Этот агент имел честь оказаться предметом заинтересованности такого незаурядного персонажа как барон Рихард фон Кюльман, временный поверенный Германии в Лондоне в два последних предвоенных года. Действуя, без сомнения, в соответствии с инструкциями из Берлина, этот дипломат предпринял большие усилия, расспрашивая в определенных кругах людей, которые, по его мнению, могли лично знать нашего агента и быть осведомленными об его делах. Но эти расспросы проводились так прямолинейно, что ничего не принесли.

Вот какой случай можно привести в качестве примера дипломатических методов господина фон Кюльмана. Он познакомился с одним довольно известным лондонским журналистом, пригласил его на ужин и представил ему там двух немецких морских офицеров, находящихся в гостях в Англии. — Двое моих друзей, — сказал он своему гостю, — очень хотели бы познакомиться с «Х» (он назвал имя британского агента), они думают, что он сейчас живет где-то в Германии. Его образ жизни, похоже, довольно интересный. Не знаете ли вы случайно, где можно его найти?

Такой наивный подход сразу же насторожил гостя, и он сообразил, что не стоит рассказывать ничего, что ему было известно. Учитывая репутацию господина советника-посланника фон Кюльмана как тонкого дипломата, этот случай стоит вспомнить.

В довоенное время немецкая пресса часто атаковала более или менее открыто членов британского Дипломатического корпуса, служивших в Европе, создавая иллюзию, что наши дипломаты проводят незаконные операции в области военной и морской разведки. У нас есть более высокие власти, которые могли бы заявить, что эти обвинения были совершенно необоснованны. Не только поведение наших военных и морских атташе всегда было безупречным, но, по политическим причинам, они даже не пытались использовать преимущества своего официального статуса для получения разведывательных сведений, даже если им такая возможность представлялась. Они никогда не встречались с агентами разведки, никогда не переписывались ни с кем из них, никогда не оказывали им помощи каким-либо образом.

Интересно было бы знать, все ли сотрудники немецкого посольства в Лондоне в последние предвоенные годы вели себя столь же безупречно. Существуют, как минимум, твердые доказательства, что не все из них проявляли активность в деле налаживания добрососедских отношений между двумя странами и преодоления взаимных подозрений. В своей знаменитой книге «Ютландская битва» капитан третьего ранга Георг фон Хазе (немецкое название — «Великая победа германского Флота открытого моря») рассказывает о беседе, состоявшейся в Киле в июле 1914 года с военно-морским атташе в Лондоне, капитаном второго ранга Эрихом фон Мюллером. Вот что говорил атташе капитану фон Хазе:

Капитан третьего ранга фон Хазе добавляет, что хотя эти взгляды полностью совпадали с его собственными, он, тем не менее, был «удивлен, услышав, как открыто они были высказаны».

Интересен факт, до сего времени неразглашенный, что Франция и Россия располагали определенным количеством агентов своих морских разведок в Германии. Русских было больше и, как известно, им удалось получить довольно много полезной информации. Есть свидетели, утверждавшие, что некоторые служащие Имперского арсенала в Данциге были российскими агентами. Если это так, то это объясняет, почему Морской генеральный штаб Российской империи был так хорошо осведомлен о немецких подлодках еще в самом начале войны, ведь именно Данциг тогда был основным центром немецкого подводного кораблестроения.

Известно также, что российские разведчики собрали точные сведения о береговых укреплениях немцев на Балтике, особенно на подступах к Кенигсбергу и Данцигу. Если бы царский флот был мощнее и управлялся лучше, он куда лучше воспользовался бы этой информацией. Но действительно сильны были русские, прежде всего, в контрразведке. В другой главе мы расскажем о некоторых из реализованных ими идей в этой области.

Как сказали бы ирландцы, лучшими агентами у русских были поляки. Наши собственные разведчики в Германии тоже часто использовали поляков, и обычно они были полезны и достойны доверия. Эта работа им нравилась, не столько из-за денежной выгоды, сколько из-за возможности насолить немцам, ведь поляки воспринимали их как угнетателей своей родины. Все без исключения поляки — немецкие подданные — ненавидели своих прусских хозяев.

Фотография, не стоит и говорить, играет важную роль в работе разведки. Объектив схватывает детали, которые не замечает самый опытный глаз. Поэтому наши агенты в Германии делали все, чтобы заполучить какие только возможно фотографии всех новых кораблей. Иногда доставалась дюжина фотографий с видом разных частей корабля, снятых под разными ракурсами. Одному из наших агентов удалось сделать моментальные снимки линейного крейсера «Дерфлингер», стоявшего на стапеле перед спуском на воду, и они дали очень полезные сведения об особенностях его подводной части, о которых мы даже и не подозревали.

Можно утверждать, что у нас были подробные фотографии всех немецких военных кораблей, вставших в строй до августа 1914 года. Снимки были разложены в хронологическом порядке в штабе военно-морской разведки, что позволяло с первого взгляда обнаружить изменения, особенно после модернизации на верфях арсеналов. Это позволило Адмиралтейству собрать коллекцию точных силуэтов всех боевых кораблей противника, что облегчало их распознание на море.

Незадолго до войны на немецком корабле «Блюхер» была установлена передняя треногая мачта британского образца. Не прошло и недели после того, как корабль покинул арсенал с новой мачтой, как его сфотографировали, и силуэт «Блюхера» был тут же исправлен.

По стечению обстоятельств эта мачта стала виновницей гибели множества немецких моряков в бою у Доггер-Банки, когда сильно поврежденный «Блюхер» тонул. Немецкий «цеппелин» по ошибке принял его за тонущий британский корабль и стал бомбить. Английские миноносцы как раз занимались спасением моряков с «Блюхера», но чтобы уберечься от бомб, они вынуждены были отойти. Результатом стала гибель сотен немцев.

Люди, привлеченные к работе в разведке, первыми поймут глубокую психологию «Утерянного письма» Эдгара Алана По. Им также хорошо понятно, что для сокрытия и раскрытия каких-то секретов нужно пользоваться самыми простыми методами — тем больше вероятность успеха. Впрочем, мы всегда воздавали должное эффективности цензуры, введенной немцами для контроля над публикацией военно-морских новостей, в ответ на политику «Тише! Тише!», разработанную Лордом Фишером. Но если и правда, что эта цензура оставила нас в тумане неведения на несколько лет, то строгая секретность, с которой немцы пытались скрыть все изменения в своем флоте, важные или не очень, часто приводила к результату, прямо противоположному ожидаемому.

Несколько раз агенты нашей разведки попадали на след явно очень важных фактов как раз благодаря выставленным напоказ мерам по их засекречиванию.

Примерами могут послужить испытания артиллерии на «Блюхере» и «Эльзасе» и создание первой немецкой 381-мм пушки. Мы узнали о существовании этой пушки даже раньше, чем она попала на испытания на полигон Круппа в Меппене, просто из-за почти театральных мер предосторожности, окружавших ее.

Точно также произошло с двигателями U-19, первой немецкой подлодки с дизельной силовой установкой. Постройка ее на верфи «Крупп-Германия» в Киле осталась бы в тайне, если бы цех, в котором она стояла, не был бы огражден от соседних цехов заграждениями, обклеенными объявлениями, грозившими всеми ужасными карами тому, кто без разрешения попытается пробраться в цех. Слух о таинственном секретном цехе тут же, разумеется, распространился по всей верфи. А так как на фирме работало шесть тысяч человек, новость вскоре обошла весь Киль. Один из агентов нашей разведки смог ухватиться за ниточку и в результате разузнал все подробности конструкции нового двигателя.