В перерывах между плаваниями он неизменно навещал единственную семью, которую любил и которая осталась у него в этом мире.

И каким же верным товарищем был он Жоэлю, когда приезжал в Дааль! Он сопровождал его во всех походах по горам, вплоть до самых высоких плато Телемарка. После фьордов горные пики уже не пугали молодого моряка, и он никогда не отставал от Жоэля, а если и отставал, то затем лишь, чтобы составить компанию своей кузине Гульде.

Мало-помалу Оле и Жоэля связала теснейшая дружба. Но по отношению к юной сестре Жоэля чувство это приняло совсем иную форму. И кто, как не Жоэль, поощрял в этом Оле?! Во всей их провинции его сестра не нашла бы лучшего парня — с таким преданным, добрым нравом и любящим горячим сердцем. В браке с Оле Гульда непременно обрела бы свое счастье. Так что молодая девушка, с молчаливого одобрения своей матери и брата, уступила захватившему ее чувству. И не смотрите, что обитатели Севера столь скупы на проявление своих эмоций,[48] — это вовсе не свидетельство их холодности, отнюдь нет! Просто такова уж их манера поведения, и, кто знает, не стоит ли она любой другой!

Словом, однажды, когда все четверо сидели в большом зале, Оле вдруг без обиняков сказал:

— Есть у меня одна мысль, Гульда!

— Какая же? — спросила девушка.

— Я вот думаю, а не пожениться ли нам?

— Да, я тоже так думаю.

— Это было бы неплохо, — добавила фру Хансен так, словно вопрос обсуждался уже множество раз.

— И верно. А знаешь, Оле, — вмешался Жоэль, — ведь таким манером я стану тебе шурином.[49]

— Верно, — ответил Оле, — но вполне возможно, дорогой Жоэль, что от этого я полюблю тебя еще больше.

— Если такое возможно!

— А вот увидишь!

— Ну, я-то ничего лучшего и не желаю! — воскликнул Жоэль, подходя к кузену, чтобы крепко пожать ему руку.

— Значит, ты решила, Гульда? — спросила фру Хансен.

— Да, матушка.

— Ты правильно решила, — сказал Оле. — Я ведь давно люблю тебя, только молчал об этом.

— И я тоже.

— Просто не знаю, как это со мной случилось.

— Да и я не знаю.

— Наверное, оттого, что я видел, как ты хорошеешь с каждым днем и делаешься все добрее…

— Ох, милый Оле, уж ты скажешь!..

— А что ж тут такого, коли это чистая правда, тебе и краснеть нечего! А вы, фру Хансен, разве не приметили, что я люблю Гульду?

— Да, кое-что примечала.

— А ты, Жоэль?

— А я сразу приметил.

— Ну тогда прямо скажу, вы должны были меня предупредить! — с улыбкой отвечал Оле.

— Но как же твое плавание? — спросила фру Хансен. — Ведь когда ты женишься, тебе, верно, тяжко будет уходить в море так надолго?

— Верно, тяжко, — проговорил жених, — вот потому-то после свадьбы я плавать больше не стану.

— Не станешь плавать?

— Нет. Разве я смогу разлучаться с Гульдой на долгие месяцы?

— Значит, сейчас ты уйдешь в рейс последний раз?

— Да, но если нам хоть немного повезет, этот сезон позволит мне прикопить деньжат, — ведь господа братья Хелп твердо посулили мне полную долю в выручке.

— Какие славные люди! — воскликнул Жоэль.

— Лучше не бывает, — ответил Оле. — У нас в Бергене все моряки знают их и ценят выше некуда.

— Дорогой мой, чем же ты займешься, когда перестанешь плавать? — спросила Гульда.

— А вот чем: я стану компаньоном[50] Жоэля. Ноги у меня крепкие, а если они и не сдюжат, то со временем, мало-помалу, я их приучу к ходьбе. Впрочем, я тут обдумал еще одно дело, которое также обещает стать небезвыгодным. Почему бы нам не наладить почтовую службу между Драмменом, Конгсбергом и селениями Телемарка? Сообщение тут трудное, нерегулярное, вот где можно неплохо подзаработать. В общем, есть у меня задумки, не считая еще…

— Не считая чего?

— Да так, ничего. Об остальном потолкуем после, когда я вернусь. Хочу только заверить вас, что я готов заниматься всем чем угодно, лишь бы сделать Гульду самой счастливой женщиной в стране. Да, вот так-то! Это я решил твердо.

— Ах, Оле, если бы ты знал, как это легко! — воскликнула девушка, протянув ему руку. — Считай, что полдела уже сделано, — есть ли более счастливый дом, чем наш в Даале?!

При этих словах фру Хансен почему-то на мгновение отвернулась от них.

— Ну так, значит, все решено? — радостно повторил Оле.

— Да, решено, — ответил Жоэль.

— И больше к этому разговору не вернемся?

— Никогда.

— А ты, Гульда, ни о чем не пожалеешь?

— Ни о чем, милый Оле.

— Ну а что касается дня свадьбы, я так думаю, лучше будет дождаться твоего возвращения, — добавил Жоэль.

— Ладно, пусть так, но назовите меня разнесчастнейшим из людей, если меньше чем через год я не поведу Гульду в церковь Мела, где наш друг пастор Андресен охотно прочтет в нашу честь самые свои прекрасные молитвы!

Вот таким образом и решен был брак Гульды Хансен и Оле Кампа.

Через неделю молодому моряку предстояло подняться на борт своей шхуны в Бергене. Но перед разлукой он и Гульда, следуя трогательному обычаю, принятому в скандинавских странах, помолвились.

В Норвегии, славящейся простыми и честными нравами, действительно существует подобный обряд. Иногда сама свадьба празднуется только два-три года спустя. Не напоминает ли эта церемония ту, что происходила у первых христиан, когда церковь в Европе только зарождалась? Но помолвка — это не простой обмен словами, опирающимися только на добрую волю обеих сторон. Отнюдь нет! Обязательство, взятое ими, весьма серьезно, и даже при том, что этот акт не считается официальным, он защищен древним обычаем, естественным законом данного народа.

Вот и в случае с Гульдой и Оле следовало организовать подобную церемонию под руководством пастора Андресена. Ни в Даале, ни в близлежащих селениях своего пастора не было. Но зато в Норвегии существуют городки, называемые «воскресными», ибо там имеется дом пастора — «proestegjelb». Вот там-то и собираются на религиозную службу самые влиятельные семьи прихода. В доме им даже отведено особое помещение, где они могут остановиться на ночь, если какая-нибудь церемония требует длительного времени. Оттуда прихожане возвращаются домой, как с паломничества. Впрочем, в Даале-то часовня имеется, но пастор наведывается туда по личным просьбам прихожан, а не для официальных церемоний. Да и Мел расположен не так уж далеко: всего-то в половине норвежской мили, иначе говоря, его отделяют от противоположного берега Тинна десять километров. Что же до пастора Андресена, то он прекрасный ходок и всегда рад услужить своим прихожанам.

Вот потому-то его и попросили явиться на помолвку в двойном качестве — духовного пастыря и друга семьи Хансенов. Они знались уже много лет. Пастор наблюдал, как росли Гульда и Жоэль, любил их так же, как любил он «юного морского волка» Оле Кампа. И ничто не могло доставить ему большего удовольствия, чем этот брак. Он стоил того, чтобы его праздновала вся долина Вестфьорддааля.

Словом, пастор Андресен надел свой белый воротничок, взял молитвенник и одним прекрасным (а впрочем, весьма дождливым) утром направился в Дааль, куда и прибыл в сопровождении Жоэля, встретившего его на полпути. Не стоит и говорить о том, как радушно он был принят в гостинице фру Хансен и какую уютную комнату отвели ему на первом этаже. Пол был устлан свежими ветками можжевельника, наполнившими весь дом благоуханием, словно в часовне.

На следующий день, с утра пораньше, двери маленькой даальской церквушки распахнулись перед пастором и его молитвенником, и в присутствии нескольких друзей и соседей семьи Хансен Оле дал клятву жениться на Гульде, а Гульда — выйти замуж за Оле по возвращении юного моряка из плавания, куда ему предстояло вскоре отправиться. Год ожидания — срок немалый, но когда-то ведь кончится и он, особенно если жених и невеста так уверены друг в друге.