Сэр Томас опять забыл о присутствии прислуги.

— Люсинда, вы преувеличиваете! Ни один умный мужчина не станет пренебрегать женой только из скуки!

— Поверьте, мне недолго пришлось ломать голову над разгадкой: единственным моим достоинством в глазах лорда Мейза была репутация первой красавицы! — Люсинда улыбнулась и сделала выразительный жест. — Когда лорд Мейз вел меня к алтарю, все говорили о нашем браке как о призе сезона. Он получил мое согласие — а другие соискатели моей руки удовлетворились созерцательным интересом. Лорд Мейз оказался счастливым обладателем красивой и хорошо воспитанной жены, а остальное никого не интересовало.

— Эта горечь нанесет вам вред, Люсинда, — упрекнул ее сэр Томас.

Несмотря на свой протест, он был расстроен. В конце концов, дело касалось его дочери. Его тревожило, что она прошла через то, о чем рассказывала.

— Разве я говорю с горечью? — Люсинда немного подумала и пожала плечами. — Возможно, что да. И все же я безмерно благодарна ему. В первую очередь за то, что он на семь месяцев обрек меня на одиночество: мне было бы невыносимо делать счастливый вид перед знакомыми. Думаю, что благодаря заточению я сохранила здравый ум. И хотя я была опечалена известием о смерти мужа, я откровенно говорю вам, папа, что испытала большое облегчение. По прошествии трех долгих лет наконец-то этот фарс закончился.

— Люсинда! — Сэр Томас стукнул кулаком по столу. Столовые приборы подпрыгнули от удара. Огорчение сменилось ужасом от бессердечия дочери. Ему хотелось многое сказать, но эмоции не дали хода словам. Он лишь бессильно открывал и закрывал рот.

В избытке эмоций сэр Томас вновь забыл, что они беседуют не в одиночестве. Люсинда, однако, этого не забыла и отчетливо сознавала, насколько бесстыдно подслушивают их дворецкий и лакей. Поняв, насколько важен для отца этот разговор, она сочла благоразумным продолжить его в более приватной обстановке. Она жестом отпустила прислугу, и оба с явной неохотой покинули столовую.

Едва закрылась дверь для прислуги, как сэр Томас взорвался:

— Я запрещаю вам говорить со мной о вашем муже в таком неуважительном и циничном тоне! Достаточно вспомнить, что лорд Мейз дал вам все — буквально все! — о чем только можно было мечтать…

— Драгоценности и безделушки, наряды и шляпки, чтобы заставить завидовать женскую часть общества и чтобы все только и говорили, что я так превосходно отражаю в себе достоинства своего мужа. И мой портрет будет заказан самому дорогому портретисту. Но не забудьте при этом слезы, одиночество и перспективу провести остаток жизни таким же грустным образом. — Люсинда вздохнула и покачала головой: — Вы не правы, папа.

— Как вы можете так говорить? Каждая женщина должна желать того, что было дано вам, — вновь выразил протест сэр Томас.

— Нет, папа, не думаю, — спокойно сказала она с грустной улыбкой. — Мне не выпало ничего из того, что я желала. Заключив брак со мной, лорд Мейз дал вам с мамой все, чего вы желали.

Лицо сэра Томаса побагровело.

— Насколько я помню, вы не возражали против брака с лордом Мейзом. Мы с вашей матерью никогда бы не стали заставлять вас выходить за человека, который был вам неприятен. Лорд Мейз дал вам то, чего родители могут желать для дочери: богатство, положение в обществе, имя. Конечно, он слишком увлекался женщинами низкого происхождения, но мы были уверены, что как только вы поженитесь — это останется в прошлом.

— Да, так и объяснила мне мама. Но она обманулась в ожиданиях.

— Да, обманулась, — тяжко вздохнул сэр Томас. Выражение лица дочери стало насмешливым, а отец понял, что затронул опасную тему. И он вновь сел на любимого конька. — Вы не были против замужества, Люсинда! Вы также видели все преимущества этого брака!

— Я просто послушная дочь, — согласилась Люсинда. Она улыбнулась горячности отца. — Умоляю, не поймите меня неверно, папа. Я не виню ни вас, ни маму. Я очень надеялась на счастье с лордом Мейзом. Я хотела быть хорошей женой и думала, что со временем он оценит и полюбит меня. Однако — чего не случилось, того не случилось. Я теперь свободна от своего несчастливого брака, и умоляю, не ставьте мне в вину моего удовлетворения свободой.

Сэр Томас не мог устоять перед искренней просьбой дочери. В ее словах многое было правдой. Он вновь тяжело вздохнул.

— Я сожалею, что брак принес вам столько несчастья, Люсинда. Лорд Мейз обошелся с вами дурно. Однако, как вы сказали, теперь его нет в живых, и делу конец. Вы теперь обеспечены. Я рад, что настоял на том, чтобы вам были завещаны средства. Лорд Мейз щедро даровал вам и вашим будущим наследникам Кэрберри. Конечно, имение небольшое, но приносит доход. К тому же у вас есть ежегодная рента.

— У меня нет причин жаловаться. Определенно, я более счастлива, чем большинство женщин, которые остались лишь с вдовьей долей наследства. — Она была рада прийти к согласию с отцом хотя бы по одному из пунктов. — Вы были в этом весьма дальновидны, папа.

Сэр Томас повеселел и удовлетворенно кивнул.

— Вы правы, дочь моя. Значит, пришла пора снимать траур. Ну что ж, тем лучше! Теперь нужно подумать о будущем.

— Именно этим я занималась целый год, папа. — Люсинда улыбнулась, предугадывая немедленную реакцию отца на это заявление. — Я решила ехать в Лондон.

— В Лондон! — Сэр Томас в изумлении посмотрел на нее, еще раз потрясенный. — Почему? Что вы намереваетесь там делать?

— Ну, я намереваюсь слегка поразвлечься, — пытаясь не рассмеяться, ответила Люсинда.

— Конечно, вы должны желать этого. Но я имел в виду: какие у вас планы?

Люсинде стало жаль отца.

— Я собираюсь поселиться там на зимний сезон, папа. Наследник и кузен покойного мужа, Уилфред Мейз, как вы знаете, неженат, и снимает в Лондоне квартиру, предпочитая это собственному дому. Уилфред благородно пригласил меня поселиться на неопределенный срок в его покинутом доме, и я уже приняла приглашение. Что касается моих планов, то они весьма просты: я собираюсь ездить за покупками и посещать каждый вечер бал, куда буду приглашена. Я брошусь в круговорот развлечений и удовольствий, пока у меня не закружится от них голова. Надеюсь, в скором времени мне удастся вытеснить из памяти даже воспоминания об этом несчастном браке.

Сэр Томас был глубоко шокирован. Перед его мысленным взором возник образ красавицы-дочери, увешанной бриллиантами, нескромно одетой, смеющейся с незнакомыми мужчинами и падающей в их объятия.

— Вы не смеете так говорить и поступать, Люсинда! — почти прошептал потрясенный отец.

— Я никогда еще не говорила более здраво, папа, — ответила Люсинда.

— Но подумайте, что о вас скажут в свете! Вы еще так молоды. Вас будут обсуждать повсеместно, и никто не защитит вас от оскорблений и злословия. — Сэр Томас в волнении поднялся из-за стола и заложил руки за спину.

— Я больше не девочка с мечтательным взглядом, о которой судят лишь по личику и фигуре, папа, — сухо сказала Люсинда.

— О, конечно нет. И вы никогда не были пустышкой. Вы всегда отличались здравомыслием, — отвечал сэр Томас, нежно сжав худенькое плечико дочери.