Мак присел на корточки.

Ее мать, должно быть, рано умерла, возможно, в родах, и ее воспитывал отец. Ее экстрасенсорные способности проявились между старшими классами и колледжем. Большая часть фото относилась к периоду до этого. С тех пор, как появилась ее способность читать предметы и людей, у нее было два бойфренда. А за последние три года… ничего. Ни разу за все то время, что Мак знал Изабель, ее телефон не звонил по какому-то поводу, кроме работы, и даже это случалось редко.

Мак убрал фото обратно, выключил свет и перешел к небольшому столу в углу спальни. В среднем ящике лежала чековая книжка — счета за коммунальные услуги, ремонт туфель, аренда. Он достал черный календарь с разворотами по месяцам. В этом месяце было только два визита, один из которых — «Оливос». Должно быть, это Анита, жена Бена — и причина, по которой Мак познакомился с Изабель. Ее ложное признание на телевидении дорого ей обошлось. Мак пролистал вперед и не нашел ничего — а нет, подождите, в октябре, 23-го — одно слово «папа». В последних фото о нем ничего не было. Дата смерти.

Мак пролистал к началу года — больше фамилий клиентов, стоматолог, но никаких имен, никаких друзей. Он положил календарь на место.

Изабель одинока.

Он просмотрел другие ящики и нашел канцелярские принадлежности, а в нижнем ящике лежал большой конверт. Открыв его, Мак вытащил толстый диплом цвета слоновой кости.

— Психология, — вслух прочитал Мак.

Была ли это базовая специальность, которую получали студенты, не выбравшие направление? Каким-то образом Мак почувствовал, что нет. Он покосился обратно на шкаф. Ее экстрасенсорные способности пришли до колледжа. Степень по психологии помогла бы ей работать с клиентами. Или, возможно, являлась частью понимания своего дара.

Мак невольно слегка улыбнулся.

Психология — это хорошо. Это могло помочь.

Он убрал диплом обратно и закрыл ящик. В комоде Мак заглянул в дальний угол ящика с нижним бельем, но ничего не нашел. Но открыв ящик с перчатками, он помедлил. Мак понимал, что она носила разные, но не осознавал, что их было так много. Он взял знакомую ему серую пару мягких перчаток.

Изабель умела выживать. Она не убегала от своего дара. Она убегала от людей.

Мак провел тыльной стороной пальцев по рядам перчаток, слева направо. Она сказала, что прочтение Мака положит конец их отношениям. Он вспомнил выражение ее лица, когда он сказал ей прочесть его — страх. Мак положил льняные перчатки в ряд с остальными.

Она готова была выступить наживкой для поимки серийного убийцы, который упивался пытками. Вопреки тому, что она видела на местах преступлений и считывала с предметов, Изабель была достаточно храброй, чтобы согласиться на план Бена. И все же мысль об окончании их отношений была для нее немыслимой.

Она храбрая, подумал Мак, закрывая ящик. Она умная. И она умеет выживать.

Он посмотрел на свое отражение в зеркале над комодом.

А Хамелеон?

Он думает, что нашел похожую на остальных. Но нет. Изабель — не такая, как они. Она будет бороться за выживание. Ему стоило придерживаться схемы и выбрать более юную жертву. Он не осознавал, что оставил отпечаток пальца, засветился на камерах в госпитале и, скорее всего, на видео из здания ФБР. Но одно не изменилось: его жажда скандальной известности.

Мак застыл на месте, когда очередной кусочек головоломки встал на место.

Скорее всего, не изменилась еще одна деталь. Убийца был Хамелеоном, который использовал костюмы, чтобы слиться с окружением. В здании ФБР выбор сужался всего до нескольких вариантов. Должны иметься магазины костюмов, формы.

Хотя на дворе уже стояла полночь, Мак вытащил телефон и набрал Диксона.

— Держись, Изабель, — пробормотал он. — Держись.

Изабель не спала уже несколько часов к тому времени, когда пришел Хамелеон. Она несколько раз ненадолго задремала, но боль от оков она не могла игнорировать. Однако бодрствование ей помогло. Она заставила свой разум вспомнить все, что Мак когда-либо говорил ей о Хамелеоне.

Но когда он неспешно шел по коридору снаружи, его ботинки отбивали медленный, но ровный ритм, Хамелеон насвистывал. И к шоку Изабель, этот звук мгновенно выбил ее из колеи. Она не узнала небрежный и легкий мотивчик, но мгновенно покрылась потом. Как будто близящаяся боль стала нормальной, ожидаемой и абсолютно рутинной.

Изабель левой рукой стиснула толстую цепь, удерживавшую металлическую койку. Где-то ночью она осознала, что если держаться за эту цепь, то это облегчает натяжение наручников на запястье. Его шаги приближались.

Вся та решительность, которую Изабель выстроила в одиночестве, испарилась.

Веселое посвистывание становилось ближе.

Прекрати, подумала Изабель, зажмуривая глаза. Прекрати этот звук!

Как будто отреагировав на нее, он умолк, и Изабель осознала, что он стоит за дверью камеры.

— Доброе утро, Изабель, — сказал он, широко улыбаясь и открывая скрипящую дверь. Она содрогнулась совершенно против своей воли. — А, вижу, ты уже готова начинать.

Всю ночь во тьме и холоде Изабель думала об этом моменте и о том, что она ему скажет — миллион вариантов. Но сейчас — ничего.

Хамелеон подтащил металлический стул по бетонному полу и сел на него как вчера — задом наперед. Изабель отодвинулась к стене, насколько это вообще было возможно.

Что говорил Мак? Думай, Изабель, думай!

— Кажется, я тебе не говорил, — начал Хамелеон, — какой у тебя изумительный голос.

Она уставилась на него.

Изумительный голос?

— Когда ты кричишь, — добавил он, опуская руку к ремню.

Изабель услышала, как что-то расстегнулось.

О боже. Он собирается начать заново. Думай!

Он поднял маленькую бриллиантовую сережку-гвоздик, показывая ее Изабель. Она поблескивала даже в молочном свете из грязных окон в коридоре.

— Это принадлежало…

— Кому? — завопила Изабель громче, чем собиралась. — Твоей матери?

Хамелеон неодобрительно нахмурился, как будто она дала неверный ответ на экзамене.

— Нет, — сказал он, растягивая слова, как будто стараясь быть терпеливым. — Это от…

— Потому что разве не с твоей матери все это началось? — произнесла Изабель дрожащим голосом.

Хамелеон склонил голову, вертя ей так сильно, что его лицо как будто крутилось по кругу.

— Что? — переспросил он.

— Это все секс, — ответила Изабель, видя, что слова приносят результат. — Разве не в этом все дело? — он стиснул сережку в кулаке. — Потому что это для тебя секс, — продолжала Изабель. — Не так ли? Так ты расслабляешься, — Хамелеон медленно встал, не отрывая от нее взгляда. — Ты не можешь заниматься настоящим сексом, — сказала Изабель.

Она услышала, как сережка упала в кожаный футляр на его поясе, и защелкнулась застежка. Но когда он пинком отодвинул стул в сторону, Изабель осознала, что он держит в руке что-то новое. Это была короткая палка из черного металла, но как только он быстро взмахнул ею обрывистым режущим движением, она удлинилась с громким щелчком.

Ой-ой.

Его губы скривились в странной гримасе, которая выглядела почти так, будто он смеется, но он не сказал ни слова. Вместо этого он замахнулся металлическим прутом по голове Изабель. Ее правый локоть немедленно парировал удар. Прут отскочил в сторону, и пронзительный удар заставил ее запястье дернуться в наручнике. Но когда Изабель зажмурила глаза и спрятала лицо под согнутой рукой, внезапный удар по животу заставил ее захрипеть. Воздух вырвался из ее легких, боль затопила все тело.

Быстрая череда трех резких, жалящих, болезненных ударов по туловищу оставили Изабель совершенно бездыханной. Она пыталась приподнять ноги, но наручники прочно удерживали ее лодыжки. И хоть рука все еще заслоняла ее лицо, она утратила всю силу, едва умудряясь удерживать ее на месте. Комната бешено завертелась перед ее глазами, но Изабель попыталась изогнуть туловище, отвернуться от него, чтобы суметь дышать. Но когда прут снова опустился, и острая боль пронзила ее тело, мир быстро провалился во тьму.