— Последний человек, который обещал мне вторую молодость, оказался продавцом "гербалайфа".

— Признаюсь честно, я в замешательстве, — сказал Соломон. — У меня сейчас есть два пути убедить вас поступить так, как мне нужно, не прибегая при этом к насилию. Я предпочел бы заплатить вам артефактами, кредитами Системы и общей информацией о происходящем, и это было бы лучше и для вас всех тоже. Но я вижу, что вы слишком враждебно ко мне настроены и это мешает вам мыслить трезво.

— А второй путь? — поинтересовался Кабан.

— Я могу сделать так, что вы согласитесь на все мои условия добровольно и без всякого принуждения, — сказал Соломон. — Но я бы вам этот вариант не советовал.

— Это почему же?

— Это будет тяжелый путь, — сказал он. — Для вас, не для меня.

— Звучит, как угроза.

— Не представляю, что вы можете мне предложить, молодой человек, — сказала Зинаида Петровна. — Никаких богатств этого мира, никаких обещаний не хватит…

— Ладно, я ведь знал, что этим кончится, — прервал ее тираду Соломон, вытаскивая откуда-то, очевидно, их инвентаря, некий предмет. Он был похож на хрустальный шар, которым всяческие шарлатаны любят украшать свои кабинеты, только был раза в три больше и черный. В его глубине светился какой-то огонек, и тут я понял, что эта штука мне напоминает. Какую-то хреновину из довольно скучного и чрезмерно затянутого фильма про эльфов, орков, хоббитов и прочих любителей выбрасывать бижутерию в вулкан.

— Палантир! — ахнул Федор.

— Не совсем, — сказал Соломон и протянул его Зинаиде Петровне. — Взгляните.

— Я бы не советовал, — сказал Федор. — Никогда не знаешь, что с другой стороны этой штуковины на тебя смотрит.

— С другой стороны никого нет, — заверил его Соломон. — Только сам смотрящий.

— Так это еще опаснее, — сказал я.

Но, конечно же, она посмотрела. Собственно говоря, Федор еще не успел договорить, а она уже смотрела. Она застыла, как изваяние, руки до белизны в пальцах сжимали шар, а через минуту из ее раскрывшихся глаз потекли слезы. Последний раз я видел это явление… примерно никогда.

Оксана бросилась к ней, но Кабан перехватил ее на полпути и обнял за талию. Пусть досмотрит, раз уж начала.

— Итак, — сказал Соломон, аккуратно вынимая шар из ее рук. — Вы пойдете со мной?

— Пойду, — сказала она. — Ради…

— Молчите.

Она кивнула, достала из кармана носовой платок и промокнула потекшую тушь. Пенсия пенсией, Апокалипсис Апокалипсисом, а предстать перед людьми ненакрашенной это все равно моветон.

— Что вы ей показали? — спросила Оксана. — Мама, что он тебе показал?

Вместо ответа Зинаида Петровна разразилась рыданиями. В таком душевном раздрае я ее никогда не видел, и похоже, что не только я. Наверное, даже перед свадьбой ее дочери со Стасом она убивалась меньше.

Видеть ее в таком состоянии было… неловко.

— Дай теперь мне, — Кабан требовательно протянул руку.

Соломон молча вложил в нее недопалантир. Кабан принял артефакт правой рукой, но заколебался и не спешил в него заглядывать.

— Это какой-то способ промыть мозги? — спросил он.

— Нет, — сказал Соломон. — Это способ поставить мозги на место. Этот предмет открывает правду.

— Почему же ты не хотел прибегать к этому варианту?

— Система в каком-то роде милосердна, особенно к новичкам, — сказал Соломон. — А правда безжалостна.

Мысль, которая не давала мне покоя все это время, снова попыталась вырваться из подсознания, но чертоги моего разума оказались для нее закрыты.

Так что она продолжила биться в бронированные ворота, а они скрипели и не поддавались.

— Ты хочешь сказать, что Система промыла нам мозги? — спросил я.

— Не совсем так, — сказал Соломон. — Она лишь заблокировала часть ваших воспоминаний. Ту часть, которая помешает вам легче адаптироваться к новому миру. Поэтому сейчас, на самом деле, я не оказываю вам услугу, а скорее наоборот.

Кабан посмотрел.

Его зубы заскрежетали так, что я начал беспокоиться за их сохранность, а левая рука, которая оставалась свободной, сжалась в кулак так крепко, что ногти пробили кожу и на траву закапала кровь.

Наконец, спустя вечность с небольшим, его руки разжались, шар упал на траву, а Кабан со всей дури заехал себе левой ладонью по лицу, размазывая кровь. Смотреть на него было страшно. Слов ни у кого не нашлось. Кто ж знает, что он там увидел. Крушение империй, гибель богов или забытое лицо своего отца…

— Ты поможешь? — Кабан смотрел только на Соломона.

— Помогу.

— Тогда с меня все, что хочешь, — сказал Кабан. — Так ведь, Зинаида Петровна?

— Да, Станислав, — сказала она и снова разрыдалась. — Что угодно.

— Стас? Мама? О чем вы вообще говорите?

— Не о чем, — сказал Кабан. — О ком.

— И о ком?

— Милана, — сказал Кабан. На лице его жены не отразилось ничего, кроме непонимания. Мне это имя тоже ни о чем не говорило.

— Дай посмотреть, — сказала Оксана, шагая вперед и протягивая руку к шару.

— Не надо, — сказал Кабан. Он двинулся к "хаммеру", открыл багажник и вытащил оттуда… Сиденье для карликов? Я знал, что это было неправильное название предмета, но правильное по прежнему продолжало стучаться в закрытые двери, разбивая лоб в кровь. — Что это, по-твоему? Чье оно?

— Я не… я не знаю, — в смятении сказала Оксана.

— Она не вспомнит, — сказал Соломон. — Эта часть памяти блокирована Системой, и мозг не способен преодолеть блок самостоятельно. Пусть посмотрит.

— Она вспомнит, — сказал Кабан. — Милана — это наша дочь.