— Тогда понятно, почему Спортсмен так перепугался, — перебила Гипця.

— Конечно, понятно, — подтвердил дед Куфель. — Он тут же скумекал, скажу я вам, откуда ветер дует.

— Но как Толусь Поэт узнал, что полиция ищет Фредека? — допытывался Кубусь.

— Толусь узнал об этом в притоне. Когда Толуся и Повальского привезли в гараж, чтобы они не смогли помешать Фредеку, кто-то проговорился, что полиция выпытывала в "Клене" о Фредеке. Толусь, парень неглупый, хотел предупредить меня, чтобы я сваливал оттуда. Да-а… Но Гипця, скажу я вам, не застала тогда меня в баре "У Белой Розы", потому что я заспался. Признаюсь, я ужасно устал, изображая богатого американского дядюшку. — Он печально вздохнул и, помолчав, продолжил: — Да, мои дорогие, всю жизнь я ходил по прямой дорожке и скажу вам — лучше быть дедом Куфелем в латаных штанах, чем богатым дядюшкой в дорогом костюме.

Кубусь задумался, по обыкновению потирая щеку ладонью.

— Одно мне пока не ясно. Пустое пианино, загадочные рулоны, притоны — связаны ли они с делом о черном зонте?

Дед Куфель погладил ладонью лысину и взмахнул рукой, словно отгоняя назойливую муху. Он медлил с ответом, не желая, видимо, затрагивать тему, о которой не имел представления. Потом раздраженно произнес:

— Не задавай таких глупых вопросов… Следствие еще не закончено. — Грустно взглянув на опустевшую бутылку, он добавил более приветливым тоном: — Неплохой этот портерок… А у меня снова в горле пересохло от этой болтовни. Принеси-ка бутылку минеральной, теперь уж за мой счет.

Когда барменша подавала Кубусю бутылку минералки, за окном послышался тихий шум работающего двигателя. Выглянув в окно, Кубусь прямо-таки оцепенел.

Возле бара остановился великолепный серый "Крайслер", широкие стекла которого поблескивали на солнце. Из автомобиля выкарабкался сначала Толусь Поэт, а вслед за ним выскочил Усик. Оба смотрели угрюмо и выглядели уставшими, словно вернулись из далекого и нелегкого путешествия.

Вскоре они появились в полутемном зале бара. Их трудно было узнать. От прежнего Толуся осталась только тень; похудев, он еще больше напоминал собой ходячую жердь, а при ходьбе еле передвигал ноги. Американец имел самый плачевный вид и выглядел как изжеванный: костюм измят, лицо небритое, усики не подстрижены, взгляд печальный и затуманенный.

— Дед Куфель здесь? — спросил Толусь, проходя мимо буфетной стойки.

— В садике, — неохотно бросила барменша. Кубусь кашлянул, давая знать о своем присутствии,

но они не соизволили его заметить и с безразличным видом проследовали дальше.

Юный детектив горько усмехнулся.

"Что ж, плохо дело, видно, им порядочно досталось", — подумал он и с бутылкой в руке поплелся за ними в садик.

Встреча проходила невесело. Прибывшие молчаливо уселись и, опустив глаза, барабанили пальцами по краю столика. Первым заговорил Повальский.

— В конце концов, не стоит ласстлаиваться, — философски оценил он случившееся. — Лазное бывает, не надо делать тлагедию. Главное — нас выпустили…

Толусь Поэт язвительно улыбнулся.

— Но ведь покойный дядюшка оставил пана в дураках!

— Ах, это пустяки! — отмахнулся Повальский. — Не стоит над этим лаздумывать.

— Над чем, прошу прощения? — поинтересовался дед Куфель.

Повальский жалко усмехнулся.

— Плошу вооблазить себе, мой покойный дядюшка коллекциониловал не только зонты, но и сталые монеты. — Он насмешливо фыркнул: — Неплохо, да? Дядюшка — нумизмат.

— Хо-хо… — покрутил головой дед Куфель. — Значит, неплохо ему жилось!

— Он плосто помешался. Вместо того чтобы облащать деньги в золото, он все их тлатил на сталые монеты…

— Так, значит, — перебил его дед Куфель, — в том

сейфе…

— Да! — сердито крикнул Повальский. — Оказалось, что в том сейфе были монеты лимские, глеческие, финикийские, бог знает еще какие! Экспелт был в восхищении. Он сказал, что это одна из самых замечательных коллекций, колотые он только видел. Вы пледставляете?!

Толусь кивнул.

— Я тоже обрадовался. Мы могли пополнить собрание нумизматических сокровищ нашего Национального музея.

— Это фантастика! — вскричал Кубусь.

— Феноменально! — захлопала в ладоши Гипця.

Мужчины за столиком удивленно взглянули на юных сыщиков, будто только сейчас их заметили. Толусь Поэт послал им одну из самых обворожительных своих улыбок.

— Ах вы, сорванцы этакие! Вы тоже способствовали пополнению сокровищ польской культуры. Музей обязан выразить вам особую благодарность, а может, и выдать вознаграждение!

Кубусь слегка надулся от важности, будто собирался принимать поздравления.

— Вознаграждений мы не принимаем, — объявил он вполне серьезно. — Мы — детективы-джентльмены и работаем бесплатно.

— Браво! — засмеялся дед Куфель.

— Блаво! Блаво! — хлопнул пару раз в ладоши Усик. — Вы даже не знаете, что всклыли еще одну афелу.

— С рулонами и пустым пианино! — вскричал взволнованный Кубусь.

— Точно! — подтвердил Толусь Поэт. — Оказалось, в этих рулонах была кожа…

— Кожа?.. — прошептали юные детективы, разочарованно глядя на Толуся, который громко рассмеялся.

— Вам не нравится, что там была обычная кожа? Вам хотелось, чтоб это были таинственные сокровища? Понимаю, я тоже когда-то мечтал о сокровищах… Но должен сказать вам, что это была одна из самых крупных афер с кожей. Миллионная афера… Благодаря вам полиция разоблачила всю эту шайку…

— Во главе которой стоял Фредек Спортсмен, — закончила за Толуся Гипця.

— Нет. Фредек, Толстяк и их сообщники были мелкой рыбешкой. Они перевозили кожу с кожевенного завода в "Клен", а оттуда в притон. Во главе шайки были рыбы покрупнее.

— Миллионная афера, — с недоверием в голосе повторил Кубусь. — Гипця! — повернулся он к девочке. — Представляешь, кого мы выследили?

— Ты забыл о Ленивце, — заметила девочка и затряслась от смеха. — Это страшно смешно! Ленивца перевозили в ящике вместо рулона с кожей!

На этот раз никто не мог удержаться от смеха. Смеялись от души, заразительно. Дед Куфель держался руками за живот, у Повальского комично шевелились усики, а у Толуся по впалым щекам скатывались крупные слезинки.

Первым овладел собой Повальский. Поднявшись со

стула, он пригладил ладонью смявшиеся лацканы и, подправив пальцем усики, необычайно вежливо поклонился.

— Плошу извинить. Мне с вами очень плиятно, но я должен поплощаться. Сегодня я уезжаю…

— Сегодня? — Дед Куфель с сомнением покачал головой. — Пан так спешит?

— У меня важные дела… В Сан-Фланциско.

— В Сан-Франциско? Ну что же… — Дед Куфель откашлялся. — Удачи пану в Сан-Франциско, а здесь пан провалил дело…

Повальский недовольно поморщился, но усилием воли заставил себя улыбнуться и почти весело произнес:

— Это пустяки.

Затем он повернулся и ушел. Все молча глядели ему вслед.

— Я тоже пошел домой, — проронил Толусь Поэт. — Нужно немного почитать. — Вскинув руку, он описал ею в воздухе круг, словно желая слить воедино белые облака и шныряющих в небе ласточек с шуршащей листвой берез и калин. Худое лицо его озарилось светом, в глазах появился блеск, а губы сложились в улыбку. — Да, — со вздохом произнес Толусь, — все на свете тлен и мишура в сравнении с прекрасной поэзией!

— А что ты теперь будешь делать, Толусь? — спросил дед Куфель, трезво оценив ситуацию.

— Я? — переспросил Толусь. — Ну что же, придется подыскать какое-нибудь добропорядочное занятие. — Он махнул на прощание рукой. — Держитесь, детективы. А если будет настроение, приходите ко мне. Я почитаю вам такие прекрасные стихи, что вы забудете обо всем на свете.

Повернувшись, Толусь удалился на своих тонких, как ходули, ногах.