыхнул и отвел взгляд.

— Пожалуйста, вы можете говорить, что хотите, — упрямо сказал он. — Вы можете думать, что хотите. Мне все равно. Мне всегда было наплевать на то, что другие говорят или думают обо мне. Вот такой уж я есть. Я знаю, чего хочу, и обычно это получаю. И если у вас есть хоть капля здравого смысла, вы будете вести себя тихо и вежливо. Один из вас убил Мадригала. Если вы этого не понимаете, то, поверьте мне, весь мир именно Так и считает. В душе вы все со мной согласны. Вот почему вы пришли. Вот почему вы меня слушаете. Теперь вы понимаете, в каком вы положении? Пока я никому не рассказал все, что знаю, и пока все будет идти так, как я хочу, я буду молчать. Думаю, я понятно выразился, и теперь вы все будете вести себя хорошо.

Годолфин, хромая, подошел к столу и взял телефон.

— Соедините меня с полицией, — коротко сказал он в трубку.

Лукар бросился к нему и быстро нажал на рычаг, прервав связь.

— Подождите. Вы не единственный булыжник на пляже, Годолфин. Пусть другие выскажутся. Здесь достаточно свидетелей, чтобы отдать меня в лапы полиции. Но неужели все здесь хотят, чтобы я заговорил?

Повисла мертвая тишина. Годолфин все еще стоял с телефонной трубкой в руках, а Лукар убрал палец с аппарата.

— Хорошо, — сказал он. — Теперь можете звонить.

— Нет. — Это была Габриель. Голос звучал почти грубо. — Нет, — повторила она. — Сядьте, мистер Годолфин. Мы вызовем полицию, когда придет время.

Послышалось как минимум три вздоха облегчения, и целую минуту был слышен только стук дождя в окно, пока Годолфин медленно клал на место аппарат, а на лицо Лукара возвращалась улыбка.

— Хоть у кого-то в голове посветлело, — он кивнул в сторону Габриель так, как никто никогда не кивал вот уже почти девяносто лет.

— Это блеф, — сказал Дэвид, откашливаясь. — Чистейшей воды блеф. Вполне возможно, что это сделал кто-то посторонний.

— Правда? — губы Лукара растянулись в насмешливо удивленной улыбке. — Если это возможно, то почему этот кто-то смог незаметно исчезнуть из дома, когда первый же, кто проник в дом, не зная расположения комнат, моментально поднял на ноги половину слуг, да еще и гонгом разбудил всех остальных?

Фрэнсис осенило. Вот что было не так. Это был тот самый вопрос, который неосознанно беспокоил ее с самого начала. Вот что было не так. Те быстрые твердые шаги, так уверенно пересекавшие холл. Те шаги, которые один раз прозвучали той памятной ночью, а во второй — вчера. Они звучали в темном холле, в котором стоял не только гонг, но была еще Дюжина невидимых препятствий. Тот, кому бы эти шаги ни принадлежали, чувствовал себя в доме, как рыба в воде.

Она взглянула на Габриель и Доротею. Обе женщины смотрели на рыжеволосого человека За столом, как на призрак. Уж они-то, конечно, знали дом. За тридцать лет они изучили каждый дюйм этого дома. Но эта идея была настолько абсурдной, что Фрэнсис улыбнулась, не заметив, как Дэвид тревожно смотрит на Филлиду.

Лукар наслаждался впечатлением, которое произвело его заявление. Он развалился в кресле Мэйрика и скрестил пухлые ноги.

— Кажется, полицейские очень заинтересовались негром. Полные идиоты, — заметил он. — Я еще не высказался по этому поводу, потому что меня не спрашивали. Я гораздо сильнее заинтересовался другой маленькой проблемкой… например, популярной песенкой, которую поют в мюзик-холле.

Он оглядел застывшие лица с растущим удовлетворением.

— Что, никто не удивился? — сказал он. — Интересно. Это известная старая песенка «Ее целую только я…». Кто-нибудь ее знает? «Звезда Айдахо. Теперь ты знаешь, ее совсем не понимаешь. У нее есть кто-то на уме, но не споет она тебе. Ее целую только я, любовь моя, любовь моя…». Что, никто не слышал? Ну, хоть кто-нибудь! Я могу ее для вас насвистеть.

Он трубочкой сложил толстые губы, и нехитрая мелодия зазвучала резко и пронзительно. Это было лучше, чем фальшивый свист мальчика-рассыльного, но вместе с тем далековато и до профессионального исполнения.

— О, Боже, — сдавленно прошептала мисс Дорсет. — Свист по телефону.

— Что такое? — одновременно спросили Фрэнсис и Габриель, и обе резко замолчали, будто проговорившись.

— О чем это вы? Мне об этом ничего не сказали, — обернувшись, с любопытством спросил Годолфин. Интерес к новой неизвестной улике мгновенно вытеснил весь его гнев.

— Вы узнаете эту мелодию, правда? — склонив голову набок, Лукар разглядывал мисс Дорсет.

— Да, я слышала… один раз, — подавленно сказала женщина. Она испугалась. Страх прятался в ее застывших глазах и уголках дрожащих губ. — Это было месяцев восемь… десять… нет, почти год назад. Позвонили и попросили мистера Мадригала. Голос был мне незнаком. Он был с иностранным акцентом и какой-то сдавленный. Что-то меня заинтересовало, и я еще минуточку Послушала. Это все, что я слышала, просто просвистели мелодию. А потом мистер Мадригал повесил трубку, сразу ушел и весь лень не возвращался.

Она замолчала.

— Я его таким никогда не видела, — подумав, добавила она.

Годолфин посмотрел на нее так, будто она несла какую-то ахинею.

— Это на вас непохоже, — сказал он. — Я хотел сказать, что это совершенно фантастическая история. Мелодрама. Какие-то факирские фокусы. Возьмите себя в руки. Что случилось на самом деле?

— Все это правда, — Филлида сидела очень прямо, щеки ее горели. — Это часто случалось или, по крайней мере, ему так казалось. Это стало его навязчивой идеей. Он все время об этом думал, и именно это меня так пугало. Я думала, он сошел с ума. В тот день после… после того, как мы его нашли, я рассказала обо всем Габриель, но она подумала, что я сумасшедшая. А теперь мисс Дорсет вам рассказывает то же самое, а вы все смотрите на нее как на…

Ее слова закончились коротким резким смехом. Смех становился все громче, выше и бесконтрольнее.

Габриель бросилась к ней с неожиданной живостью.

— Скорее, — крикнула она. — Скорее, кто-нибудь!

Фрэнсис подбежала первой, сильно встряхнула ее, и истерика прошла.

— Хорошо, — сказал Годолфин, когда волнение немного улеглось. — Хорошо, хорошо. Не нужно вдаваться во все эти подробности, Филлида. Раз вы все говорите, значит, так это все и было. Верю. Я отлично знал Роберта и не считаю, что он был неврастеником. Может, он над вами подшучивал?

— О, нет, ты ошибаешься. Роберт изменился. В последний раз, когда я его видел, он вел себя именно как неврастеник.

Дэвид сказал это спокойно, даже как-то небрежно, и выражение его лица не изменилось под испытующим взглядом Годолфина.

— Я однажды это слышала, — снова повторила мисс Дорсет. — Как я и говорила, я слышала это только однажды, но всегда знала, когда это происходило. По его поведению.

— Странно, — сказал Годолфин. — Конечно, я вам верю. Но разве это не странно? Как часто это случалось? Раз в месяц? Раз в неделю?

— Последнее время постоянно, правда? — Лукар обратился к женщине, лукаво улыбаясь, как будто их обоих связывала одна общая тайна. — Это началось примерно год назад и потом продолжалось в разное время. Вам так не показалось, миссис Мадригал?

Филлида закрыла лицо руками.

— Да, я тоже так думаю. — Ее голос был уже спокойнее. — Это все больше сводило его с ума, а осенью он уже только об этом и думал. Мне начало казаться, что он сошел с ума.

— Никакого сумасшествия в этом нет, раз мисс Дорсет тоже это слышала, — рационально заметил Годолфин.

— Точно. Я тоже так думаю, — Лукар сказал это очень тихо, но все повернулись и посмотрели на него. — Ну вот, пожалуйста. Я вам об этом все время твержу, но есть у меня такое подозрение, что зря. Если хотите, можете звонить в полицию. Но я бы на вашем месте сначала убедился, что тот самый ваш лучший друг тоже этого хочет. А сейчас не буду мешать. Мне начинает казаться, что вы хотите все это обсудить без меня, К сожалению, не могу предложить вам эту комнату, я буду занят. Однако, все остальные комнаты этого мавзолея в вашем распоряжении. Мисс Дорсет, принесите-ка мне чашечку чая минут через пятнадцать.